<…>
4. Предоставить полную экономическую и юридическую самостоятельность предприятиям».
Что такое «мировые социальные нормативы», которые должны стать основой «социального хозрасчета» Кузбасса? Шахтеры хотели отказаться от бесплатной медицины и платить врачам своей поликлиники столько же, сколько платят врачам в США? Они хотели иметь такое же медицинское обслуживание, как в Бангладеш (тоже часть «мира»)? На какой рынок отправили бы в 1989 г. шахты добытый уголь, если бы «повысили цены на уголь в соответствии с фактическими затратами на добычу»? И почему шахтеры требовали включить в цену только «затраты на добычу»? Они что, собственники угля, чтобы распоряжаться природной рентой? И ведь все это писали экономисты с научными титулами.
Был подписан «протокол о согласованных мерах» с правительством и ЦК КПСС. Его проект, по словам Авалиани, готовили не рабочие, а интеллигенты: Геков А. Н. — экономист облисполкома, Матвиенко И. И. — госарбитр, Лопатин Л. Н., Фридман Ю. А., Чуньков Ю. И. — доктора экономических наук. Но даже после подписания этого протокола, полностью удовлетворившего требования шахтеров, экономисты и увлеченные ими инженеры продолжали срывать соглашение.
Авалиани пишет: «Вдруг кто-то подкинул предложение записать в протокол „предоставить экономическую свободу всем цехам и участкам заводов и шахт“. И опять пошла буза. Помню разговор со скреперистом ЗЖБК М. П. Анохиным. Разумный мужик, но вдруг зациклило. Спрашиваю его, как он себе представляет — разделить ЗЖБК на отдельные предприятия? Котельная отдельно, ЖБ узел отдельно, формовка отдельно и т. д. Да, говорит, отдельно! Ну и что, ЗЖБК после этого будет работать? Молчит. Таких казусов было много».
Но дело не в казусах, за ними стоит массовый отказ инструментов рационального мышления. Иррационален сам язык интеллектуальных вождей забастовки и примкнувших к ним партийных и советских руководителей края. В декабре 1989 года был принят документ, который гласил: «Кузбассовцы связывают надежды по выходу края из колониального состояния с утверждением Верховным Советом СССР постановления „О переходе Кемеровской области на самоокупание и самофинансирование“». Ну, назвали они в своих обращениях Кузбасс, находящийся на дотации государства, колонией СССР — а дальше что? Как они понимали «освобождение»? Что значит «самоокупание и самофинансирование» для региона, практически все производство которого является рентабельным только в плановой экономике?
Давайте вчитаемся в тезисы доклада М. Б. Кислюка (будущего губернатора Кемеровской области) «О программе действий рабочих комитетов»: «Для победы революции (а реформа — революция) необходима способность рабочего движения к смелым, решительным действиям. Совет рабочих комитетов считает необходимым:
1. Производственным объединениям по добыче угля перевести до 1 января 1990 года все шахты и разрезы на полную экономическую самостоятельностъ в соответствии с Законом о государственном предприятии (объединении)… 2. Кемеровскому облисполкому совместно с заинтересованными предприятиями и организациями начать разработку техникоэкономического обоснования превращения Кемеровской области в свободную экономическую зону… 4. Средствам массовой информации, ученым, прогрессивным ИТР, рабочим комитетам, общественным организациям Кузбасса необходимо провести энергичную разъяснительную работу в трудовых коллективах с целью добровольного и сознательного перехода коллективов на полную самостоятельность.
Совет рабочих комитетов считает, что самостоятельность предприятий — не самоцель, а средство проведения политической и экономической реформы нашего общества. Активная торговля предприятий, в том числе с другими странами, заполнит товарами пустующие полки магазинов, избавит кузбассовцев от унизительных очередей» [14].
Как могло этим тезисам аплодировать множество образованных людей, тысячи инженеров, экономистов, преподавателей вузов! Какая может быть «полная самостоятельность дотационных шахт», какая «активная торговля с другими странами»! Кажется невероятным, что образованные люди могли всерьез этому верить. Но ведь они и сейчас не изложили, для урока молодежи, тогдашнюю логику своих рассуждений. Отсутствие рефлексии — тяжелое поражение рациональности.
