Проницательность, с которой холостяки различают мгновение, когда на семейном небосклоне появляются первые тучи, может сравниться лишь с беспечностью, какую выказывают во время медового месяца мужья. Не стоит срывать плод, не дав ему созреть, – об этом следует помнить всем, включая дамских угодников. Великий человек понимает всю выгоду, какую может ему принести удобное стечение обстоятельств. Например, те пятидесятидвухлетние мужчины, которые, как мы уже сказали, таят в себе самую большую опасность для законных мужей, прекрасно понимают, что женщина может сегодня гордо отвергнуть любовника, а три месяца спустя принять его с распростертыми объятиями. Впрочем, справедливость требует признать, что женатые люди обычно выдают свое охлаждение с тем же простодушием, с каким выставляют напоказ свою любовь.
В ту пору, когда вы с вашей прекрасной половиной пребывали на седьмом небе от счастья – а продолжительность этой поры, как показывает предыдущее Размышление, зависит от характера обоих супругов, – вы выезжали в свет редко, а то и вовсе не выезжали. Наслаждаясь радостями супружеской жизни, вы с женой, подобно любовникам, покидали домашний очаг лишь ради увеселительной поездки, загородной прогулки, похода в театр и проч. Стоит вам, вместе или порознь, возвратиться в свет, зачастить на балы и празднества, пристраститься ко всем тем суетным забавам, что созданы для людей с пустым сердцем, как холостяки навостряют уши: раз ваша жена нуждается в светских радостях, значит, дом и муж ей наскучили.
Итак, решает холостяк, половина пути пройдена. Это означает, что вас очень скоро минотавризируют, а жена ваша очень скоро начнет вести себя непоследовательно или, говоря точнее, очень последовательно, на удивление продуманно, вы же будете принимать все ее уловки за чистую монету. С этого времени она будет тем более тщательно выполнять все свои обязанности и надевать на себя личину добродетели, чем менее добродетельным будет ее поведение по существу. Увы! – восклицал Кребийон, – отчего это люди
Наследуют от тех, кого они убили!
Жена ваша будет, как никогда прежде, стараться вам понравиться. Втайне замышляя нанести удар вашему семейному счастью, она пожелает утешить вас маленькими радостями, которые уверили бы вас в неизменности ее любви; вы же будете вести себя в полном согласии с пословицей: «Счастлив, как дурак». Последующее же отношение жены к вам зависит от ее характера: одни жены тем сильнее презирают мужей, чем с большим успехом их обманывают; другие, встречая на своем пути препятствия, проникаются к мужьям глубокой ненавистью; третьи смотрят на них с равнодушием, в тысячу раз более страшным, чем ненависть.
Одно из серьезнейших предвестий беды – нежелание вашей жены сидеть дома. Она стремится убежать от самой себя, забыть о том, что творится в ее душе – стремится, впрочем, не так жадно, как те мужья, что до дна испили чашу несчастий. Она одевается с превеликим тщанием и привлекает к себе все взоры исключительно ради того – как она утверждает, – чтобы польстить вашему самолюбию.
Возвратившись в свои скучные пенаты, она нередко погружается в мрачные размышления, а затем вдруг принимается хохотать и резвиться, словно стараясь заглушить тревожные мысли; или же становится серьезна и степенна, словно идущий в бой немец. Столь частые перемены означают, что в жизни вашей жены наступил тот страшный миг, о котором мы уже говорили, – она оказалась на распутье.
Есть женщины, которые в эту пору читают романы, ища в них искусные и неизменно разнообразные картины страсти, торжествующей, несмотря на все препятствия, либо привыкая мысленно к тем опасностям, какими чреваты любовные приключения.
Вам ваша жена будет выказывать величайшее почтение. Она будет уверять, что любит вас, как брата, что эта благоразумная дружба – единственное подлинное и прочное чувство на земле и что именно ради него и заключаются браки.
Она довольно быстро сообразит, что до сих пор ее уделом было лишь исполнение обязанностей, и пожелает узнать свои права.
Без всякой радости она придет к выводу, что ее семейное счастье полностью зависит от вас одного. Счастье это, возможно, и прежде не слишком ее прельщало; вдобавок оно всегда рядом, оно привычно, знакомо и не раз обдумано, меж тем если легкомысленная супруга, вместо того чтобы предаваться бурной страсти, начинает рассуждать и анализировать свою жизнь, – какое страшное, хотя и негромкое предупреждение должен расслышать в этом умный супруг!..
LX
Чем больше мы рассуждаем, тем меньше любим.
