— Не знаете ли вы, Чопперъ, въ городѣ капитанъ Доббинъ или нѣтъ?
— Кажется, что въ городѣ, а впрочемъ не знаю, сэръ.
Напротивъ, они оба превосходно знали, что кептенъ Доббинъ еще не думалъ выѣзжать изъ англійской столицы.
Осборнъ взялъ письмо, адрессованное къ этому офицеру и, подавая его Чопперу, приказалъ немедленно отдать въ собственныя руки капитана Доббина.
— И вотъ теперь, Чопперъ, сказалъ онъ, надѣвая шлялу, и бросая странный взглядъ, — на душѣ у меня будетъ легко. Гора свалилась съ моихъ плечь.
Лишь-только пробило два часа, въ контору явился мистеръ Фредерикъ Буллокъ, призванный безъ сомнѣнія заранѣе къ этому сроку. Онъ и мистеръ Осборнъ пошли вмѣстѣ — вѣроятно на Россель-Скверъ.
Полковникъ Трильйоннаго полка, въ которомъ служили господа Доббинъ и Осборнъ, былъ старый и заслуженный воинъ, сдѣлавшій свою первую кампанію подъ командой Вольфа при Квебекѣ. По слабости здоровья онъ уже не могъ состоять на дѣйствительной службѣ, и считался только номинальнымъ главой Трильйоннаго полка; но это не мѣшало ему слѣдить за военными событіями, и онъ охотно приглашалъ къ своему столу молодыхъ офицеровъ; отличаясь радушіемъ и гостепріимствомъ, рѣдкимъ въ наше время. Капитанъ Доббинъ пользовался особенною благосклонностію этого стараго генерала. Доббинъ хорошо былъ знакомъ съ военной литературой, и могъ разсуждать о походахъ Фридриха Великаго съ такою же отчетливостью, какъ самъ генералъ, равнодушный къ современнымъ тріумфамъ, и котораго сердце продолжало жить съ великими тактиками прошлаго вѣка. Маститый герой пригласилъ Доббина на завтракъ въ то самое утро, когда мистеръ Чопперъ надѣлъ свой праздничный фракъ для предполагаемаго визита. Генералъ, двумя днями раньше, извѣстилъ молодаго офицера о томъ, чего ожидали всѣ, то-есть, о походѣ въ Бельгію противъ Французовъ. При этомъ старый воинъ изъявилъ лестную надежду, что Трильйонный полкъ, разбившій нѣкогда Вашингтона въ Сѣверной Америкѣ и задавшій урокъ мистеру Монткаму въ Канадѣ, поддержитъ и теперь, на поляхъ нидерландскихъ, свою историческую славу.
— Поэтому, любезный другъ мой, si vous avez, par exemple, quelque affaire lаbas, сказалъ старый генералъ, взявъ щепоть табаку своею бѣлою, дрожащею рукой, и указывая потомъ на черное пятно своего халата, подъ которымъ еще довольно слабо билось его сердце, — если, примѣромъ сказать, вамъ надобно утѣшить какую-нибудь Филлиду, или проститься съ своими добрыми родителями, или составить завѣщаніе, то я рекомендую вамъ покончить всѣ эти дѣла безъ малѣйшаго замедленія.
Съ этими словами, генералъ подалъ руку молодому офицеру, и привѣтливо кивнулъ ему своею напудренною головой. Оставшись потомъ одинъ, онъ началъ сочинять какую-то записку на французскомъ языкѣ, такъ-какъ этотъ діалектъ былъ его пассіей въ продолженіе всей жизни.
Вѣсть о походѣ озадачила капитана и сообщила серьезное направленіе его мыслямъ. Онъ подумалъ о своихъ брайтонскихъ друзьяхъ, и тутъ же, со стыдомъ, признался самому себѣ, что Амелія прежде всѣхъ пришла ему въ голову. Да, такъ точно; онъ заботился о ней гораздо болѣе, чѣмъ о своей матери, объ отцѣ, о сестрахъ, о всѣхъ своихъ обязанностяхъ, и онъ думалъ о ней только во снѣ и наяву. Это, однакожь, не мѣшало ему быть дѣятельнымъ и расторопнымъ. Воротившись въ гостинницу, онъ немедленно отправилъ коротенькую записку къ мистеру Осборну-старшему, сообщая ему полученное извѣстіе, которое, думалъ онъ, наведетъ его да миролюбивыя чувства въ отношеніи къ сыну.
