– Да ничего, мойтесь уж, – смеется Релих. – Воды хватит.
– Нет, нет! Пожалуйста, извините! Сейчас оденусь. – Мужчина притворяет двери.
Релих в веселом настроении возвращается на диван. Забавная ситуация! Субъект явно под мухой.
В ожидании ухода незваного гостя он просматривает сегодняшние газеты.
Щелкнула открываемая задвижка.
– Извините, пожалуйста, еще раз… – бормочет мужчина, просовывая голову в дверь. – Пожалуйста, извините…
Лицо его кажется Релиху откуда-то знакомым. Впрочем, Релих не успевает к нему присмотреться. Субъект уже выскользнул в коридор.
Дочитав газеты, Релих принимается укладывать чемодан. Эта операция отнимает у него всегда очень много времени. Вещи, как правило, не влезают. Приходится с ними бороться, давить их в грудь коленом, чтобы заставить потесниться. Поэтому Релих укладывается всегда не спеша, накануне.
После длительных манипуляций ему удается наконец запереть чемодан. Тут только Релих с отчаянием припоминает, что забыл про костюм, который отдавал сегодня чистить и оставил на вешалке в передней. Ничего не поделаешь, придется расстегивать все сначала.
Он идет в переднюю. Костюма на вешалке нет. Более того, нет ни пальто, ни шляпы. Вот это здорово! Оказывается, застенчивый купальщик не зря перепутал номер.
Теперь все приключение не кажется вовсе Релиху забавным. Черт с ним, с костюмом, но пальто и шляпа! Как же ехать без пальто и без шляпы?
Он нажимает кнопку и вызывает коридорного. В конце концов, что это – отель или воровской притон? По всем правилам гостиница должна ему возместить убыток. Но завтрашний отъезд, видимо, придется отложить… О поимке вора нечего и думать. Уже больше получаса, как он успел покинуть гостиницу. Почему не является коридорный?
Релих со злостью нажимает кнопку еще и еще. Коридорного нет.
Выведенный из себя, Релих запирает номер и сам отправляется на поиски прислуги. В конце коридора он замечает группку людей, стучащихся в дверь чьего-то номера. Черная форма эсэсовца заставляет Релиха насторожиться…
Откуда ни возьмись перед ним вырастает знакомый бой, тот самый, который вчера притащил его чемодан.
– Послушайте! – в раздражении обращается к нему Релих. – Почему нельзя дозвониться коридорному?
Бой почтительно склоняет голову.
– Простите, пожалуйста, – говорит он вполголоса – Тут у нас случилось одно небольшое происшествие. За господином из 444-го номера пришли господа из гестапо. Господин в одном белье куда-то выскочил. Вот и ходят сейчас по всем комнатам, проверяют. Скоро, наверное, дойдут и до вашего номера…
Релих испытующе смотрит на парня. По конфиденциальному полушепоту, которым бой предупреждает, что скоро дойдут и до него, Релих готов заключить, что парень видел, как тот господин в кальсонах заходил к нему в номер. Но если даже и видел, все равно не скажет – это ясно по глазам.
Релих бормочет что-то невнятное и возвращается в комнату. У него пропала охота вызывать коридорного и взыскивать с гостиницы за украденные вещи. А ну их! Лучше не связываться! Потом не выпутаешься. Пальто и шляпу можно будет купить завтра с утра в магазине на углу.
Он останавливается в раздумье. Увидят пустую вешалку, могут спросить, где у него пальто и шляпа. Тогда получится еще хуже: как будто скрывал.
Он достает из чемодана дождевик и дорожную кепку и вешает их на видном месте. Опять весь чемодан придется упаковывать заново.
Четверть часа спустя в номер стучатся.
– Не заходил ли к вам сюда незнакомый человек? Нет? Извините за беспокойство. В гостинице обнаружен вор.
Заглянув в уборную, в ванную и потрогав портьеры, выходят, церемонно раскланиваясь.
– Кстати, из вашего номера вызывали коридорного?
– Да, я хотел… заказать покушать.
– Пожалуйста!
– Принесите мне шницель по-гамбургски и бутылку вермута.
– Сию минуту.
Доедая шницель и обильно запивая вермутом, Релих медленно обретает прежнее расположение духа. «Черт возьми, неужели даже в командировке нельзя пяти минут прожить без политики? Очевидно, нельзя».
Ему хочется поскорее уехать из этого беспокойного города. «Если того субчика поймают в моей одежде, могут еще возникнуть черт знает какие неприятности!»
Он искренне желает человеку, удравшему в его пальто, чтобы тот засыпался завтра же, но не раньше одиннадцати часов утра, когда уйдет парижский поезд. А еще лучше – послезавтра.
В двенадцать часов, когда Релих ложился спать, новый стук в дверь заставляет его вскочить на ноги. В испорченном настроении, с колотящимся сердцем он идет открывать.
