Леди Адела обняла младшую сестру и нежно ее поцеловала.
— Дезборо говорит, — пояснила она, — что у его отца миллионы.
Солнце нового дня позолотило древние стены Биворского замка. Часы над конюшней мелодично пробили девять раз. Лорд Шортлендс, входя в столовую для завтраков, увидел Дезборо и вздохнул. Хотя мысли его были тяжки, он надеялся побыть наедине с ними.
— О, привет! — сказал Дезборо. — С добрым вас утром.
— Добрым утром… — отозвался граф.
Голос его был тускл, лицо бледно, ибо он почти не спал. Мало что препятствует сну больше, чем крах всех надежд. Забросив в ров свои орудия, Огастес обрек хозяина на бессонницу. С двух часов ночи злосчастный пэр ворочался в постели, на мгновение отключаясь и тут же просыпаясь снова. Так и шло до того часа, когда приличная птичка приступает к ловле червей.[26]
— Какая погода, а? — не унимался зять. — Бекона не берите, подгорел.
— Да? — произнес граф, равнодушный к чужим несчастьям.
— Просто уголь, — продолжал тот. — Слава Богу, миссис Пентер сегодня вернется.
Граф совсем опечалился. Он знал, что она вернется, и думал порадовать ее счастливыми новостями, но Огастес разрушил мечту. Оставалось налить себе кофе, достаточно черного, но не чернее этих дум.
Завтракали в замке по обычаю предков. В обычном состоянии лорд начал бы с овсянки, перешел к копченой рыбе, колбаскам, яичнице, бекону и, наконец, к мармеладу. Судите сами, что он чувствовал, если взял только тостик, хотя славился утренним аппетитом. Друзья нередко говорили: «Что-что, а позавтракать он умеет».
Когда он снова налил себе кофе, Дезборо, оторвавшись от яичницы, поднялся и взял колбаску.
— Этот Кобболд уехал, — сообщил он, садясь на место.
— А?
— Уехал. Наскоро поел и сказал, что у него дела.
— О!
— Наверное, хочет показать глаз.
Лорд Шортлендс был тугодумом, но даже он понял, что про глаз знать не должен.
— Что-что?
— Ему глаз подбили.
— Как же это?
— Ума не приложу. Я ему сказал: «Вижу, у вас синяк», а он ответил: «Бывает, бывает». Странно!
— Может быть, обо что-то ударился.
— Да, наверное.
Дезборо молча занялся колбаской.
— Но обо что? — спросил он наконец.
— А?
— Обо что он ударился? Граф немного подумал.
— О дверь?
— Почему же прямо не сказать?
— Не знаю.
— И я не знаю. Загадка!
— Да уж…
— Тут вообще что-то творится. Слышали ночью грохот?
— Грохот?
— Я даже проснулся.
— А я ничего не слыхал.
— Что-то упало. Часа в два. Мало того, — прибавил Дезборо, глядя сквозь очки, как сыщик, идущий по следу. — Как быть с этим субъектом, который выдавал себя за Росситера?
Граф облизнул губы — нет, не «облизнулся», а именно облизнул, молясь при этом, чтобы tete-a-tete кто-нибудь нарушил. Молитва была услышана. Дверь открылась, вошла Клара в сопровождении драматурга.
— Здрасьте, Шортлендс, — сказал тот.
— Доброе утро, папа, — сказала средняя из дочерей.
— Доброе утро, — отвечал пэр, чувствующий то, что чувствует человек, из которого изгнали беса, но тут же явились семь других.[27] Молясь, он не имел в виду замены Дезборо на Блейра. Тот, кстати сказать, был в прекрасном настроении.
— Грохот слыхали? — спросил Топпинг.
— Мой дорогой, — отвечал Космо, — мне не до того. Спешу сообщить, что сегодня — счастливейший день моей жизни. — Он подошел к столу и положил руки на скатерть. — Прошу внимания! Наполните чашки и выпейте за здравие молодой четы.
— Мы обручились, папа, — прямо сообщила Клара.
— Не беспокойтесь, — заверил он. — Вы не теряете дочь. Вы обретаете сына.
— Жить мы будем здесь, — прибавила Клара.
— Словом, все в порядке, — поддержал ее жених, спешивший утешить будущего тестя. — Мы вас не оставим.
Графу захотелось поскорее уйти от всего этого. Общество Космо Блейра часто давало такой эффект. Только что пэр собирался налить себе третью чашку кофе, но теперь решил перебежать к младшей дочери, которая, скорее всего, завтракает у себя. Терри всегда была для него лучшим лекарством или, точнее, противоядием.
Он вскочил. Дезборо удивился.
— Как, и все?
— Да.
— Больше ничего не съедите?
— Аппетит пропал.
— Это нехорошо.
— Примите пилюльку, Шортлендс, — посоветовал Космо. — От печени. Запейте водой.