Эта записка, принесенная въ контору тѣмъ же лицомъ, отъ котораго наканунѣ Чопперъ получилъ гостепріимное приглашеніе, значительно обезпокоила достойнаго конторщика, такъ-какъ адресъ былъ сдѣланъ на его имя. Онъ сорвалъ печать дрожащею рукой, воображая, что капитанъ, вслѣдствіе непредвидѣнныхъ обстоятельствъ, отложилъ свой обѣдъ, но сердце его мгновенно успокоилось, когда онъ прочиталъ слѣдующія слова, начертанныя рукою капитана:
«Мистеръ Чопперъ, я буду ожидать васъ сегодня въ половинѣ шестаго. Не забудьте свое обѣщаніе. Прилагаемую записку потрудитесь отдать господину Осборну.»
Старикъ-конторщикъ, спору нѣтъ, чрезвычайно интересовался дѣлами своего принципала; но что прикажете дѣлать? Званый обѣдъ былъ для него важнѣе всякихъ дѣлъ и принципаловъ.
Доббинъ былъ уполномоченъ генераломъ разсказывать о полученномъ извѣстіи всѣмъ и каждому изъ своихъ товарищей, кого только ни встрѣтитъ. На этомъ основаніи онъ извѣстилъ прежде всего прапорщика Стоббля, встрѣченнаго имъ въ конторѣ его агента, и прапорщикъ Стоббль — такова была его воинственная ревность — отправился немедленно покупать себѣ новую шпагу въ магазинѣ, гдѣ продавались военные снаряды. Мистеръ Стоббль былъ юноша лѣтъ семнадцати, ростомъ въ полтора аршина съ небольшимъ и на видъ довольно рыхлый; но войдя въ магазимъ, онъ обнаружилъ необузданную львиную храбрость при выборѣ оружія, которымъ надѣялся въ скоромъ времени угощать Французовъ. Онъ шумѣлъ, кричалъ, горячился, топалъ безъ милосердія своею маленькою ножкой; и молодецки направлялъ выбранную шпагу въ самое сердце капитана, который, однакожь, съ непостижимымъ хладнокровіемъ отражалъ ударъ своею бамбуковою палкой.
Мистеръ Стоббль, какъ можно было догадаться по его росту, принадлежалъ къ ротѣ егерей; прапорщикъ Спуни, былъ гренадеръ и состоялъ подъ непосредственной командой капитана Доббина. Молодые люди отправились въ гостинницу «Пестраго Быка», и заказавъ для себя великолѣпный обѣдъ, усѣлись за маленькіе столики писать прощальныя письма къ своимъ добрымъ и нѣжнымъ родителямъ — письма, исполненныя любви, надежды, безконечной преданности, и переполненныя варварскими грамматическими ошибками на каждомъ словѣ. Увы! сколько было въ эту пору нѣжныхъ сердецъ, просверленныхъ отчаянною грустью, и сколько матерей, проливавшихъ слезы при мысли о разлукѣ, быть-можетъ, вѣчной!
Итакъ, юный Стоббль писалъ письмо за маленькимъ столикомъ, и горькія слезы капали черезъ его носъ на почтовую бумагу, потому-что онъ думалъ о своей мама, и о томъ, что, вѣроятно, не увидитъ ее въ этой жизни. Доббинъ тоже хотѣлъ писать къ Джорджу Осборну, но при видѣ молодаго человѣка, вдругъ перемѣнилъ свой мысли.
— Кчему? Зачѣмъ? сказалъ онъ, — пусть она будетъ счастлива по крайней мѣрѣ одну эту ночь. Завтра поутру я увижусь съ своими родителями, и потомъ самъ поѣду въ Брайтонъ.
Затѣмъ, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, онъ положилъ свою большую руку на плечо юнаго Стоббля, погладилъ его по спинѣ и сказалъ трогательнымъ голосомъ:
— Послушайте, молодой человѣкъ, вы, я вижу, горячо любите свою мать; а кто любитъ мать, тотъ будетъ всегда исправнымъ солдатомъ. Перестаньте только кутить и вести безпорядочную жизнь.
