И тут Атрейо увидел, куда они глядят в оцепенении: по ту сторону луга простиралось НИЧТО.
Это НИЧТО было точно таким же, как Атрейо увидел его тогда в лесу у Троллей, забравшись на дерево, а потом на равнине, где стояли магические Ворота Южного Оракула, и когда летел в поднебесье, обхватив руками шею Дракона Фалькора, но до сих пор он глядел на него только издали. А сейчас приблизился почти вплотную. НИЧТО тянулось от края до края земли, вдоль горизонта, оно было огромным и медленно, медленно, но неумолимо приближалось.
Атрейо наблюдал, как замершая на болоте нечисть начинала дергаться, уставившись в НИЧТО. Все они корчились в страшных судорогах, рты их растягивались в ужасающих гримасах, словно для безумного хохота или вопля, но при этом вокруг царила мертвая тишина. И вдруг, будто опавшие листья, подхваченные порывом ветра, они понеслись прямо к НИЧТО. Кто скатывался туда, кто прыгал, кто нырял с разбега – и все исчезали.
Не успел последний из обитателей Тьмы бесшумно и бесследно пропасть, как Атрейо с ужасом заметил, что и сам он тоже какими-то резкими рывками неуклонно приближается к НИЧТО. Он чувствовал, что его всё больше захватывает желание двинуться вслед за ними. Атрейо собрал всю свою волю, чтобы побороть это влечение. Прежде всего он заставил себя стоять на месте. Потом ценою огромных усилий ему удалось наконец повернуться спиной к НИЧТО и потихоньку двинуться назад, с великим трудом преодолевая невообразимо мощную тягу. Когда же он почувствовал, что сопротивление НИЧТО стало ослабевать, он со всех ног бросился прочь от этого страшного места. Он спотыкался на неровно вымощенной дороге, падал, но тут же вскакивал и бежал дальше, не думая о том, куда она его приведет.
Он бежал, следуя всем странным извивам дороги, не смея сойти на обочину, бежал, не останавливаясь, пока из тумана не проступила высокая, чёрная как сажа, городская стена. Над ней возвышалось несколько кривых башен, отчетливо видных на фоне серого неба. Деревянные городские ворота были прогнившие и трухлявые, их створки, висевшие на ржавых петлях, совсем перекосились. Атрейо вошел в город.
На чердаке становилось всё холоднее. Бастиан так окоченел, что стал дрожать.
А вдруг он простудится и заболеет? Что тогда с ним будет? Он может схватить воспаление легких, как Вилли, мальчик из их класса. И тогда он умрет здесь, на чердаке, совсем один. Никому и в голову не придет сюда заглянуть, чтобы ему помочь.
Как бы он был теперь рад, если б отец нашел его и спас.
Но самому пойти домой – нет, этого он не мог! Уж лучше умереть!
Бастиан принес ещё несколько солдатских одеял, укутался в них, укрылся, подоткнул их со всех сторон.
Ему стало теплее.
Над морской пучиной, будто бронзовый колокол, гудел голос Фалькора:
– Атрейо! Где ты? Атрейо!
Уже давным-давно Ветры Великаны прекратили свою игру – они померились силами и разлетелись в разные стороны. Когда-нибудь они снова встретятся – здесь ли, в другом ли месте – и продолжат свой вечный спор, как это повелось с незапамятных времен. Чем кончилась их последняя схватка, они уже забыли, потому что ничего не запоминали, да ничего и знать не желали, кроме своей собственной необузданной силы. И Дракон Счастья, и маленький всадник у него на спине тоже давным-давно исчезли из их памяти. Когда Атрейо сорвался и полетел в пучину, Фалькор молнией метнулся вниз, надеясь поймать мальчика на лету. Но смерч закружил Дракона, взметнул его ввысь и унес невесть куда. Когда же Фалькору удалось наконец повернуть назад, Ветры Великаны резвились уже совсем в другом месте. Фалькор был в отчаянии. Тщетно старался он найти то место, где Атрейо, как ему казалось, должен был упасть в море, но даже Белый Дракон Счастья не мог разглядеть в кипящей пене разбушевавшейся стихии крохотную точку гонимого волнами Атрейо, а тем более найти его на дне морском, если он утонул.
И всё же Фалькор не сдавался. Он то взлетал ввысь, чтобы обрести больший обзор, то снова спускался и парил над самыми волнами, расширяя и расширяя круги. И не переставал окликать Атрейо, всё ещё надеясь его найти.
Он был Драконом Счастья, и потому ничто не могло поколебать его уверенности, что в конце концов всё кончится хорошо. Что бы ни случилось, Фалькор не прекратит свои поиски.
– Атрейо! – гудел его могучий голос, прорываясь сквозь грохот волн. – Атрейо, где ты?