— А, кстати! — воскликнула Клара. — Аделе от тебя что-то нужно.
— Аделе? Что именно?
— Не знаю. Я заглянула в дверь, чтобы сказать о помолвке, а она просила передать.
Лорд Шортлендс задумчиво направился к Терри. Весть о том, что драматурга придется терпеть пожизненно, потрясла его, но не больше, чем весть об Аделе. Когда старшая дочь говорила с ним, слова ее бывали неприятны, а сейчас он мог бы выдержать только нежную, щадящую речь.
Однако он быстро утешился. Как-никак, совесть его была чиста, как голубка. Аделе не в чем его винить, кроме каких-нибудь мелочей. Да, он хочет жениться на кухарке, он протащил в замок самозванцев, он склонил ко греху былого взломщика, но ничего этого она не знает. По-видимому, сейчас речь идет о домашних делах. Стучась к Терри, он был преисполнен той нравственной мощи, которой наделены отцы, когда суровой дочери не в чем их обвинить.
Дезборо доел тем временем колбаску и, как обычно, пошел к жене. Она сидела в постели, опершись на подушки, а на коленях у нее помещался особый столик. Преданный муж с удовольствием отметил, что она — в прекрасном настроении.
— Доброе утро, душенька, — сказал он.
— Доброе утро, милый. Ты видел Клару?
— Да, только что. Она сообщила мне о помолвке. Вижу, ты рада.
— Еще бы! Космо мне очень нравится.
— И деньги у него есть.
— Да. Удивительно! Такие события — одновременно.
— А?
— Разве ты не знаешь? Терри обручилась со Стэнвудом Кобболдом.
— Быть не может!
— Может. Истинное чудо! Он так мил, и потом — у него миллионы.
— Да уж, старый Эллери не беден. А когда же это они?
— Я узнала под утро.
— Почему он мне не сказал? Прибежал, поел наскоро — и куда-то делся. Значит, обручились. А вид у него такой, будто он подрался в баре. Глаз подбит. Интересно, кто его отделал?
Леди Адела стала суровой.
— Могу тебе ответить. Папа.
— Кто?
— Мой отец. Он страшно напился. Утром я зашла к нему, там полно бутылок.
Дезборо был потрясен. Он не ждал от тестя такой прыти, не ждал и такой силы.
— Вот это да! — сказал он. — Спасибо, что мне не досталось. То-то я вижу, сегодня он какой-то странный. Естественная реакция. Я спросил про синяк, а он ничего не помнит.
— Я ему напомню, — сухо обещала леди Адела. — Только это был не Стэнвуд, а некий Кардинел. Вот мистер Росситер — Стэнвуд.
Дезборо опустился на постель.
— Что-что? Не понимаю.
— Я сама немного запуталась. Терри говорит, что Стэнвуд не мог приехать, и этот Кардинел его заменил. Что-то вроде пари.
— Чушь какая-то!
— Да. Надо мне будет поговорить с Кардинелом.
— Он уехал в Лондон.
— Ну, когда вернется.
— Все равно не понимаю. Ты сказала, он приехать не мог, а он приехал.
— А, это ясно! Через день-другой он затосковал по Терри. Приехал, поселился в гостинице, а Спинк посоветовал ему прийти сюда под видом Росситера.
Дезборо протяжно свистнул.
— Значит, Спинк…
— Вот именно. Спинк это подстроил, чтобы завладеть маркой. Я его немедленно уволю.
— Правильно. Какой подлец! Да, в этих книжках все верно, дворецким доверять нельзя. Помнится, в «Убийстве на ферме»… Что ты думаешь делать с маркой?
— В толк не возьму. Теперь нам никогда не узнать, чья она. Возьми лучше себе.
— Себе?
— Знаешь, пора возместить все, что ты на нас потратил. Как-никак ты много лет содержишь семью.
Дезборо был тронут. Он наклонился и поцеловал супругу.
— Спасибо, душенька. Пополню свою коллекцию. Это тебе не шутка, dos reales с изъяном! Расскажи-ка мне еще про папашу. Значит, напился?
— До отвращения.
— Ты его видела?
— Собственно говоря, нет. Я слышала ночью грохот.
— Я тоже что-то слышал.
— Мне показалось, что это — из библиотеки. Бегу туда, а мне навстречу выбегает мистер Кардинел с подбитым глазом. Он и сказал, что папа в ужасном состоянии. Разбил окно, ударил гостя, но беспокоиться незачем, Кардинел отвел его в постель.
— Вот это да!
— Я очень сержусь на Кардинела, но тут он, видимо, справился. Во всяком случае, я больше ничего не слышала. Через какое-то время я решила пойти взглянуть, что же разбилось, и увидела, что Терри сидит на тахте со Стэнвудом. В половине третьего ночи!
