Глава VII
Описанные выше события не только отдалили меня от Элси, не позволили проводить с ней много времени, но и в определенной степени охладили мой пыл. Мы продолжали встречаться два-три раза в неделю, но мои мысли были заняты социальными проблемами, мной владели чувства, порожденные жестокой борьбой, которая не оставляла времени на другие мысли и чувства. Однако, как ни странно, в наших с Элси отношениях в это время наметился некий прогресс. Так как я отдалился и больше не был в ее безграничной власти, она стала добрее ко мне, менее требовательной, и как только я обратил на это внимание, капелька презрения появилась в моей любви. Неужели она действительно похожа на тех девушек, о которых я читал, которые убегают, когда вы преследуете их, и бегут за вами, едва вы поворачиваетесь к ним спиной? Но я-то не такой, думалось мне; я желал ее больше всего на свете. А потом мне показалось, что и она привлекает меня сильнее, когда становится требовательной и недоступной. Мне пришлось признать, что между нами нет разницы. Мужчина и женщина по своей природе не очень-то отличаются друг от друга.
То, что я был занят, само по себе возвеличило меня в глазах Элси и очень укрепило мое влияние на нее — и это как будто стало моим настоящим достижением за несколько недель. В последний раз, когда мы встретились, Элси зарделась от удовольствия, а когда прощались, она целовала меня и прижималась ко мне, словно хотела показать, как сильно меня любит. «Ты придешь завтра, правда?» — спросила она. А во мне взыграл черт противоречия, и я ответил с ничего не значащей вежливостью:
— Я зайду за тобой в субботу, и мы погуляем — если, конечно, найдется время, — не удержался я.
— Буду ждать, — торопливо отозвалась Элси. Суббота выдалась солнечной и жаркой, насколько мне помнится, и мы, не раздумывая, направились к озеру по мягкому пахучему асфальту. В такой день волей-неволей избегаешь открытых улиц; солнечный свет не просто мешает, он слепит. И ничего удивительного, что Элси с раздражением проговорила:
— Ненавижу ходить пешком. В такие дни надо ездить на машине.
Я собирался предложить ей прогулку в парке, отдых на газоне, но стоило ей произнести эти слова, как я вспомнил лодку.
— У меня есть для тебя кое-что получше.
— Что? — с горящими глазами переспросила Элси.
— Узнаешь через четверть часа, — ответил я, и Элси, без умолку болтая обо всяких происшествиях последних двух недель, последовала за мной к пристани. Похоже, она была довольна жизнью, начальник отличил ее, похвалил ее работу, повысил ей жалованье. Помнится, я даже немножко приревновал ее, совсем немножко, хотя и порадовался за нее, приятно ведь, когда получаешь заслуженное поощрение на работе. Неприятный осадок скоро исчез, до того Элси была соблазнительно красива, а ее нежность заставляла меня трепетать, наполняла радостью мою душу и изгоняла все мысли о соперничестве.
Через несколько минут мы уже были на пристани, и, прежде чем янки успел спросить, что мне угодно, Элси восхищенно воскликнула:
— Какой ты милый! Больше всего на свете люблю кататься на лодке по прохладной воде.
— Дайте нам широкую, устойчивую лодку, — попросил я, и янки подобрал нам нечто, напоминавшее корыто.
— Если хотите заплыть подальше, то грести будет трудновато, — заметил он, — хотя на воде не так жарко, как здесь. Зато эта лодка устойчива, как баржа.
У меня не было намерения заплывать так далеко, как это было с Линггом, но я взял предложенное «корыто» и, усадив Элси на корму, показал, как управляться с рулем, а сам греб без передышки около получаса, после чего устроился на дне лодки у ног моей возлюбленной. Она робко поглядывала на меня, взглядом признаваясь в любви и старательно отводя глаза в сторону.
— Не странно ли? — проговорила она. — Месяц назад я решила не встречаться с тобой, сказала об этом себе, сказала тебе. И когда я оставалась наедине с собой, я говорила себе: «Не стоит нам встречаться; это неправильно, и я больше не буду». Но это «неправильно» значило всего лишь «не хочу больше его видеть». А когда ты не пришел раз, другой, я до того сильно захотела тебя видеть, что теперь не думай, я ничего такого не скажу.
Естественно, после такого признания я обхватил руками ее бедра и заглянул ей в глаза. Она все еще избегала смотреть на меня. И я подумал, что поначалу лишь нравился Элси, полюбила она меня потом, и теперь любит меня не меньше, чем я ее.
— Милый, мы здесь одни, да? — продолжала она. — Больше одни, чем в комнате или где-нибудь еще. Только ты и я между небом и землей.
Я подтвердил это, и она вернулась к прежнему разговору.
— Мне не хотелось встречаться с тобой, потому что я не думала, будто всерьез люблю тебя, но была уверена, что ты меня любишь, а теперь получается, что я люблю тебя сильнее, и если прежде все мои доводы были против тебя, то теперь — за. Правда, странно?
И она на мгновение показала мне свои прекрасные глаза. Я приподнялся, и ее губы встретились с моими губами: ее нежность была восхитительной.
