– Гулял по лесу.
– Как долго?
– Не знаю.
– Ну, как вам кажется?
– Возможно, полчаса.
– Что вы делали потом?
– Вернулся в гостиницу, велел подавать лошадь и поехал домой.
– Почему вы не подождали остальных членов экспедиции?
– Не было настроения.
Вопрос был повторен на все лады, однако Рэднор упрямо отказывался обсуждать эту тему. Последнее, что он обещал мне перед тем, как идти на слушание, это то, что он прояснит все подозрительные моменты относительно своего поведения в день совершения преступления. Я взялся за него сам, но не смог вытащить из него больше, чем это удалось коронеру. По какой-то причине он совершенно переменился, и его поведение предостерегало меня от доведения дела до крайности. Я сел на место и допрос продолжился.
– Мистер Гейлорд, – сурово промолвил коронер, – вы слышали показания, касающиеся вашего специфического поведения во время возвращения в гостиницу. Трое свидетелей показали, что вы находились в неестественно взволнованном состоянии. Это правда?
Рэднор сказал, что, наверное, правда. Он не собирается оспаривать правдивость джентльменов. Сам он не помнит своих действий, но, похоже, было множество очевидцев, которые помнят.
– Вы можете объяснить свое странное поведение?
– Я уже неоднократно говорил вам, что не могу. Я плохо себя чувствовал, вот и все дела.
По залу прошелестел недоверчивый шепот. Все понимали, что он что-то скрывает, и я видел, что он быстро теряет симпатию, завоеванную вначале. Я сам затруднялся объяснить его поведение, но, поскольку я пребывал в абсолютном неведении, мне ничего другого не оставалось, как позволить событиям идти своим чередом. На этом Рэднор был отпущен, и следующие полчаса потратили на обсуждение отпечатков ног, найденных на глинистой тропинке, на месте преступления. Следы Моисея-Кошачьего-Глаза были признаны незамедлительно, но другие послужили поводом для изрядного количества дискуссий. Были представлены точные копии отпечатков, которые сравнили с ботинками для верховой езды, бывшими в тот момент на полковнике и на Рэдноре. След полковника спутать было невозможно, но я лично не считаю, что предполагаемый след ботинка Рэднора идеально совпадал с самим ботинком. Тем не менее, присяжных это, кажется, удовлетворило, и Рэднора вызвали для объяснения. Единственная его гипотеза сводилась к тому, что это отпечаток, который он оставил, проходя по тропинке на пути к выходу.
След был не на тропинке, сообщили ему, а на влажной глине на краю пропасти.
Рэднор пожал плечами. В таком случае это не мог быть след его ботинка. Он не сходил с тропинки.
Что касается спичечного коробка, он также не мог дать удовлетворительного ответа. Он признал, что это его коробок, однако был способен объяснить его присутствие на тропинке не больше, чем сам коронер.
– Когда вы помните, что видели его в последний раз? – осведомился коронер.
Рэднор подумал. – Помню, я одолжил его миссис Мэзерс, когда она складывала костер в лесу, чтобы сварить кофе. После этого я ничего про него не помню.
– Как вы объясните его присутствие на месте преступления?
– Я могу только догадываться, что, к моему неведению, он, должно быть, выпал у меня из кармана, когда я выходил из пещеры.
Коронер заметил: то, что он выронил коробок на том самом месте, было несчастливым совпадением.
На этом он счел целесообразным прервать показания Рэднора. Больше слов из него было не вытянуть, и наконец его отпустили, пригласив на кафедру миссис Мэзерс.
Она помнила, что одолжила спичечный коробок, потом кто-то отозвал ее в сторонку, и она уже не могла вспомнить, что с ним сделала. Ей казалось, что она, очевидно, вернула его, ибо она всегда возвращает одолженное, однако в этом она отнюдь не была уверена. Весьма вероятно, что она оставила его у себя и выронила на обратном пути из пещеры.
Было ясно, что она не хотела сказать чего-нибудь, что вменялось бы Рэднору в вину; к тому же, она и впрямь была слишком взволнована, чтобы помнить свои действия. Было допрошено еще несколько человек, однако вопрос о спичечном коробке так и не прояснился. Так что в конце заседания он остался тем, чем являлся вначале: всего лишь весьма досадной косвенной уликой.
