— Что тебе сказать, Дим? Без работы не так уж плохо. На жизнь хватает, и Раечке еще будь здоров останется. Детей нет, накопления есть. Я и машину могу не продавать. Да. Без деятельности, дорогой мой Дим, конечно, скучновато. Точно. Вся жизнь в деятельности.
— Привыкли так. Плохая привычка, а?
— Точно, Дим. Вот если б я просидел свой век в поместье да только б на охоту выезжал — сейчас бы легче было. Точно. Но, по правде говоря, я не совсем безработный. Денег только не получаю… Главное, Дим, руководить, чувствовать, что от тебя что-то зависит. Да куда ж они без меня?! Я там все создал. Все знаю, что, где и как. Я здесь у пульса… У пульта сижу. Все время советуются. Главная движущая сила в современном мире — это возможность помогать другим. — Лев рассмеялся. — Завидую врачам! Я б с твоей профессией горы свернул. — Опять засмеялся, а глаза сожалели о чем-то. — Рая! Неси чай сюда! — Хозяин дома повернулся к дверям. — В глотке пересохло. Все время сохнет. Да. Я ж еще депутат горсовета, Димыч, могу и по этой части проявить себя. На следующих выборах меня уж не выберут, конечно, никуда двигать не станут. Но связи, связи при мне…
Друг молчал, слушал. А что он мог сказать? Его-то самого вылечили. Ничего нигде не отрезали — ни снаружи, ни внутри, выкарабкался целехоньким. Вот и остается молчать да слушать.
— Вы все живете не по правилам. Чуть что — сразу лбом в стену. Позор! Вы…
Одновременно зазвонил телефон, Рая вкатила столик с чаем и всякой сладкой снедью, на экране возникла Алла Пугачева, и Лев, который не могу упустить ни того, ни этого и ничего другого, схватил трубку, а другой рукой изобразил нечто многослойное, должное обозначить и досаду на вечно мешающий, но, как свет и воздух, необходимый телефон, и приглашение к чаю, и призыв вернуть телевизору звук, а Алле Пугачевой — голос. Рая двинула рычажок и застыла у телевизора с чайником в руке.
— Алло! Здорово, Геныч! Здорово, дорогой! Здоровьечко как драгоценное? Я вот тут с Димом сижу, с Дмитрием Григорьевичем, он у нас совсем здоровенький. Вы с ним болеть умеете: раз — и все сзади! Научили бы. — Лев радовался от души, слушал, перебивал, снова смеялся. — Ладно, Геныч, какая от тебя польза, ты слишком прямолинейный. Не знаю, может, ты и правильно действуешь, но мы уж лучше другим путем. Ладно… Ладно. А то приезжай? Посидим, покалякаем. Не каждый день такая компания собирается… Передам, передам. Дим, тебе привет. И ты привет Нине передай. Будь здоров, дорогой.
Лев опять раскрыл рот, но Рая жестом попросила помолчать, пока Алла восславляет жизнь, которую невозможно повернуть назад.
Допела.
— Лев, а что Нина… при Глебе?
— А черт их знает! Собачья площадка у них одна. Не знаю. Не лезь, Дим, туда, где все непонятно. Разве мало вокруг простого и ясного? Главное — от себя самого не отставать, жить без затей. Есть нога, нет ее — ты должен по-прежнему топать, топать, топотать по земле, хозяином себя чувствовать. Правильно я говорю?.. Вот то-то и оно.
Тут, в хорошую минуту, пожалуй, и остановимся. А почему, собственно, надо заканчивать наше повествование сумрачной нотой? В конце концов, Дмитрий Григорьевич и Глеб Геннадьевич здоровы. Марат Анатольевич лечится. Егор, правда, по-прежнему хандрит и иронизирует, но от этого не умирают. А Лев Романович, сами только что видели, по-прежнему генерирует жизнестойкость. В любви, считает он, самое интересное — это победа и разрыв, остальное — ерунда. И не будем больше говорить о болезнях. Все.