Посыльный в картузе с надписью «Отель Империаль» протягивает ему объемистый сверток.
– Войдите. – Релих пропускает посыльного в комнату.
Разорвав бумагу, он обнаруживает свой костюм, пальто и чуть примятую шляпу.
– Кто это вам передал? – строго спрашивает он у посыльного.
– Один господин, фамилию не сказал.
– Он остановился в вашем отеле?
– Нет, он встретил меня случайно минут двадцать назад на Унтер ден Линден. Предложил, не отнесу ли я этот пакет. Поскольку я все равно шел в эту сторону… Пара марок всегда пригодится.
Релих достает десять марок и дает их низко кланяющемуся посыльному.
– Вот дырявая у меня башка! Чуть было не забыл! Этот господин просил вам передать, что он очень извиняется за беспокойство и никогда бы себе этого не позволил, если бы знал, с кем имеет дело.
– Хорошо, можете идти!
Релих в раздражении бросает на кресло чудом вернувшийся к нему костюм. Опять открывать чемодан!
«Интересно, откуда он успел узнать, кто я такой!»
Взор его падает на отвернувшийся воротник пальто и на красующееся там клеймо «Кооператив сотрудников и войск ОПТУ. Москва».
Он достает из кармана перочинный ножик и со злобой спарывает с пальто фабричную марку.
– Вот идиотизм!
Потом он выпивает залпом целый стаканчик вермута и, тщательно заперев дверь на ключ, тушит свет.
– Джентльмен! – бормочет он сквозь зубы, ложась в постель. – Ничего, голубчик, еще свернешь себе шею! В другой раз мой костюм тебя не спасет…
«А в это время…», как принято говорить в фильмах.
А в это время всего в нескольких километрах на юго-запад, в квартале Вильмерсдорф, в большом каменном доме (второй подъезд, вход со двора), в одной из квартир четвертого этажа, на распластанном на полу тюфяке сидит человек (тот самый, которого Релих костит про себя) и спокойно снимает ботинки: по всем данным, он тоже собирается спать. Ботинки он уже раздобыл, равно как и костюм, правда, немного поношенный и мешковатый. Сняв пиджак и брюки, он аккуратно вешает их на спинку стула. Мокрые носки бережно прилаживает на батарею. Он изрядно промочил ноги – в такую паршивую погоду ни один уважающий себя человек не станет разгуливать по Берлину в ночных туфлях.
Теперь он тушит свет и, завернувшись в худенькое байковое одеяло, с удовольствием вытягивается на постели. Он охотно выпил бы стаканчик вина – это согрело бы и уберегло от насморка, но, поскольку вина нет, придется согреваться собственным теплом.
Он имеет все основания быть довольным счастливым исходом сегодняшней истории, но почему-то брюзжит. Во-первых, прощай чудесный костюм, пальто, ботинки и шляпа! За эти дни он имел возможность убедиться, что значит элегантная внешность: никто не обращает на тебя внимания и даже шпики церемонно сторонятся, уступая дорогу. Теперь все это облачение осталось в гостинице, вернее, оно уже лежит в гестапо вместе с безукоризненным паспортом доктора Клауса Зауэрвейна из Дрездена. Бедный доктор Зауэрвейн, всего полгода назад безвременно почивший в бозе от рака желудка, умер сегодня вторично, на этот раз уже вконец – политическая смерть куда непоправимее физической! Завтра придется ехать в подозрительном пиджачишке, без документов, кое-где пробираться на своих двоих, каждую минуту рискуя попасть в объятия черных ангелов.
Рисковать, когда в этом есть необходимость, – это одно, Но, располагая такими безупречными бумагами, вдруг, по собственной вине, очутиться без ничего…
«Да, да, по собственной вине! Будь добр, Эрнст, не разыгрывай по крайней мере безвинно пострадавшего агнца. Эти два дня ты вел себя как последний дурак. Если рассказать об этом товарищам, они устроят тебе изрядную головомойку. Никто и не поверит, что в серьезную минуту ты способен наглупить, как мальчишка.
Начать хотя бы с того, что, имея в кармане легальные бумаги, заграничную визу, железнодорожный билет, проживая в приличной гостинице и будучи обременен ответственным поручением, ты вздумал вчера идти к обойщику Готфриду Шефферу. Не только вздумал, но и пошел! За одно это тебя стоило бы исключить из партии. Солидный доктор Зауэрвейн накануне отъезда за границу идет в одиннадцать часов вечера на Алекс справляться, готова ли его кушетка! До чего остроумно! Право, Эрнст, когда тебе что-нибудь втемяшится, ты теряешь здравый рассудок. Странно, как это ты не засыпался еще вчера. Просто тебе дали двадцать четыре часа отсрочки…»
