Во-вторых, пишу тебе, дорогой мой супруг, о том, что должна еще раз сказать тебе, можешь сердиться, меня это не трогает, но ты пишешь не о том, о чем нужно писать. Будь так добр, скажи мне, прошу тебя, предположим, все будет так, как ты пишешь: каждому еврею дадут по бесплатному железнодорожному билету и по сотне на человека, и что? Можно ли полагаться на заграницу? Я имею в виду не столько саму заграницу, сколько агентов с благотворителями[305], с благодетелями этими, немцами[306], которые живут по ту сторону границы, погром бы на них, Господи, чтобы они тоже почувствовали вкус изгнания!.. Прочти, Мендл, письма, которые мы здесь, в Касриловке, получаем от мигрантов, я тебе так скажу: от этих писем и камень бы разрыдался. Просто конец света, да и только! Ни справедливости, ни милосердия, ни Бога, ничего. Как говорит мама: «В Писании сказано, с тех пор как разрушен Храм, сердца людские — камень, а лбы — медь…» Чего, например, можно ждать в Кинисберге, в Гамбуре и в Бремеле[307] от твоих немцев, чтоб их черт побрал, если они прикидываются жандармами и обращаются с нашими касриловскими мигрантами хуже, чем наши родные кишиневские хулиганы?[308] Послушай, ради интереса, что пишут дети Меира Копелева. Уж год, как они уехали в Америку и пропали, как в воду канули. Здесь их уже оплакали, думали, что их и на свете-то давно нет. В конце концов является почтальон с письмом от них, но не из Америки, а из Кинисберга, чудное письмо — горе горькое их родителям, что дожили до такого! Как говорит мама: «Хорошо тому, кто в земле лежит и не видит того, что творится под небом…» Я чуть не полчаса плакала над этим письмом у Крейны, жены Меира Копелева, так прямо и села от потрясения, и вот переписываю для тебя слово в слово все, что в нем написано, чтобы ты увидел и понял со своими немцами, постигни их внезапно холера, чтобы они постигли тебя, Господи, чтобы их там всех до одного разразило, от мала до велика, аминь! Аминь! Аминь! Теперь слушай, что пишут:
нашему дорогому любимому папе меиру чтоб он был жив-здоров и нашей дорогой любимой маме крейне чтобы она была жива-здорова и нашим дорогим любимым братьям и сестрам чтобы они были живы-здоровы и всем нашим дорогим любимым друзьям чтобы они были живы-здоровы и чтобы вы ничего такого не думали из-за того что мы так долго вам не писали мы все откладывали со дня на день мы все думали вот-вот воспрянем духом вот-вот придет избавление потому что агенты только забирали у нас деньги и вещи и обирали нас а комитеты[309] в тысячу раз хуже агентов потому что не хотят нас пускать и держат нас до тех пор пока мы все не выздоровеем и даже если мы выздоровеем нас все равно должны держать потому что у нас не на что тронуться в путь у нас все забрали до последнего гроша так как с первого часа как мы с миром переехали границу до нынешнего дня ничего другого не слышим как только плати и сперва нас раздели догола в гамбуре и искали у нас деньги чтобы обменять мы говорили нету у нас нам не верили раздели догола и забрали у нас наши деньги то есть русские деньги и всунули ихние деньги немецкие деньги сколько сами захотели и держали нас и держали и держали и держали и велели за все платить за квартиру платить за еду платить за воду платить мы стали плакать и просить по-хорошему чтобы нас уж отослали над нами посмеялись мы тогда стали просить по-плохому нам сказали что если мы не замолчим нас побьют мы увидели дело плохо замолчали и ждали и ждали и ждали пока нас с грехом пополам не отослали в бремель потому что нам сказали что там соберется партия мигрантов таких же как мы нас всех вместе пошлют дальше приехали мы в бремель нас спросили есть ли у нас русские деньги на обмен мы сказали что у нас нет нам уже поменяли нам не поверили раздели нас догола еще раз и обыскали но ничего не нашли а тем временем та партия мигрантов которая нас ждала и не смогла дождаться уже давно уехала а нас загнали в сарай и держали три дня и три ночи и только после этого отвели к доктору и там нас снова раздели догола и нашли что мы все слава богу здоровые и крепкие только у хьены и у лейбеле глаза испорчены а с испорченными глазами не пускают на