Роджер Белый сел напротив бизнесмена; когда он опустился в мягкое, обтянутое кожей кресло, кожа с шикарным вздохом опала под ним. От нечего делать Роджер стал разглядывать интерьер. В приемной оказалось много английской мебели, той, которая так нравилась Уэсу, от «Шератон» и «Хепплуайт»; точно такая же стояла у Уэса дома в Каскадных Высотах. Приемная походила на традиционный клуб для солидных джентльменов, вроде «Коммерс-клуба» или «Кэпитал-сити», где Роджеру доводилось бывать на ланчах.
Однако что-то… что-то все же выбивалось из общего стиля… Тут Роджер заметил портьеры по обеим сторонам окна. Огромные портьеры, в складку, сильно задрапированные, сшитые из… йорубского хлопка! Вот оно что! Не узнать яркий, в черно-красно-желтых красках узор невозможно, пусть даже портьеры и были задрапированы. А высоко на стене, над диваном, висели на темном фоне фантастические африканские картины… из камня и слоновой кости… антилопы, львы, гепарды… сказочные существа из йорубских мифов… На соседней стене красовались мастерски выполненные зловещие маски знахарей и два перекрещенных копья с характерными йорубскими кистями, подвязанными под наконечниками.
Роджер сразу узнал их, еще бы! На первом курсе в Морхаусе он попал в группу студентов, которых на весенние каникулы повезли в йорубские земли, — и почему современные студенты не могут придумать что-нибудь дельное вроде этого! — в самое сердце Нигерии — город Лагос. Группу возглавляли доктор Майклз и доктор Померой. Возили студентов с вполне определенной целью — чтобы те познали свои корни. Среди ученых бытовало мнение, что в Америку рабов ввозили в основном из йорубских земель, этой колыбели великой цивилизации, возможно величайшей во всей Африке. Дома вождей в самом деле впечатляли. В некоторых было до пятидесяти комнат, богато украшенных резьбой и всякими предметами культа, вроде тех, что на стенах приемной. Роджер вспомнил — Уэс ведь тоже был в составе той группы. И точно так же, как и он, Роджер, запомнил эту поездку на всю жизнь.
Роджер поднялся с кресла и подошел к стойке.
— Простите, — заговорил он с секретаршей; ее хорошенькое, улыбающееся личико тут же повернулось к нему. — Мне просто любопытно, — Роджер показал на резьбу, висевшую над диваном, — давно они здесь?
— Что-то около двух недель.
— А вон те? — Он махнул в сторону масок и копий.
— Тоже, — ответила секретарша. — Господин мэр сам принес их. Кажется, из дома.
— Шутите?! — вырвалось у Роджера. Но он тут же понял, что сморозил глупость, совсем как на днях у Макнаттера, и поспешно добавил: — Они просто великолепны!
Возвращаясь к креслу, Роджер несколько раз задумчиво повторил про себя: «Да, они великолепны… они великолепны…» И в то же время с удивлением думал: «Из дома? Дома? Чтобы Уэс Джордан — и коллекционировал йорубское искусство?»
Роджер все еще удивлялся — Уэс никогда не проявлял ни малейшего интереса к подобным предметам, ни после той экскурсии, ни даже в конце шестидесятых — начале семидесятых во время всплеска афроцентристских настроений. Роджер все еще ломал голову над услышанным, когда в дверном проеме за стойкой показалась женщина. Она стремительно подошла к нему и улыбнулась открытой, теплой улыбкой:
— Мистер Белл? Я — Глэдис Цезарь. Пойдемте со мной — господин мэр будет очень рад встретиться с вами!
Роджер тут же окинул Глэдис Цезарь оценивающим взглядом. Это была невысокая, полноватая дама средних лет, энергичная и предельно организованная. Кожа не то чтобы светлая, но и не иссиня-черная. Наверняка в своей среде имеет репутацию человека, способного убеждать и добиваться своего. Он проследовал за ней по длинному коридору, с одной стороны которого тянулись застекленные полки с целой батареей самых разных экспонатов: двумя японскими керамическими куклами, облаченными в настоящие, изумительно красивые кимоно замысловатых фасонов, украшенные какими-то лакированными красными дисками; чашей из стекла французской фирмы «Лалик» с обнаженной фигурой в стиле «ар деко», поднимающейся с ободка; осколком, хотя и немаленьким, напоминавшим древний римский барельеф; бронзовой скульптурой нью-йоркского усатого полицейского высотой дюймов в шестнадцать, восседающего на лошади; искусно сработанной моделью корабля девятнадцатого века, помещенной в большую бутыль с узким горлышком… Все эти экспонаты, один другого дороже, тянулись нескончаемыми рядами. Не успел Роджер и рта раскрыть, как Глэдис Цезарь пояснила:
— Подарки от высоких гостей. Японцы, к примеру, никогда не приезжают с пустыми руками. У них это считается дурным тоном.