Начав рассуждать, ваша жена принимается веселить вас шутками и поражать глубокими наблюдениями; она становится изменчива и капризна. Порой, словно раскаиваясь в своих мыслях и планах, она преисполняется к вам чрезвычайной нежности, порой неведомо отчего хмурится и грустит; одним словом, она воплощает в себе то varium et mutabile femina[11], которое мы до сих пор имели глупость считать следствием женской конституции. Больше того, Дидро, желая объяснить эти перемены в женском настроении, внезапные почти как перемена погоды, увидел их источник в том, что он назвал «диким зверем»; однако у женщины счастливой нрав отнюдь не так прихотлив.
Перечисленные симптомы, прозрачные, словно газ, напоминают те облачка, которые едва-едва нарушают чистоту небесной лазури и носят название перистых. Вскоре тучи сгущаются.
Предаваясь тем возвышенным думам, которые, по выражению госпожи де Сталь, призваны вносить в жизнь больше поэзии, иные женщины, которым добродетельные матери, руководствуясь расчетом или щепетильностью, чувствительностью или лицемерием, внушили некие твердые принципы, принимают неотступно преследующие их мысли за дьявольские искушения: в поисках спасения они не пропускают ни одной службы, включая вечерню. Первый признак этой мнимой набожности – очаровательные, роскошно переплетенные молитвенники, с помощью которых милые грешницы тщетно пытаются исполнить свой долг перед религией, заброшенной было ради брачных радостей.
Всему этому есть объяснение, которое вам следует запечатлеть в памяти огненными буквами.
Если молодая женщина внезапно вспоминает о религии, к которой долгое время была равнодушна, эта перемена в ее привычках обличает перемены куда более глубокие и имеющие самое непосредственное отношение к счастью мужа. Из сотни женщин не меньше семидесяти девяти вспоминают о Боге, если уже повели себя непоследовательно либо страстно об этом мечтают.
Но существует симптом еще более ясный, еще более прозрачный, внятный всякому, у которого есть в голове хоть капля мозга. Вот в чем заключается этот симптом.
В ту пору, когда вы и ваша супруга с равным удовольствием вкушали обманчивые радости медового месяца, жена ваша, точно образцовая любовница, во всем подчинялась вашей воле. Радуясь возможности доказать вам свою покорность, которую вы оба принимали за любовь, она по первому вашему приказанию, проворная, как белка, охотно проскользнула бы по крыше вдоль кровельного желоба – лишь бы угодить вам. Одним словом, она находила неизъяснимое удовольствие в том, чтобы приносить вам в жертву то «я», которое как раз и отличает ее от вас. По зову сердца она растворялась в вас без остатка: Una caro[12].
Но постепенно все эти добрые, но непрочные намерения развеялись как дым. Оскорбленная неуважением к ее воле, жена ваша попытается теперь наверстать упущенное, и каждый день будет одерживать в борьбе с вами все новые и новые победы.
Первым следствием этой борьбы за «достоинство замужней женщины» станет некоторая сдержанность и вялость, заметная лишь вам одному в минуту наслаждения.
Во время медового месяца вам, возможно, удалось освоить те или иные – смотря по силе вашей страсти – из двадцати двух способов дарить удовольствие, прекрасно известных греческим куртизанкам, каждая из которых достигла непревзойденного совершенства в одной из двадцати двух областей этого потаенного искусства. Несведущая и простодушная, любопытная и полная надежд, ваша молодая жена также свыклась с некоторыми основами сей мало кому знакомой науки, овладеть которой мы особенно горячо советуем будущему сочинителю Физиологии наслаждения.
И вот однажды зимним утром, подобно стае птиц, спасающихся от нагрянувших холодов, разом снимаются с места и улетают Феллатриса, мастерица сдерживать кокетливыми уловками приступы пылкой страсти, дабы продлить наслаждение; Трактатриса, уроженка благоуханного Востока, где в чести радости баснословные; Распалительница, дочь Южной Италии; Любовница с Лемана, несущая с собой ласки нежные и жгучие; Коринфянка, которая при необходимости заменила бы всех названных выше, и, наконец, искусительница Фисидиссеза, обладательница острых шаловливых зубок, которые, кажется, сами знают, что им делать. Из всех этих див с вами остается от силы одна; но однажды вечером улетает и она, блистательная и неистовая Пропетида, – распростерши белые крылья и нагнув голову подобно ангелу, исчезающему из глаз Авраама на полотне Рембрандта, она в последний раз показывает вам восхитительные сокровища, которым сама не знает цены и которые дозволено было созерцать упоенным взором и ласкать любящей рукой лишь вам одному.