Атрейо шел в мертвой тишине по городу, из которого исчезли все его обитатели. Опустевший город производил гнетущее, даже жуткое впечатление. Здесь не было ни одного здания, вид которого не устрашал бы – на всем, казалось, лежит печать проклятия, словно всё это дворцы злых духов и дома с привидениями. Переулки и улицы, как и всё здесь, кривые, были затянуты паутиной, а из погребов и высохших колодцев поднималось одурманивающее зловонье.
Сперва Атрейо с опаской перебегал от угла к углу, стараясь притаиться в нишах строений, однако вскоре убедился, что прятаться ему не от кого. Площади, улицы и в самом деле были пустынны, из зданий не доносилось ни звука. Он заглянул в несколько домов, но ничего, кроме опрокинутой мебели, разбитой посуды, разодранных занавесок – следов какого-то зловещего погрома,
– не обнаружил. Нигде не было ни единого жителя. В одной комнате на столе он увидел тарелку с чёрной жижей, видимо с супом, и какие-то липкие ломти хлеба. Атрейо попробовал и того и другого. Еда была отвратительной, но мальчика мучил голод. Ему даже показалось, что он попал туда, куда ему надо
– в самое подходящее место для тех, кто расстался со всякой надеждой.
Бастиан чувствовал, что слабеет от голода. Одному Богу известно, почему именно сейчас он вспомнил, да и совсем некстати, о яблочном пироге, который пекла фрейлейн Анна. Это был самый вкусный пирог на свете.
Фрейлейн Анна приходила к ним три раза в неделю, печатала на машинке то, что диктовал ей отец, и убирала комнаты. Обычно она ещё и готовила что-нибудь вкусное или пекла пирог. Фрейлейн Анна была женщиной плотного телосложения и веселого, беззаботного нрава. Она громко разговаривала и много смеялась. Отец отвечал ей вежливо, но, казалось, едва замечал её присутствие. Ей крайне редко удавалось вызвать улыбку на его мрачном лице, но когда фрейлейн Анна приходила, в доме становилось как-то светлее.
Фрейлейн Анна, хотя она и не была замужем, растила маленькую дочку – девочку с изумительно красивыми белокурыми волосами. Звали её Криста, и она была на три года моложе Бастиана. Прежде фрейлейн Анна её почти всегда приводила с собой. Криста была очень робкой, и, когда Бастиан ей часами рассказывал свои истории, она сидела не шелохнувшись и глядела на него с изумлением. Бастиан понимал, что вызывает у девочки восхищение, и очень её любил.
Но год назад фрейлейн Анна отдала свою дочь в лесную школу-интернат, и с тех пор они почти не виделись.
Бастиан не мог этого простить фрейлейн Анне, и сколько бы она ему ни объясняла, почему Кристе лучше жить там, чем дома, он всегда оставался при своем мнении.
Однако, хоть Бастиан и сердился на фрейлейн Анну, отказаться от её яблочных пирогов он был не в силах.
Сейчас он с тревогой думал о том, сколько человек вообще может прожить без еды. Три дня? Или только два? Возможно, уже после двадцати четырех часов у него начнутся галлюцинации. И он стал считать, загибая пальцы, сколько часов он уже просидел на чердаке. Получалось, около десяти, а может, даже немного больше. Ах, почему он не сберёг бутерброд или хотя бы яблоко!
В колеблющемся свете свечей стеклянные глаза лисы, совы и огромного орла поблескивали, словно живые. Громадные тени чучел на стене чердака пугали.
Башенные часы пробили семь.
Атрейо вышел из дома и стал бесцельно бродить по улицам. Город показался ему очень большим. Одни кварталы состояли сплошь из маленьких домишек, таких низких, что он мог легко дотянуться до водосточного желоба на крыше, в других же возвышались громадные дворцы, фасады которых были украшены скульптурами. Однако все они изображали либо скелеты, либо химер со страшными рожами, щерившимися на одиноко бредущего путника.
И вдруг Атрейо застыл как вкопанный.
Где-то невдалеке раздался жуткий душераздирающий вой, надрывный жалобный стон, такой отчаянный и безнадежный, что у Атрейо защемило сердце. Всю заброшенность чудищ Тьмы, всё тяготевшее над ними проклятье выражал этот хриплый вой, не прекращавшийся ни на мгновение. И многоголосое эхо отражалось от стен всех зданий, даже самых отдаленных. Атрейо стало казаться, что это воют рыскающие по округе стаи голодных волков.
Недолго думая двинулся он на звук, который тем временем стал стихать, превращаясь в прерывистое всхлипывание, и в конце концов совсем пропал. Атрейо не сразу сообразил, куда идти. Миновав ворота, он оказался в узком темном дворе, пересек его, увидел ещё одни ворота. И они привели его к грязной и сырой мусорной яме. У проема в стене сидел на цепи гигант-оборотень. Судя по его виду, он умирал с голоду: обтянутые шелудивой шкурой ребра можно было пересчитать все до единого, позвонки на спине выпирали как зубья пилы, а язык вывалился из полуоткрытой пасти.
