— Вперёд, Фатима! Вперёд, Султан! — приказывал Ладильщиков, подталкивая зверей вилой.
Балансируя, львы медленно шли вперед, за ними осторожно шагал медведь, а за медведем, приседая, крался волк. Вот и получилась живая цепочка из зверей, но она ещё ненадежна и может в любом звене порваться…
Значительно труднее давалась живая «постель». Всех животных надо было уложить рядышком, вплотную друг к другу, и лечь на них самому дрессировщику. Поодиночке они ложились охотно и спокойно переносили привалившегося к ним хозяина, но лечь рядом друг с другом никак не хотели. Когда зверь на ногах, он чуствует себя уверенно и смело, а как лег, так и гляди, кто-нибудь набросится на лежачего. Ненадежное положение!
Султан и Фатима охотно ложились рядышком, и так же послушно укладывался возле Фатимы Пипо, но Мишук сторонился опасной «постели», а волк даже в сторонке не хотел ложиться. За Абрека взялась Мария Петровна, и волк по её команде стал ложиться.
Уложив зверей в «постель», Николай Павлович слегка наваливался на них и так упирался локтем, чтобы можно было, в случае опасности, быстро вскочить. Стоя на ногах, дрессировщик — хозяин положения.
Поглаживая животных рукой и кнутовищем, Николай Павлович говорил мягко, нараспев:
— Тихо, Мишук, Спокойно, Абрек, Султа-ан, лежа-ать. Пипо-о, молча-ать.
Но если кто-нибудь чуть шевелился, моментально все вскакивали, косились друг на друга и рычали.
Около решётки снаружи стояли на страже Мария Петровна и Ваня, В руках они держали длинные железные вилы и незажжённые факелы, а возле них стояли ведра с водой. Клавдия Никандровна отказалась быть на тренировках.
— Сердце мое не выносит, — сказала она, — Не могу глядеть, как Коля со зверями в обнимку ложится.
Постепенно звери привыкли к «постели» и лежали спокойно, но Абрек иногда вскакивал и пугал всех остальных дверей. Надо наказать его в тот самый момент, как только он начнет подниматься. Лежа на зверях, Николай Павлович взмахнул бичом и кончиком его достал поднимавшегося волка.
Все животные разом вскочили, а Султан, вскакивая, взмахнул лапой и зацепился когтями за кожаную куртку: рванул и зарычал. Когти прошли в куртку насквозь, но она оказалась столь крепкой, что не порвалась. Лев зарычал громче и сильнее стал дёргать лапу, пытаясь освободиться от кожаного капкана. От этих рывков Николай Павлович еле удерживался на ногах,
— Султан, спокойно, Султан, тихо, — успокаивал льва Ладильщиков, поглаживая его кнутовищем и пытаясь освободить лапу из куртки. Но освободить кривые когти не удавалось. Ладильщиков выхватил из кармана «финку» и отхватил полу кожаной куртки. Освобождённый Султан яростно вцепился зубами в кусок кожи и разорвал её на маленькие клочки. После этого он отошёл в сторону, лег а стал облизывать пострадавшую лапу.
Только сейчас Николай Павлович понял, что нельзя тушировать[7] зверей в «постели», В этом положении должно быть полное взаимное доверие и спокойствие.
Во время тренировок львы вели себя по-разному: Фатама была более подвижной, ловкой и ласково-игривой, а Султан — медлительный, сумрачный и торжественно-важный. Но и с ним можно было проделывать сложные номера, хотя и выполнял он их не всегда охотно.
— Султан, ко мне! — приказывал хозяин, маня его кусочком мяса и впиваясь взглядом в его глаза.
Лев не трогается с места — ему не хочется идти на зов, так как он чувствует, что хозяин заставит его работать, Лев отворачивает морду — он не может переносить упорного взгляда своего хозяина.
— Султан! — громко и строже напоминает дрессировщик.
Лев спрыгивает и прячется за свою тумбу. Может, не увидит хозяин, отстанет. Но хозяин видит все. Он слегка туширует льва бичом, напоминает ему о том, что не подчиняться нельзя, и настойчиво, резко кричит:
— Султан, ко мне!
Лев, наконец, подчиняется. Что поделаешь? Надо идти, Николай Павлович садится на льва верхом и, ухватив его за челюсти, задирает голову вверх и широко открывает ему огромную клыкастую пасть. Лев хрипло рычит «хла-ар», но не вырывается.
Открывая льву пасть, Николай Павлович страховал себя от укуса: он натягивал на клыки губы и лев опасался смыкать челюсти — укусишь самого себя.
На прыжки через барьер первого пустили Пипо, а за ним пошли львы и волк. Этот трюк звери усвоили довольно быстро, но смотреть на арене простые звериные прыжки, пожалуй, будет не очень интересно. Надо этот трюк оживить какой-нибудь шуткой.