корабль[310] тут мы начали плакать и спрашивать по-хорошему что же будет над нами смеялись тут мы начали спрашивать по-плохому что же это такое или туда или сюда нам сказали если мы будем тут воевать нам кости переломают пришлось нам замолчать и снова ждать и мы ждали и ждали и ждали пока нас с грехом пополам не отослали в кинисберг потому что в кинисберге нам сказали лечат больные глаза а когда мы прибыли в кинисберг нас спросили есть ли у нас русские деньги а нам их давно поменяли нам не поверили и нас снова раздели догола и всех обыскали но ничего не нашли и нас всех задержали из-за хьены и из-за лейбеле пока они не вылечат свои больные глаза и велели платить за все платить за квартиру отдельно и за еду отдельно и за воду отдельно и стали нас кормить такой рыбой что хоть нос зажимай потому что никакого мяса кроме рыбы там не дают и то не каждый день только по субботам держат эту рыбу для субботы в субботу мы заболели мы устроили скандал нам сказали если вы будете скандалить вас вышвырнут здоровых заодно с больными мы испугались если это правда что мы будем делать с больными поскольку мы все лежим тут вместе берчик тоже подхватил и годл тоже и марьяша тоже заболела глазами нас теперь уже пятеро с больными глазами мы совсем не можем тронуться с места и сидим тут как в тюрьме и не знаем что будет потому что по-хорошему не помогают а по-плохому мы боимся так мы решили чем так долго молчать лучше уж мы напишем все как есть потому что нам не выдержать так сильно скучаем по вам наши дорогие и любимые папа-мама наши дорогие и любимые братья и сестры наши дорогие и любимые друзья и приятели и напишите нам хоть письмо как ваши дела и как ваше здоровье и как всех здоровье и если придет ваше письмо всевышний сразу смилостивится у больных выздоровеют глаза и мы сможем сразу вырваться отсюда в америку потому что мы уже проели с себя последнюю рубашку и вся надежда только на бога он смилуется и сотворит чудо а нет так мы не дай бог помрем все от мала до велика…
Что скажешь, Мендл, о такой мегиле?[311] Прямо зло берет, чтобы, дал бы Бог, этих немцев всех разразило и поразбросало. Как говорит мама, чтоб она была здорова: «Среди волков в лесу и то лучше…» Думаешь, это все? Погоди. Это только начало. Письмо, которое получили Копелевы, просто золото по сравнению с тем письмом, которое получил Файтл-Мойше Бас от своего брата Ноеха, и с тем, которое Борех-Лейб написал своей маме Перкеле-вдове, вот в этих-то письмах и вправду, как мама говорит: «Небо разверзается и ад восстает!» Но так как я обещала Крейне, что через полчаса верну ей мегилу ее детей, то боюсь, как бы она не прибежала с криком — она, если хочет, может! — поэтому заканчиваю мое письмо благословением на немцев: или пусть их из ясного неба громом разразит, или пусть все они пойдут побираться по дворам, а им подают не кусок хлеба, а болячку, или пусть у них там разверзнется земля и они все провалятся как Корей с детьми и со всем барахлом и даже с пасхальной посудой, и чтобы до завтра ни одного не уцелело, чтоб ни памяти, ни знака не осталось ни от одного немца так же, как тебе желает всего доброго и всяческого счастья твоя воистину преданная тебе жена
Шейна-Шейндл
Дорогой мой супруг! Дети пишут тебе, как всегда, отдельно. Мойше-Гершеле, чтоб он был здоров, пишет на святом языке, чтоб мне было за него, а остальные, чтоб они были здоровы, пишут тебе на идише. Они просят, чтобы ты прислал им из Варшавы книжек, сделай это ради них, Мендл, пришли, ты же сидишь прямо там, где печатают книжки, так что это, верно, не будет стоить тебе больших денег… Как говорит мама: «Когда варят повидло — пальцы склеиваются, когда топят смальц — губы жирные…»
(№ 144, 07.07.1913)
22. Менахем-Мендл из Варшавы — своей жене Шейне-Шейндл в Касриловку.
Письмо тринадцатое
Пер. В. Дымшиц
Моей дорогой супруге, разумной и благочестивой госпоже Шейне-Шейндл, да пребудет она во здравии!
Прежде всего, уведомляю тебя, что я, слава Тебе, Господи, нахожусь в добром здоровье, благополучии и мире. Господь, благословен Он, да поможет и впредь получать нам друг о друге только добрые и утешительные вести, как и обо всем Израиле, — аминь!