И что получила интеллигенция шахтерского края, какую яичницу изжарила себе, когда подожгла дом? Цитированный выше В. И. Ильин пишет: «Директора многих шахт действительно воспользовались ликвидацией административного контроля со стороны объединения для продуманной политики собственного обогащения… К 1994 г. оказалось много очевидных фактов, свидетельствующих о том, что часть директоров распоряжалась шахтами как собственными предприятиями, с которыми скоро придется расстаться. При этом кое-что перепадало и рабочим в форме необоснованного повышения зарплаты, бартера по „смешным“ ценам и пр. Когда же некоторые шахты оказались в безвыходном экономическом положении из-за долгов, их директора где добровольно, а где под давлением стали увольняться, оставляя трудовым коллективам разваленные производства, а себе — накопленные сбережения; поскольку же они были самостоятельны в своих действиях, то придраться к ним и доказать в их поведении корыстный умысел почти невозможно».
В октябре 1990 г. II съезд шахтеров утвердил текст Генерального типового тарифного соглашения. Его главный пункт — «обеспечение справедливой оплаты труда в соответствии с рыночной стоимостью горняцкой рабочей силы». Какое убожество мысли, при чем здесь эти туманные полит-экономические категории! Взрослые люди, разрушая источник пищи для своих детей, требовали бессмысленной виртуальной сущности — «рыночной стоимости горняцкой рабочей силы»! Что это за фантом, кто его видел, кто его мог подсчитать? Что такое «рабочая сила»? Ведь это абстракция высшего уровня, не найдется двух человек, которые смогли бы высказать о ней два одинаковых суждения, не сверяясь на каждой фразе с «Капиталом» Маркса. И как можно было требовать в 1990 г. рыночной стоимости, когда рынка и в помине не было? Но уже и тогда каждый, почесав в затылке, мог бы догадаться, что на нерентабельных шахтах рыночная стоимость горняцкой рабочей силы равна нулю. Именно этого они и хотели?
Шахтеры требовали отказа от советской системы, в которой занимали привилегированное положение, и желали ориентации на «опыт практики экономически и социально развитых стран». Допустим, они посчитали, что СССР не является развитой страной — так с какой стати он должен брать за ориентир страны иной «весовой категории»? Ведь это требование неразумно с очевидностью — а его принимали на съезде, обсуждали, голосовали.
Результат известен. Шахтеры нанесли удар, который добил советскую систему и были отброшены режимом Ельцина в сторону. Среди них началась массовая безработица, зарплата сократилась в несколько раз. Ясно, они совершили ошибку фундаментального характера — и никаких признаков разумного анализа, извлечения уроков.
Мы не обсуждаем вопрос, разумно ли было свергать советский строй и ликвидировать СССР — в этом вопросе общество разделено по идеалам и интересам. Угрозой для всех в целом, — и правых, и левых, и демократов, и монархистов — является утрата большими социальными группами способности делать разумные умозаключения и занимать ответственную расчетливую позицию. Это делает исключительно уязвимой всю страну и все общество в целом. Выявление корней этой болезни и ее эффективное лечение — обязательное условие становления нового российского «общества знания».
Глава 6 Обществоведение в России
Проблема создания структур «общества знания» поставлена в России в тот момент, когда общество и государство еще не вполне преодолели системный кризис конца XX века. Тяжесть и продолжительность этого кризиса во многом обусловлены тем, что как раз к его началу в СССР «отказало» обществоведение, общественные науки. Отказало в целом, как особая система знания (об отдельных блестящих талантах и коллективах не говорим, не они в эти годы определяли общий фон).
Как и у всякой науки, главная социальная функция общественных наук заключается в том, чтобы формулировать запреты. Выражаясь мягче, предупреждать о том, чего делать нельзя. Обществоведение обязано предупреждать о тех опасностях, которые таятся в самом обществе людей — указывать, чего нельзя делать, чтобы не превратить массу людей в разрушительную силу. Большие сбои мировое обществоведение стало давать уже с начала XX века. Оно, например, не увидело и не поняло опасности фашизма — сложной болезни Запада и особенно немецкого народа (хотя симптомов было достаточно). В этом предвидении оказалось одинаково несостоятельным как обществоведение, которое сложилось в парадигме либерализма, так и то, которое развивалось на методологической основе марксизма (исторический материализм).