— Любовь порождает любовь, — сказал я, — как волна накатывает на волну.
— К тому же, — продолжала Элси, мгновенно поменяв настроение, — ты стал совсем другой, да будет тебе известно. Когда мы встретились, ты был, о, настоящий немец, очень смешно говорил по-английски, и привычки у тебя были немецкие. А теперь ты говоришь по-английски не хуже меня. Тогда ты казался мягким, сентиментальным, а теперь стал сильнее, решительнее...
— Ты ведь получил хорошее образование, правда? Лучшее, чем получают наши мальчики в колледжах. Тебе надо идти дальше, — взволнованно, даже со страстью проговорила Элси, но тут ею завладели другие мысли, и она надула губки.
— Тебе придется много работать еще лет десять-двенадцать, а на кого я буду похожа через десять лет? Я буду старой каргой! А если я сейчас выйду за тебя замуж, ты никогда по-настоящему не встанешь на ноги. Из-за меня ты всю жизнь будешь бедняком. Ох, я боюсь, боюсь!.. — Не надо, милый! Пожалуйста, не надо, а то я рассержусь! — воскликнула она, потому что я начал медленными короткими поцелуями покрывать ее руку, оставляя красные пятна, как лепестки роз, на безупречной белизне ее кожи, тем не менее в ответ на мой молящий взгляд Элси наклонилась и поцеловала меня так, как только она умела это делать.
Потом мы поболтали о том, о сем, строя разные планы, которые должны были соединить нас в будущем. Сначала я строил воздушные замки, потом Элси тоже стала строить воздушные замки, скорее, уютные домики, которые казались достижимее, чем мои замки, и уж точно более привлекательными. Теперь я с уверенностью говорил о постоянном месте в американской газете, так как Уилсон, редактор «Post», обещал мне такое место с жалованием, по меньшей мере, восемьдесят долларов в месяц, которых вполне хватило бы для нас всех, но Элси все равно качала своей расчетливой головкой, пока я не стащил ее на дно лодки в мои объятия. Довольно долго мы сидели, крепко прижавшись друг к другу и не разнимая губ, но потом Элси опять отодвинулась от меня.
— Мы не должны встречаться, — сказала Элси, — мы не должны вот так встречаться. Ты улыбаешься, плохой мальчик, потому что я всегда повторяю одно и то же, но на сей раз я не шучу. Когда я говорила это прежде, мы не любили друг друга, а теперь все изменилось. Ах, мне ли не знать... С каждым свиданием ты все сильнее хочешь меня, и чем сильней ты хочешь, тем труднее мне отказывать тебе, отвергать тебя. С каждым разом меня все больше искушает желание подчиниться тебе, и я начинаю бояться себя. Если мы будем встречаться и целоваться, настанет день, когда я не выдержу. Такова человеческая природа, мой милый, женская природа, а потом я возненавижу себя и тебя тоже; наверное, тогда я покончу с собой. Отвратительно то, как я уступаю тебе, понемножку, из слабости, делаю то, чего не хочу делать. Это унизительно!
Все это время, пока она говорила, я целовал и ласкал ее. Видно, ко мне перешло немного от настойчивости Линг-га. Слова суть завеса души, и мое терпение, мое настойчивое желание приблизили нас друг к другу лучше всяких слов. День за днем я становился все опытнее, а Элси уступчивее и почти готовой сдаться.
Поэтому я продолжал целовать ее, пока она вдруг не вырвалась, не откинула назад свою головку и не вдохнула полной грудью воздух.
— Нет, ты все же плохой мальчик! Зачем ты соблазняешь меня?
— Ты просто не любишь меня, — сказал я, требовательно заглядывая ей в глаза, — не надо говорить о том, что я тебя соблазняю, ведь ты не любишь меня, если не хочешь уступить еще чуть-чуть.
— Люблю сильнее, чем ты думаешь, милый, — сказала она и на мгновение прильнула ко мне. Но уже в следующую секунду поднялась с гордым видом, резко тряхнула юбками, так что муслин громко зашуршал, и опять уселась на корме.
Я отпустил ее. В конце концов, у меня не было права ничего требовать от нее, у меня не было права ее ласкать. Не было права! В любой момент Лингг мог призвать меня, и я бы не отказался. Все надежды на любовь и счастливую жизнь с Элси потонули в захлестнувшей меня черной волне страха. Нет, надо быть осторожнее, и я больше не посягал на Элси, хотя это дорого мне стоило. Я уже обратил внимание, что с каждой лаской, какой бы невинной она ни была, Элси все больше уступала мне. Однажды показав мне свои ручки, она уже не могла отказать мне в этом в следующий раз. Короче говоря, ей становилось все труднее отказывать мне в чем бы то ни было, ибо она тоже любила меня и желала изо всех сил. Несмотря на мое решение не заходить слишком далеко, чтобы ни в коем случае не скомпрометировать Элси, мы катились по наклонной плоскости, с каждым разом оказываясь все ниже и не имея сил повернуть назад. Не знаю, понимала ли Элси все это так же ясно, как я; теперь мне иногда кажется, что она даже лучше меня понимала, куда нас это может завести.