Когда звери начинали прыгать через барьер, Николай Павлович говорил:
— Что-то лениво прыгают. А ну-ка, Мишук, поддай-ка им жару.
Он подводил медведя к барьеру, и в тот момент, когда зверь с разбегу готов был сделать прыжок, Николай Павлович взмахивал кнутовищем, как бы стремясь ударить прыгуна под заднее место. Зверь пугался и делал огромный прыжок.
Николай Павлович брал лапу медведя и взмахивал ею на прыгающих зверей. Мишук быстро усвоил этот жест и смело поддавал и Дипо, и Фатиме, и волку. Но как только появлялся на дорожке Султан, медведь пятился и прятался за хозяина.
После каждого выполненного движения и трюка Николай Павлович смело подходил к животным и ласково трепал их по шее гладил с заметным нажимом, приговаривая тихо, но твердо. «Браво, Султан. Хорошо, Абрек».
— Надо их ласкать решительно и властно, чтобы они чувствовали силу и тяжесть человеческой руки. — скачал Николай Павлович, — вот почему, Ваня, надо быть сильным.
— Дядя Коля, и как это вы не боитесь Султана, когда он огрызается? — спросил Ваня
— Нельзя, Ваня, отступать перед зверем и показывать ему свой страх. Тогда мы потеряем над ним власть. Таков уж закон приводы: кто убегает от зверя на того он нападает, а кто сам на него наступает, от того он уходит.
— Но ведь лев сильнее человека.
— Конечно, сильнее, но звери инстинктивно боятся человека. Львы, наверно, и не догадываются о том, что могли бы убить меня одним ударом лапы.
— Дядя Коля, а звери понимают слова? — спросил Ваня
— Нет, Ваня, животные не понимают смысла слов.
— Но ведь они слушаются вашей команды?
— Слушаются, Ваня. Они запоминают характер звука и интонацию слов, а не их смысл. Вот я тебе сейчас это покажу. Пойдем к ним.
Они подошли к клетке, в которой находилась львица.
— Фатима! — отрывисто, резко произнес Николай Павлович — Иди ко мне! Милая! Хорошая! Иди! Я при-ласкаю тебя! Ну?!
Львица вздрогнула и отошла к противоположной стенке недоверчиво посматривая на хозяина. Ее испугал грубый тон его слов.
— Фати-имка, — нараспев, мягко, ласково заговорил Николай Павлович, — я тебя побью-ю, зверю-юга, гадкая, проти-и-вная… Иди от меня.
Львица подошла к решетке, около которой вплотную стоял Николай Павлович и, по-своему мурлыкая, стала тереться боком.
— Видишь? — спросил Николай Павлович.
— Вижу. А почему же, дядя Коля, Владимир Дуров пишет, что он даже гипнотизировал животных? Если зверь не понимает слов, то как же он поймет человеческую мысль?
— О, да ты. я вижу, Ваня, стал разбираться кое в чем. Конечно, Владимир Леонидович — замечательный знаток дрессировки, и он прав в том, что животное — это не машина, а живое существо и к нему надо относиться гуманно, с состраданием, но в отношении гипноза животных он явно перехватил. Ты ведь читал Бехтерева и Павлова? Все дело, Ваня, в рефлексах.
— Ну, а взгляд-то человека звери всё-таки понимают?
— Не столько, Ваня, понимают, как чувствуют. Когда я зверя фиксирую глазами, он побаивается строгого взгляда. Но это далеко не гипноз.
Чем больше Ваня читал о животных, присматривался к ним сам и слушал своего учителя, тем более интересными они ему казались. Они лишены самого дорогого для всего живого — свободы, воли и, наверно, страдают. Их надо беречь и жалеть. Дуров прав: надо так себя вести, чтобы животные видели в тебе не врага, а друга.
Зверей надо было ещё приучать и к музыке. Ведь в цирках играют оркестры. Николай Павлович умел играть на саратовской гармошке. Во время очередной тренировки Николай Павлович вошел в вольер с гармошкой и заиграл протяжную песню «Уж ты сад, ты мой сад, сад зеленёнький».
Львы, слушая музыку, наклонили головы набок, Пипо заскулил, Абрек завыл, а Мишуку музыка явно не понравилась. В то время, когда Николай Павлович проходил вблизи него, медведь ударил лапой по гармошке. Гармонь сипло пискнула и с разорванными мехами упала к ногам хозяина.
Надо было приучать зверей не только к музыке, но и к публике, к шуму и аплодисментам. Во время тренировочных занятий во двор к Ладильщиковым сбегалось много соседских ребятишек. Окружив вольер и вытаращив глаза, они замирали и, казалось, не дышали, боясь проронить слово. Николай Павлович весело спросил:
— Ребята, нравится вам?
— Нравится, — робко, тихо ответили мальчишки.
