— По путям, — говорит он. — Но по ним ходить нельзя. Да и чего вам тут делать? Проваливайте восвояси, но по путям не ходите.
— Куда же мне проваливать?
— Мне все равно, — кричит сторож. — А по путям нельзя, и все тут!
Сел я на землю и говорю:
— Слушайте, дед, продайте мне эти голубые цветы.
— Не продам, — ворчит сторож. — И катитесь отсюда. Здесь сидеть не положено.
— Почему не положено? — возражаю я. — На табличке ничего такого не написано. Тут говорится, что воспрещается ходить, я и не хожу.
Сторож опешил и ограничился тем, что стал ругать меня через забор. Старик, видимо, жил бобылем; вскоре он перестал браниться и завел разговор сам с собой, а через полчаса вышел на обход путей и остановился около меня.
— Ну, что, уйдете вы отсюда или нет?
— Не могу, — говорю я. — По путям ходить запрещено, а другого выхода отсюда нет.
Сторож на минуту задумался.
— Знаете, что? — сказал он наконец. — Вот я сверну на ту тропинку, а вы тем временем уходите по путям. Я не увижу.
Я поблагодарил его от души, а когда сторож свернул на тропинку, я перелез через забор и его собственной мотыгой вырыл оба кустика голубой хризантемы.
Да, я украл их, сударь! Я честный человек и крал только семь раз в жизни, и всегда цветы.
Через час я сидел в поезде и вез домой похищенные голубые хризантемы. Когда мы проезжали мимо сторожки, там стоял с флажком этот старикан, злой, как черт. Я помахал ему шляпой, но думаю, он меня не узнал.
Теперь вы понимаете, сударь, в чем было все дело: там торчала надпись: «Ходить воспрещается». Поэтому никому — ни нам, ни полицейским, ни цыганам, ни школьникам — не пришло в голову искать там хризантемы. Вот какую силу имеет надпись «Запрещается…» Может быть, около железнодорожных сторожек растет голубой первоцвет, или дерево познания добра и зла, или золотой папоротник, но их никто никогда не найдет, потому что ходить по путям строго воспрещается, и баста. Только Клара туда попала — она была юродивая и читать не умела.
Поэтому я и назвал свою голубую хризантему «Клара» и вожусь с ней вот уже пятнадцать лет. Видимо, я ее избаловал хорошей землей и поливкой.
Этот вахлак-сторож совсем ее не поливал, земля там была твердая, как железка. Весной хризантемы у меня оживают, летом дают почки, а в августе уже вянут.
Представляете, я, единственный в мире обладатель голубой хризантемы, не могу отправить ее на выставку. Куда против нее «Бретань» и «Анастасия», они ведь только слегка лиловатые. А «Клара», о сударь, когда у меня зацветет «Клара», о ней заговорит весь мир!
1928
Каждый понимающий человек смекнет, что эта история не могла произойти ни у нас, ни во Франции, ни в Германии, потому что в этих странах, как известно, судьи обязаны судить и карать правонарушителей согласно букве закона, а отнюдь не по собственному разумению и совести. А так как в нашей истории фигурирует судья, который выносит свое решение, исходя не из статей законов, а из здравого смысла, то ясно, что произошла она в Англии, и, в частности, в Лондоне, точнее говоря, в Кенсингтоне, или нет, постойте, кажется в Бромптоне, а может быть, в Бейсуотере[45]. В общем, где-то там. Судья, о котором пойдет речь, — магистр права мистер Келли, а женщину звали просто Мейерс. Миссис Эдит Мейерс.
Да будет вам известно, что эта почтенная дама обратила на себя внимание полицейского комиссара Мак Лири.
— Дорогая моя, — сказал однажды вечером Мак Лири своей супруге. — У меня не выходит из головы эта миссис Мейерс. Хотел бы я знать, на какие средства она живет. Подумать только: сейчас, в феврале, она посылает кухарку за спаржей! Кроме того, я выяснил, что у нее в день бывает около дюжины посетительниц — начиная с лавочницы и до герцогини.
Я знаю, дорогая, вы скажете, что она, наверное, гадалка. А что, если это только ширма, например, для сводничества или шпионажа? Хотел бы я выяснить это дело.
— Хорошо, Боб, — сказала бравая миссис Мак Лири, — предоставьте это мне.
И вот на следующий день миссис Мак Лири, — разумеется, без обручального кольца, легкомысленно одетая и завитая, как перезрелая девица, которой давно пора замуж, — позвонила у дверей миссис Мейерс и, войдя, сделала испуганное лицо. Ей пришлось немного подождать, пока миссис Мейерс примет ее.
— Садитесь, дитя мое, — сказала эта пожилая дама, внимательно разглядывая смущенную посетительницу. — Чем могу быть вам полезна?
— Я… я… — запинаясь, проговорила Мак Лири. — Я хотела бы… завтра мне исполнится… двадцать лет… Мне бы очень хотелось узнать свое будущее.