Затем, дорогая моя супруга, да будет тебе известно, что твой Менахем-Мендл — что-то вроде пророка. Как я тебе напророчил, так, почти слово в слово, все и вышло. Только плюхи посыпались немножко раньше, совсем неожиданно, и бедные родственники схватили друг дружку за горло из-за богатого наследства прежде, чем им выделили их доли[312]. Не могли подождать хотя бы ради приличия до совещания в Петербурге, хоть сказали бы друг другу «шолом-алейхем» — ага, разодрались в кровь, пустили юшку и из болгар, и из сербов, и из греков, братья называется, караул, родные братья!.. Стыд и позор, скажу я тебе, дорогая моя супруга, краснеешь, читая телеграммы, которые летят из Софьи и из Белгорода, в которых один другого поливает, и каждый норовит заявить, что он, как Бог свят, не виноват, у него и в мыслях не было драться, но коль скоро его вынудили, что ему, бедняге, оставалось делать? И один хвалится, и сияет от радости, и клянется, что противник потерял пятнадцать тысяч человек, а тот, другой, камни грызет и землю ест, дескать, это его противник брешет как собака, это как раз он, противник, потерял двадцать пять тысяч человек, не считая пленных, — и это-то между своими, между братьями и компаньонами, которые еще вчера шли рука об руку, воевали за правое дело, сражались с иноверцами! Неужели они думали о чем-нибудь, кроме освобождения бедных славян от турецкого ига? Неужели у них и в мыслях-то было что-нибудь, кроме очищения Балкан от нечестивых турок?.. Но все, что ты читаешь о пятнадцати тысячах и о двадцати пяти тысячах, — это все еще не война! Пока это еще просто так, баловство, своего рода репетиция. Позорище, честное слово, позорище! Теперь о названиях мест, где происходят сражения, как прочтешь, так, скажу я тебе, обхохочешься! Представь себе, и у нас хватает чудных названий, например, возьми хоть такие места, как Перещепина, Трескизилье, Жеребятник, Здонскиволя, Хацапетовка, Пятихатки, Цехацинек[313] и так далее, — так они золото что такое, по сравнению с дикими названиями тех мест, где сейчас болгары бьются с сербами и с греками! Встаешь с утра пораньше и начинаешь читать телеграммы о том, что в Качанах и в Килкиче положили столько-то человек, а в Иштибе и в Трохолье покрошили столько-то человек, а в Криволакаврике, в Редкибауке, в Карвекитке кровь льется как вода[314] — ну, спрашиваю я тебя, разве не тошнит от одних названий? Но это все ерунда! Хаскл Котик может радоваться, пусть хоть в пляс пойдет — я-то думаю по-своему и утверждаю, что это еще не настоящая война. Настоящая война будет не между этими мелкими государствишками, которые все равно что мухи супротив больших слонов, а «слоны» пока стоят в стороне и смотрят на то, как озорники забавляются. Настоящая война будет не с Румынией, которая вовсю готовится и подтягивает кучку своих войск к границе[315]. Настоящая война будет даже не с турком, который пока сидит тихо, одним глазом смотрит на Адринополь, а другим — на Салоники[316] и хочет вмешаться. Спросил бы он, турок то есть, меня, я бы ему сказал, что следует еще немного подождать — пока рано… Настоящая война будет среди «великих», когда они начнут наводить порядок среди разодравшихся мелких «братишек». Каждый из них, из «великих», возьмет, верно, под свою защиту какого-нибудь «братишку» — и от того-то и начнется настоящая «свадьба»! А пока можешь не беспокоиться — еще не началось. Пока что каждый делает свое дело. Дипломаты точат лясы и наносят друг другу визиты, а «великие» точат мечи, строят корабли для моря и еропланы для воздуха, потому что будущая война — я имею в виду великую войну — будет не только в море и на суше, но и в воздухе. Вот это уж будет война так война! Одна радость, что она долго не продлится. От первого же удара поднимется такой крик, что весь свет содрогнется — и тогда наступит покой, и мир, и свет для всех народов — и тогда-то пробьет час и для наших братьев, евреев. Чужие, глупенькая, прислушаются к нашим обидам, враги станут нам друзьями. Больше не будет слышно слов «жид» или «жидзы»[317][318]. Поляки от стыда закопаются в землю на девять локтей со своим бойкотом. Им будет стыдно признаться в том, что они когда-то нас бойкотили. И многим, многим будет