— Не сейчас, мэм, — сказал он. — Нам все же надо осмотреть просмотровую комнату в соответствии с пожеланием хозяйки.
— Напрасная трата времени, — рассудительно откомментировала Билл.
— Да, — с лихорадочной искренностью добавил Смидли. — И вообще, вам там не понравится.
— Да и спешки никакой нет, — сказала Билл. — У нас еще вся ночь впереди. Присядьте-ка и давайте выпьем.
Случайный прохожий, оказавшийся в этот момент свидетелем событий, решил бы, что неподалеку взорвался склад горючего. Но то была Адела.
— Елки-палки! — Адела трагически воздела руки. — Присядьте! Выпьем! У нас тут что, встреча выпускников средней школы?
Сержант сокрушенно покачал головой. Поднос с бутылками не ускользнул от его взгляда, полицейские — народ наблюдательный, и глаз его заинтересованно блеснул, когда предложили продегустировать их содержимое. Как жаль, подумалось ему, что эта превосходная женщина, похожая на немецкого боксера, — не самая главная. У этой, все думал он, головка — что надо. Но заправляет тут, видно, другая дама, чье лицо он вроде где-то видел, а направление мысли — не одобряет.
— Нет, спасибо, мэм, — мужественно ответил он той, что посимпатичней. — На службе нельзя. Пошли, Билл.
— Вас зовут Билл? — спросила Билл.
Патрульный ответил «да», и Билл сказала «так-так-так».
— И меня тоже, — добавила она. — Какое приятное совпадение! Давайте присядем вот тут на диванчике и поговорим как Билл с Биллом.
— Попозже, мэм, — сказал сержант. Он взглянул на потолок, и лицо его приняло то напряженное выражение, которое используют полицейские при исполнении. — Сдается мне, там какой-то шум. Скрипит вроде что-то.
— В старых домах всегда по ночам скрипит, — сказала Билл. — Этот дом, насколько мне известно, построили в эпоху раннего Сесиля де Милля.[18]
— По-моему, — сказал патрульный, — звук какой-то такой… Будто скребется кто.
Билл навострила уши.
— А, понятно, — нашлась она. — Я знаю, кто это. Пудель моей сестры. У него ужасно чувствительная шкурка, он все время чешется. Прямо как в стишке: «Одна юная дама из Далласа почему-то всегда чесалася». А вы любите собак, сержант?
— Да, мэм. Я держу дома собаку.
— Какой породы?
— Скотч-терьер, мэм.
— Самая лучшая порода. Умнейшие животные, эти скотчи.
— Умные? Не сказал бы.
— Зато послушные, — сказал патрульный, которому нетерпелось поговорить про своего бостонского терьера.
— Хватит, наслушалась, — оборвала его Адела, которая никак не могла взять в толк, что происходит. — Эй вы, полицейские из комедии! Вы собираетесь заниматься своими прямыми обязанностями?
— Конечно, мэм, конечно, — успокоил ее сержант. — Пошли, Билл.
Они направились к двери, и Смидли сопроводил их отчаянным стоном обреченного. Ноги у него подкосились, он упал прямо на сержанта, который упал на Аделу, которая спросила, что это он изображает — игру в футбол или сцену из фильма «Почтальон всегда звонит дважды»?
— Простите, мэм, — галантно произнес сержант. — Меня уронил на вас этот джентльмен. — Тут его осенило. — А вы, часом, не Адела Шэннон?
— Она самая.
— Разрази меня Бог! То-то я смотрю, лицо знакомое. Я видел вас в немом кино. Билл, помнишь Аделу Шэннон?
— Ясно, помню, — ответил патрульный. — Она была Владычицей Вулкана Страстей.
— И осталась, — сказала Билл. — А вы киноман, сержант?
— Да, мэм. Вы тоже связаны с кино?
— Уже нет. Я работала в «Суперба-Лльюэлин», но меня вышибли.
— Жаль. Что ж, дело житейское.
— Да, житейское. Патрульный горько рассмеялся.
— Вот он, Голливуд-то. Смех и грех.
Билл с интересом взглянула на него. Потом обернулась к сержанту.
— Похоже, ему Голливуд не по душе.
— Это правда, мэм.
Адела заскрипела зубами, сжала кулаки и заговорила подчеркнуто ровным тоном человека, из последних сил сдерживающего ярость, которая, если вырвется наружу, натворит много бед. Как и Смидли, пребывавший в полуобморочном состоянии, она чувствовала себя не в своей тарелке. Ненавязчиво усердные полицейские воздействовали на нее как один венский режиссер, памятный ей по старым временам, на голову которого она, в интересах искусства, обрушила бутафорский меч из фильма «Приветствуем тебя, Цезарь!»