Слушание в этот день завершилось, следствие перенесли на завтрашнее утро, на десять часов. О призраке до сих пор не было произнесено ни слова, но я был полон мрачных предчувствий относительно того, что может принести следующий день. Я понимал, что если затронут эту тему, то всем шансам Рэднора избежать суда большого жюри будет раз и навсегда положен конец. А это, в лучшем случае, может означать еще два месяца тюремного заключения. Чем это могло бы обернуться в худшем случае, мне даже думать не хотелось.
Глава XIV
Вердикт присяжных
На завтра утром, едва оглядев зал, я с очевидной ясностью понял, какое направление примет следствие. В дальнем углу, наполовину скрытый широкой спиной Мэттисона, сидел Клэнси, детектив из Вашингтона. Я узнал его, испытав раздражение и разочарование. Стоит нам принять его версию об украденных облигациях, и – прости-прощай последняя надежда Рэднора на завоевание общественной симпатии.
Рэднор должен был занять кафедру первым. Он не заметил детектива, а у меня не было возможности сообщить о его присутствии. Коронер незамедлительно углубился в вопрос об ограблении и призраке, по обеспокоенному же взгляду Рэднора стало слишком очевидно, что на эту тему он говорить не желает.
– Мистер Гейлорд, ваш дом недавно был ограблен?
– Да.
– Опишите, пожалуйста, то, что было похищено.
– Пять облигаций… четырехпроцентных государственного займа… кошелек с деньгами… всего около двадцати долларов… два документа о передаче собственности и страховой полис.
– Вам не удалось выследить вора?
– Нет.
– Несмотря на все усилия?
– Видите ли, разумеется, мы проработали этот вопрос.
– И тем не менее не смогли придумать ни одной версии того, как были похищены облигации?
– Нет, у меня абсолютно никаких версий.
– Полагаю, вы наняли детектива?
– Да.
– Он также не имел ни одной версии?
Формулируя свой ответ, Рэднор явно замешкался.
– У него не было версии, которая бы с успехом отвечала действительности.
– Но у него была версия о местонахождении облигаций, не так ли?
– Да… однако она не имела под собой ни малейшего основания, и я предпочитаю ее не рассматривать.
Коронер сменил тему. – Мистер Гейлорд, в последнее время среди негров, работающих в ваших владениях, ходят слухи о появлении призрака, верно?
– Да.
– Можете ли вы что-либо сообщить по данному предмету?
– Негры суеверны, их легко напугать, так что стоит распустить слух о привидении, как он начинает набирать обороты. Большинство историй существовало только в их воображении.
– Так вам кажется, что у всех этих историй вовсе не было основания?
– Я предпочту не говорить об этом.
– Мистер Гейлорд, не кажется ли вам, что призрак как-то связан с ограблением?
– Нет, не кажется.
– Не думаете ли вы, что призрак как-то связан с убийством вашего отца?
– Нет! – сказал Рэднор.
– На этом все, мистер Гейлорд… Суд вызывает Джеймса Клэнси.
Услышав это имя, Рэднор вдруг поднял голову и сел вполоборота, словно собираясь что-то сказать, однако, немного подумав, занял прежнее положение и, сердито нахмурившись, наблюдал за приближением сыщика. Клэнси не удостоил Рэднора взглядом, он излагал свои показания в энергичной, язвительной манере, нагнетавшей напряженное внимание всего зала. Одним махом он поведал рассказ о своем приезде в «Четыре Пруда» и свои выводы относительно привидения и кражи, обойдя, тем не менее, стороной всяческие упоминания о письме.
– Должен ли я понимать, что вы так и не сообщили своих выводов полковнику Гейлорду? – поинтересовался коронер.
– Нет, он меня нанял, но, учитывая обстоятельства, я счел более милосердным оставить его в неведении.
– С вашей стороны это было великодушно. Полагаю, вы слегка пострадали в смысле вознаграждения?
Вопрос привел детектива в небольшое замешательство.
– Видите ли, так вышло, что не пострадал. Там был некий кузен… мистер Кросби, – он кивнул в мою сторону, – который гостил в доме и взял расходы на себя. Видимо, он решил, что у молодого человека не было намерения совершать кражу и что всем вокруг будет лучше, если я позволю им самим между собой разобраться.
– Протестую! – крикнул я. – Я совершенно четко выразил убеждение в том, что Рэднор Гейлорд ничего не знал про облигации, и я заплатил ему с целью избавиться от него, ибо не хотел, чтобы он тревожил полковника Гейлорда подобной вымышленной историей.