При этомъ глаза молодаго человѣка заблистали, и онъ съ особеннымъ уваженіемъ посмотрѣлъ на воина, предложившаго ему благой совѣтъ. Мистеръ Доббинъ, надобно замѣтить, былъ любимъ въ полку, и всѣ считали его лучшимъ офицеромъ.
— Благодарю васъ, Доббинъ, сказалъ юный Стоббль, вытирая кулакомъ свои слезы. Я вотъ только что хотѣлъ ей написать, что собираюсь остепениться. О, если бы вы знали, сэръ, какъ она любитъ меня!
Слезы опять брызнули ручьемъ изъ глазъ молодаго человѣка, и этотъ взрывъ чувствительности заразилъ даже самого мистера Доббина, потому-что и онъ весьма подозрительно заморгалъ своими глазами.
Два прапорщика, капитанъ и мистеръ Чопперъ обѣдали вмѣстѣ въ одной комнатѣ. Чопперъ принесъ письмо отъ мистера Осборна, гдѣ этотъ джентльменъ, въ короткихъ словахъ, свидѣтельствовалъ свое почтеніе капитану Доббину и просилъ его вручить приложенную записку капитану Джорджу Осборну. Чопперъ ничего больше не зналъ. Правда, онъ подробно описалъ наружный видъ мистера Осборна, его свиданье съ адвокатомъ и его необыкновенную учтивость съ писарями; но изъ всего этого нельзя было вывесть положительныхъ заключеній! Вдохновленный мало-по-малу горячительнымъ напиткомъ, Чопперъ пустился въ разнообразныя предположенія и догадки, сначала довольно остроумныя, но потомъ, послѣ трехъ или четырехъ стакановъ, нѣсколъко темныя и, наконецъ, уже совершенно запутанныя и непостижимыя. Въ поздній часъ ночи, кептенъ Доббинъ усадилъ своего гостя въ извощичью карету, и онъ, съ трудомъ поворачивая языкъ, объявилъ подъ клятвой, что останется на вѣки вѣчные закадышнымъ другомъ кап-кап-ппита-на.
Мы уже сказали, что кептенъ Доббинъ, передъ окончаніемъ своей аудіенціи съ миссъ Осборнъ, выпросилъ у нея позволеніе сдѣлать ей другой визитъ. Старая дѣва ожидала его на другой день нѣсколько чаеовъ; если бы онъ пришелъ и предложилъ ей ожидаемый вопросъ, миссъ Дженни, безъ всякаго сомнѣнія, объявила бы себя на сторонѣ брата, и въ такомъ случаѣ, благодаря ея ходатайству, можно было бы устроить примиреніе между Джорджемъ и его разсерженнымъ отцемъ. Но кептенъ Доббинъ, наперекоръ ожиданію дѣвственницы, не явился на Россель-Скверъ. У него было множество другихъ важнѣйшихъ дѣлъ, не терпѣвшихъ отсрочки. Онъ повидался съ своими родителями, утѣшилъ свою мать, какъ могъ, и рано поутру, взявъ мѣсто на имперіалѣ молніеноснаго дилижанса, поскакалъ въ Брайтонъ къ своимъ друзьямъ. Передъ обѣдомъ, въ этотъ день мистеръ Осборнъ-старшій далъ формальный пріказъ, чтобы не смѣли, ни подъ какимъ видомъ, пускать въ его домъ Вилльяма Доббина; миссъ Осборнъ слышала это собственными ушами и, такимъ образомъ, ея собвтвенныя надежды на капитанское сердце разрушились однажды навсегда. Мистеръ Фредерикъ Буллокъ былъ теперь необыкновенно любезенъ съ миссъ Мери, и чрезвычайно внамателенъ къ бѣдному старику, сраженному непредвидѣннымъ ударомъ, потому-что хотя мистеръ Осоорнъ открыто объявилъ, что гора свалилась съ его плечь и на душѣ его легко, однакожь, тѣмъ не менѣе, событія двухъ послѣднихъ дней, очсвидно, потрясли и расшатали его твердую натуру. Операція сдѣлана благополучно, — отрѣзанъ важный членъ въ его организмѣ; но какія будутъ послѣдствія этой ампутаціи, мистеръ Осборнъ-старшій не зналъ и не могъ знать.