— Можно на минуточку занять ваше внимание? — сказала она. — Намерены ли вы в ближайшее время предпринять какие-то действия или эта конференция продлится вечно? Вы зачем сюда пришли — преступников арестовывать или про собак болтать? Ответьте, если не трудно, — закончила она с очаровательной улыбкой.
Билл мягко, но решительно охладила ее пыл.
— Потерпи немножко, Адела. У нас целая ночь впереди. Так почему ваш приятель не любит Голливуд?
Чело сержанта омрачилось.
— На прошлой неделе он попытался определиться на работу на студию «Медула-Облонгата-Глутц», и его не взяли. Ему хотелось сниматься в комедии положений, а он им не показался.
— Шутите!
— Нет, мэм, так они и сказали.
— Странно. На мой взгляд, он идеально подходит для комедии положений.
— Конечно, подхожу, — сказал патрульный. — Но они все одна шайка-лейка. Не хотят дать дорогу новому таланту.
— Да, с этим туго, — сказала Билл.
— Вы правы, — согласился сержант. — Жестокий мир. Знаете, когда я пробовался на роль Суперколосса, они имели наглость заявить, что мне не хватает драматизма.
— Невероятно.
Тяжкий вздох вырвался из груди Аделы, из самой глубины сердца. Дух ее был сломлен.
— Господи, дай мне силы! — простонала она. — Звоню в полицию, а мне присылают актеров-неудачников. Пойду прилягу. Лорд Тофем! ЛОРД ТОФЕМ!
Лорд Тофем, моргая, вскочил с места.
— А? Что? Это Милашка? Адела откликнулась не сразу.
— Нет, — наконец проговорила она. — Это не Милашка. Лорд Тофем, вы мне как заноза в заднице. Я вас не слишком обременю, если попрошу пойти со мной в спальню?
— Пойти с вами в спа…
— Когда дом кишит бандитами и сумасшедшими, я не рискну одна подняться по лестнице.
Лорд Тофем вздохнул с видимым облегчением.
— Ах да, конечно, конечно, — сказал он. — Я было подумал… Ха-ха, вот дурак! Абсолютно. Да, да. Я понимаю.
— Захватите эту бутылку.
— А? О, нашу дорогую бутылочку! Дело. Дело.
— Когда вы кончите обсуждать свои актерские неудачи, — обратилась Адела к сержанту, — в просмотровой обнаружите грабителей. Я им крикну через дверь, попрошу подождать. Пошли, лорд Тофем.
— Только после вас, — галантно произнес лорд Тофем.
— Чтобы мне первой глаз вышибли? — возразила Адела. — А если они в холле шныряют?
Лорд Тофем вышел первым, за ним Адела. Сержант, которого насторожили ее последние слова, засуетился.
— Нам тоже надо идти.
— Да не торопитесь, — попросил Смидли.
— Простите, сэр, долг зовет.
— Мне хочется дослушать про комедию положений, — остановила их Билл. — Прошу вас, сядьте и выпейте чего-нибудь.
— Спасибо, мэм, нет.
— Ну, если захотите, скажете.
— Хорошо, — ответил сержант.
— А вам?
— Нет, спасибо, мэм.
— Захотите — скажите.
— Хорошо, — ответил патрульный.
— Так-то лучше, — сказала Билл. — Сядем рядком, поговорим ладком. Почему же на студии «Медула-Облонгата-Глутц» решили, что вы не годитесь для комедии положений?
— Вот взгляните на меня, — грустно сказал патрульный.
— Чем я хуже Кларка Гейбла?[19] Чего мне не хватает?
— Усов, десяти миллионов долларов и леди Сильвии Эшли.[20] Сержант почувствовал, что его товарища не поняли.
— Он в смысле таланта, мэм.
— Ах, таланта!
— Да, таланта, — согласился патрульный. — У меня талант. Я знаю. Вот этим местом чую, — хлопнул он себя по груди.
Билл перевела глаза на сержанта.
— А у вас тоже талант?
— Еще какой! — ответил сержант. — Это у меня драматизма мало? Во, послушайте. Бросай пушку, ты, крыса! Ты меня знаешь. Я крутой Том Хеннеси, фараон, кого хошь достану. Ах, ты так? Бах-бах! Тут я стреляю и укладываю его на месте,
— пояснил сержант. — Там еще дальше есть, но я только для примера.
— Волшебно, — сказала Билл. — Острая, волнующая картина реальной жизни, вызывающая ужас и сострадание.
Сержант скромно потупился, вычерчивая огромной ножищей круги на ковре.
— Спасибо, мэм.
— Не за что.
— Если захотите, загляните как-нибудь в участок, я вам еще покажу.
— С нетерпением буду ждать случая.
— Вот я какой, мэм. А они меня завернули.
— Голливуд!
— Голливуд!..
— То-то и оно, Голливуд, — поддержал их патрульный. — Вот, глядите, мэм. Это что?
Он ухмыльнулся.
— Радость? — догадалась Билл.
