— Ну, здравствуй, — сказала Гризельда.
Уагу появился полностью и мигом оказался возле щенка. Он уткнулся в него носом, и шерсть на загривке у лиса встала дыбом. Щенок упал на спину и подставил лису живот. Лис отступил и уселся, продолжая принюхиваться к щенку и вытянув свой великолепный хвост. Он негромко сказал:
— У-у-у.
Щенок в ответ заверещал тонким голоском.
Лис прыгнул вперед и принялся танцевать вокруг щенка. Он подпрыгивал, приземляясь на все четыре лапы и задрав при этом хвост, как это делают кошки. Потом остановился и осторожно стиснул щенка зубами.
— Уагу! — громко окликнула его Гризельда.
Лис выпустил щенка и оглянулся на девушку. Он словно хотел сказать: «Я не собираюсь убивать его. Я просто хочу отнести его в нору.»
— Но он не принадлежит тебе! — возмутилась Гризельда.
— Ладно, ладно! — весело тявкнул лис в ответ.
Ткнув носом девушку, он сбил ее с ног, заставив кувыркнуться несколько раз, перепрыгнул через нее и исчез в зарослях дрока.
Гризельда подобрала щенка и прижала его к груди, больше не заботясь о своем платье. Она пробежала через лес только ей известной тропинкой и поднялась на башню у причала. Как всегда, с моря дул ветер. Придерживая щенка левой рукой, она вытащила из волос шпильки и отбросила их. Потом, опустив щенка на землю, распустила с помощью ветра волосы. Ветер тут же подхватил их, и они затрепетали, словно разорванные паруса горящего судна. Закрыв глаза, Гризельда потянулась навстречу ласкавшему ее лицо ветру. Однажды с той стороны, откуда дует ветер, придет то, чего она ждет, не представляя, будет ли это кораблем, человеком, жизнью.
Щенок, свернувшийся у ее ног, давно уснул.
* * *
Смешной щенок превратился в великолепного пса. К двум годам его белый пластрон, щитом закрывавший грудь, опустился ниже живота. Узкая морда, почти такая же, как у Уагу, тоже была белой, и по огненно-рыжей голове проходила белая полоска. Такая же рыжая шерсть окружала его уши. Огненно-рыжая спина заканчивалась хвостом, белым снизу и рыжим сверху. Остальная часть тела была покрыта пятнами двух цветов. По телосложению он напоминал борзую, но был гораздо массивнее.
Лежа на полу комнаты с опущенной между вытянутыми вперед лапами мордой, Ардан наблюдал за Гризельдой, задремавшей на кровати с единорогами. Она поменялась кроватью с матерью, которой не нравились лошади с длинным рогом. Конечно, она ни с кем не делилась предположением, что их вредное влияние было истинной причиной недомогания девушки. Да, Гризельда была больна.
Она подолгу гуляла в одиночестве по острову, не обращая внимания на погоду. Пес всегда сопровождал ее. Летом, в солнечные дни, она сидела на мысу, на вершине скалы, получившей название Пальца, в небольшой нише, проделанной ветром и водой. Рыбаки называли ее Морским Троном. На этом троне Гризельда сидела спиной к острову, и перед ней не было ничего, кроме уходящего за горизонт моря. Она представляла, что находится на носу корабля, и нужно всего лишь поднять якорь, чтобы устремиться в неведомые края. Ветер свистел в трещинах скалы, волны рычали, словно органные трубы, врываясь в подводные пещеры, убежище огромных рыбин. Над головой с жалобными воплями то и дело проносились морские птицы. Вскоре Гризельде начинало казаться, что скала качается под ней, словно корабельная палуба, а горизонт начинает приближаться. Она закрывала глаза, и корабль уносил ее все дальше и дальше.
Потом она стала приходить сюда с книгой из библиотеки отца. В своем уютном убежище она могла часами читать о жизни знатных красавиц, недосягаемых для закона, попирающих ногами околдованных ими мужчин и способных менять ход истории. Несмотря на то, что большинство из них плохо закончило, Гризельда не думала о финале. Нетерпеливо ожидая начала, она мечтала, как судьба увлечет ее к такому же ослепительному будущему, если не к чему-то еще более величественному. Она была уверена, что всегда будет свободной, полной хозяйкой своей судьбы.
Но проходили годы, и в ее власти оставался только ее верный Ардан.
Он не мог карабкаться вместе с хозяйкой до Трона и оставался лежать у подножья скалы, на которую девушка взбиралась, словно горная козочка, нередко даже сбросив сапожки.
В конце января случилось необычно солнечное утро. Можно было подумать, что за одну ночь природа перешагнула из конца зимы прямо в расцвет весны. В такие дни всегда можно ждать чего-то необычного, например, неожиданного появления загадочных путешественников.
Гризельда быстро расправилась с утренним чаем, нетерпеливо поторопила возившуюся с ее прической Молли, выбрала лиловое платье и зеленое пальто из муаровой ткани. На тяжелую массу рыжих волос она набросила кружевное облако, такое же светлое, как и сапожки. Она выбежала из дома через садовую калитку и устремилась через лес, сопровождаемая своим псом, танцующим вокруг нее подобно языку пламени.