Они прошли мимо небольших офисных помещений и дошли до двух внушительного вида дверей из красного дерева. Когда они поравнялись с левой, Глэдис остановилась и, вынув ключ, отперла дверь, жестом приглашая Роджера войти и присесть на большой, обтянутый белым твидом диван. Мягко, с самой теплой улыбкой, какую только можно было ожидать, она сказала:
— Располагайтесь. Мэр будет с минуты на минуту.
Роджер осмотрелся. Помещение выглядело как гостиная, современная, но не безликая. В комнате было одно-единственное окно, однако оно отличалось размерами — от пола до потолка — и отодвигалось наподобие раздвижной двери, открывая вход на балкон. Балкон, как и все здание, был из бледно-серого сборного бетона, но модерновые, темного металла перила и балясины придавали ему исключительно стильный вид. Диван стоял совсем рядом с балконом, повернутый спинкой; перед диваном был стеклянный журнальный столик с крышкой не меньше двух дюймов в толщину, заключенной в простую на вид, но искусно сделанную под бронзу раму. На полу лежал ковер с густым ворсом — на белом фоне повторялся темно-коричневый геометрический рисунок. Всмотревшись, Роджер разглядел феникса, мифическую птицу, возрождавшуюся из пепла, — символ Атланты, города, который дважды сгорал дотла и снова отстраивался. На одном конце столика лежала кипа иллюстрированных книг большого формата, а по центру… по центру стояла увеличенных размеров йорубская гадательная чаша, покоившаяся на высоких, в фут высотой, фигурках лошади и всадника, вырезанных из красноватого дерева в стиле древнего африканского государства Ойо. Какое великолепие! Взгляд Роджера уперся в стены, которые из-за своего темного оттенка поначалу показались ему сплошным красным деревом. Только теперь он разглядел, что на самом деле они эбонитовые… с пола до потолка… без всяких вычурностей… Прямо напротив висела целая коллекция йорубских мечей, по всей видимости ритуальных, — каждый был дюймов восемнадцати длиной, затейливо вырезанный из слоновой кости. На эбонитовом фоне вся эта кружевная резьба смотрелась особенно эффектно… Вот это великолепие! Вот это да!
Роджер все еще завороженно глядел на мечи, когда послышался звук открывающейся двери. От боковой стены, вероятно соединявшей гостиную с небольшим кабинетом, по ковру шел невысокий, всего пяти футов семи дюймов, Уэс Джордан, всем своим видом выражавший радость от встречи.
Подняв руки и будто бы раскрывая объятия, он низким голосом воскликнул:
— Белл! Братишка Белл!
Роджеру знакома была эта интонация Уэса, это его ироническое подражание манерам чернокожих братьев. Знакомо было и то, что «братишка, брат» имеет два значения и оба не лишены иронии: брат Белл из студенческого братства «Омега дзета дзета» и брат Белл из духовного братства всех чернокожих Америки.
Подойдя ближе, Уэс, однако, не заключил гостя в объятия, как Роджер ожидал, а вскинул левую руку, выставив ладонью вперед:
— Ну-ка, дай пять!
Роджер из вежливости послушно хлопнул пятерней по ладони мэра, хотя и понимал, что со стороны Уэса это натуральное кривлянье.
Мэр вскинул правую руку, выставив ладонь:
— Ну-ка еще, брат! Выше!
Роджер ударил по высоко поднятой ладони. Мэр опустил левую руку почти до самого колена:
— А теперь, брат, ниже!
Роджер ударил по низко опущенной ладони. После этого, к удивлению Роджера, мэр обнял-таки его. Обхватил и на секунду замер, коснувшись щекой щеки Роджера. А потом совершенно нормально, с неподдельной искренностью в голосе сказал:
— Рад тебя видеть, братишка! Сколько лет, сколько зим!
Внезапно он отступил на шаг и оглядел всего Роджера, от начищенных до блеска изящных туфель до белого воротничка и галстука от «Шарве».
— Так-так-та-а-ак… — Снова низкий, насмешливый голос черного парня из гетто. — Классный прикидон, братан! Ну, колись — как житуха-то?
— Откуда ты, братан, знаешь про «прикидон»? — Роджер невольно заговорил в той же нарочитой манере, что и Уэс.
— Да ладно те, братан, — ответил мэр, — не в курсах, что ли, — перед тобой свой кореш. Мистер «Гроза Атланты». А ты колись давай. Откуда такой чувак в костюмчике из «Ринджер Флизом энд Тик» знаком с «прикидоном»?