— Дх, мисс… как, извиняюсь, ваше имя? — осведомилась миссис Мейерс и, схватив колоду карт, начала энергично тасовать их.
— Джонс… — прошептала миссис Мак Лири.
— Дорогая мисс Джонс, — продолжала миссис Мейерс, — вы ошиблись, я не занимаюсь гаданием. Так, иной раз случается, как всякой старухе, раскинуть карты кому-нибудь из знакомых… Снимите карты левой рукой и разложите их на пять кучек. Так. Иногда для развлечения разложу карты, а вообще говоря… Ага! — воскликнула она, переворачивая первую кучку. — Бубны, это к деньгам. И валет червей. Отличные карты!
— Ах! — сказала Мак Лири. — А что дальше?
— Бубновый валет, — объявила миссис Мейерс, открывая вторую кучку. — Десятка пик, это дорога. А вот трефы — трефы всегда означают неприятность, удар. Но в конце — червонная дама.
— Что это значит? — спросила миссис Мак Лири, старательно пяля глаза.
— Опять бубны, — размышляла миссис Мейерс над третьей кучкой. — Дитя мое, вас ждет богатство. И кому-то предстоит дальняя дорога, не знаю еще, вам или кому-нибудь из ваших близких.
— Мне надо съездить в Соутгемптон, к тетке, — сказал миссис Мак Лири.
— Нет, это дальняя дорога, — молвила гадалка, открывая еще одну кучку карт. — И вам будет мешать какой-то пожилой король.
— Наверно, папаша! — воскликнула миссис Мак Лири.
— Ага, вот оно! — торжественно объявила гадалка, открыв последнюю кучку. — Милая мисс Джонс, вам вышли самые счастливые карты, какие мне доводилось видеть. Года не пройдет, как вы будете замужем. На вас женится молодой и очень, очень богатый король — миллионер. Видимо, он коммерсант, так как много путешествует. Но для того, чтобы соединиться с ним, вам придется преодолеть большие препятствия. У вас на пути станет какой-то пожилой король. Но вы должны добиться своего. Выйдя замуж, вы уедете далеко отсюда, скорей всего за море… С вас одна гинея на дело обращения в христианство заблудших язычников-негров.
— Я так благодарна вам, — сказала миссис Мак Лири, вынимая из сумочки гинею. — Так благодарна! Скажите, пожалуйста, миссис Мейерс, а сколько будет стоить, если без неприятностей.
— Судьба неподкупна, — с достоинством произнесла старая дама. — Чем занимается ваш папаша?
— Служит в полиции, — с невинным видом соврала миссис Мак Лири. — Знаете, в сыскном отделении.
— Ага! — сказала гадалка и вынула из колоды три карты. Дело плохо, совсем плохо… Передайте ему, милое дитя, что ему грозит серьезная опасность. Не мешало бы ему посетить меня и узнать подробности. У меня бывают многие из Скотленд Ярда[46], делятся своими горестями, а я им раскидываю карты. Так что вы пошлите ко мне своего папашу. Вы, кажется, сказали, что он служит в политической полиции? Мистер Джонс? Передайте ему. что я буду ждать его. Всего хорошего, милая мисс Джонс… Следующая!
— Это дело мне не нравится, — сказал мистер Мак Лири, задумчиво почесывая затылок. — Не нравится оно мне, Кети. Эта дама слишком интересовалась вашим покойным папашей. Кроме того, фамилия ее не Мейерс, а Мейергофер и родом она из Любека. Чертова немка, как бы поймать ее с поличным? Ставлю пять против одного, что она выведывает у людей сведения, до которых ей нет никакого дела. Знаете что, я доложу об этом начальству.
И мистер Мак Лири действительно доложил начальству. Вопреки ожиданиям, начальство не пропустило мимо ушей его слова, и почтенная миссис Мейерс была вызвана к судье мистеру Келли.
— Итак, миссис Мейерс, — сказал судья, — в чем там дело с вашим гаданьем?
— Ах, сэр, — отвечала старая дама. — Надо же чем-то зарабатывать на жизнь. В моем возрасте не пойдешь плясать в варьете.
— Гм, — сказал судья, — но вас обвиняют в том, что вы плохо гадаете. Милая миссис Мейерс, это все равно что вместо шоколада продавать плитки из глины. За гинею люди имеют право на настоящее гаданье. Отвечайте, почему вы беретесь гадать не умея?
— Иные не жалуются, — оправдывалась старая дама. — Я, видите ли, предсказываю людям то, что им нравится, и за такое удовольствие стоит заплатить несколько шиллингов. Случается, я угадываю. На днях одна дама сказала мне: «Миссис Мейерс, еще никто так верно не гадал мне, как вы». Она живет в Сайнт-Джонс-Вуд и разводится с мужем…