В тот момент, когда Гризельда вскарабкалась на скалу, на горизонте появилось темное пятнышко, направлявшееся в пролив между островами Церковный и Соленый. Как только девушка уселась на обычном месте, на Сент-Альбан налетел шквал с дождем, струи которого неслись почти горизонтально. В одно мгновение ниша, где находилась Гризельда, заполнилась водой. Насквозь промокшая Гризельда, с которой стекала дождевая вода, спустилась со скалы и попыталась укрыться под деревьями. Но с их вершин тоже каскадами струилась вода, срывавшая с ветвей листву и птичьи гнезда.
Встревоженная леди Гарриэтта принялась пересчитывать дочерей. Боже, и куда только они пропали в такую страшную непогодь? Самая младшая, Джейн, оказалась рядом с матерью. Умница, она никогда не огорчала мать. Старшая, Элис, самая красивая, отправилась в Донегол с теткой Августой, приславшей за девочкой карету. Элен сидела над книгой в библиотеке вместе с отцом. Китти с утра посвятила свое свободное время посещению живших поблизости бедных семей, которым щедро дарила съестное и свою заботу. Разумеется, она могла без труда найти укрытие. К тому же, дождь на материке мог быть гораздо слабее.
А вот Гризельда. Ах, эта Гризельда, непредсказуемая девчонка! Она опять носится — да еще и босиком! — где-то по острову. Когда на нас обрушился настоящий потоп!
Леди Гарриэтта хотела позвать горничную, чтобы та отнесла девочке плащ, но оказалось, что Эми уже отправилась на поиски с двумя служанками.
Сотрясаемая нервной дрожью, леди Гарриэтта смотрела из окна своей комнаты на лес, взъерошенный порывами ветра. Она плохо представляла территорию между домом и океаном. Предпочитала противоположный край острова с аккуратно подстриженными лужайками и гармонично оформленной аллеей, спускавшейся к дамбе. Этот вид благотворно действовал на ее глаза и ее душу. Впрочем, она почти не покидала дом, единственный смысл ее существования, ее убежище, ее раковина, изолированный островок покоя посреди острова. Что касается Сент-Альбана, то в короткие тревожные моменты остров казался ей не менее таинственным и опасным, чем Африка.
Библиотека представляла собой третий, самый маленький островок, находившийся внутри и под защитой второго и первого островов, то есть дома и Сент-Альбана. Здесь сэр Джон, укрывшийся от действительности, спокойно занимался своими изысканиями. На его глазах выросли дочери, но это не побудило его к размышлениям. Его четвертая дочь, Элен, завороженная загадками шумерских табличек, уже много лет участвовала в отцовских исследованиях. Он не видел ничего необычного в том, что девятнадцатилетняя девушка увлеченно копалась в пыли прошлого. Наверное, он даже не заметил, что за окном бушует непогода.
Ветер и дождь усилились. Огромный вихрь, словно гигантский мускул, обвился вокруг дуба и согнул ветвь толщиной в человека. Она затрещала, оторвалась и рухнула на аллею вместе со сломанными мелкими ветками и охапками листвы. За секунды до ее падения под дубом проехала карета. Как лошади, так и кучер с пассажиром, ослепленные и оглушенные бурей, даже не заметили чудом миновавшую их опасность.
Эми со служанками вернулись под крышу, так и не найдя Гризельду. Только Молли продолжала искать ее. Иногда, сквозь шум дождя и ветра можно было услышать, как она зовет то Гризельду, то собаку. Девушка слышала, что ее зовут, но не хотела отвечать. Укрывшаяся от бури в туннеле, Гризельда сидела на столбике, обозначавшем его середину. Прижав к груди мокрого пса и не позволяя ему откликнуться на зов, она чувствовала согревающее ее звериное тепло. Наконец Молли перестала кричать, и теперь они слышали только рев окружавшей их бури. Гризельда ощущала то тепло, то холод, она боялась и в то же время радовалась.
Карета остановилась перед ступеньками. Кучер в длинном пальто, по которому струилась вода, сошел на землю и распахнул дверцу. Леди Гарриэтта разглядела через завесу дождя силуэт мужчины, не решавшегося выйти под дождь. Она тут же послала ему на выручку Бригитту, маленькую служанку, державшую большой зонтик. Ветер коварно приподнял ее юбку, и она едва не выпустила зонтик, стараясь сохранить благопристойный вид. Мужчина выбрался из кареты, быстро поднялся по ступенькам, обеими руками придерживая черный цилиндр, и совершенно промокший, наткнулся на леди Гарриэтту. Заметив ее перед собой, он с извинениями поклонился. Это был Амбруаз Онжье, лондонский коллега сэра Джона, с которым тот поддерживал постоянную переписку. Сейчас он приехал на Сент-Альбан, чтобы помочь сэру Джону своими советами. На его лице выделялись усы, все еще темные, и небольшая поседевшая бородка. Ему исполнилось сорок два года. Когда он выпрямился после того, как поклонился леди Гарриэтте, на его бородке и усах засверкали капельки дождя.