стыдно за то, что без причины проливалась наша кровь… Все это когда-нибудь будет, когда-нибудь… А пока что, дорогая моя супруга, дела наши плохи, очень плохи! Ты пишешь мне, что я пишу не о том, о чем надо писать. Поверь мне, я и сам это очень хорошо знаю, и еще прежде, чем ты мне написала, я сам для себя решил в первую очередь взяться за эмиграцию. Я уже во всех деталях разработал целый план, как защитить нашего эмигранта от агентов, воров, бандитов, разбойников и благодетелей по эту и по ту сторону границы до тех пор, пока он не доберется до места. Этот план со всеми деталями у меня уже всесторонне готов, и я решил издать его отдельной книжкой, если на то будет воля Божья, отпечатать эту книжку тиражом шесть миллионов экземпляров и разослать ее бесплатно по всем еврейским общинам! Пока только немножко трудно с деньгами. Напечатать книжку, понимаешь ли, стоит немалых денег! То есть сама-то печать — это ерунда, это мне ничего не будет стоить. Я рассказал об этой книжке моим друзьям, наборщикам, для того, чтобы они перенесли ее на бумагу, так они сказали, что это займет у них час или два времени и они это сделают ради меня и ради общего блага, не возьмут ни копейки. Но одно дело печать, а другое — бумага. Я еще не знаю, сколько мне нужно бумаги. Побежал к Хасклу Котику, он уже издал множество таких книжек[319], разбирается в этом деле. И мы с ним все подсчитали с карандашом. Представь себе, что бумага для шести миллионов книжек должна стоить целое состояние! Он боится, говорит он, как бы это не влетело тысяч в тридцать!.. Это плохо! — где же взять столько денег? Тогда я выдумал комбинацию. Это такая комбинация, что ты сама скажешь, что это что-то редкостное. Ты спросишь, что за комбинация? Я тебе отвечу одним словом: «анонсы». Тогда ты спросишь: что значит «анонсы»? Нетрудно объяснить, и ты будешь знать, что нынче все стоит на «анонсах». Например, ты покупаешь газету и думаешь, что редактор с ума сходит по твоим четырем грошам?[320]Вовсе нет! Самое главное для него последняя страница, анонсы. Анонсы, глупенькая, приносят ему сотни и тысячи! Если бы не анонсы, он бы мог положить зубы на полку. Так обстоит дело в Америке, так же и у нас. В Америке редактор так влюблен в анонсы (там это называется адвиртейземунг[321]), что на одну страницу газеты печатает три страницы анонсов… В Америке есть такие газеты, что все четыре страницы — одни анонсы, а самой газеты нет как нет. Такие газеты распространяются бесплатно. А за другие еще и приплачивают, лишь бы брали. Ведь чем больше газеты напечатают, тем дороже стоят в ней анонсы. Теперь ты уже поняла, дорогая моя супруга, мою комбинацию? Так как моя книжка будет бесплатной и будет одним махом напечатано шесть миллионов книжек, я смогу напихать туда как можно больше и как можно более дорогих анонсов, потому что кто же не захочет дать анонс в такую книжку, которая бесплатная и которую напечатали в таком количестве? Я уверен, что за анонсы в ней будут драться! Все захотят протолкнуться, а места-то будет совсем не так много. Деньги за анонсы не только покроют все расходы на печать и бумагу в придачу, останется еще тысяч двадцать, если не больше. Надо быть совершеннейшим болваном, чтобы не понимать этого… Нужны только люди, которые занимаются анонсами, собирают анонсы то есть. Одному не разорваться. В частности, потому, что это не единственная моя комбинация. Есть и другие! Я сейчас ношусь с планом для нас самих, я имею в виду наших еврейских писателей, которые разбросаны, один там, другой сям, и нет у них определенного места, где бы они могли собраться все вместе, выпить, например, чашечку кофе и просто немножко посидеть и потолковать между собой. Я это сделаю с помощью акций. Это будет золотое дно! Но поскольку у меня нет времени — надо бежать послушать, что пишут из Софьи и Белгорода, и из Трахолья, и из Криволаковдика, и из Редкибука, и из Каверкитки, буду краток. Если на то будет воля Божья, в следующем письме напишу обо всем гораздо подробней. Дал бы только Бог здоровья и счастья. Будь здорова, поцелуй детей, чтобы они были здоровы, передай привет теще, чтобы она была здорова, и всем членам семьи, каждому в отдельности, с наилучшими пожеланиями
