— Ха! — воскликнул он. — А вот и наш трухлявый друган, туфтовый ловчила, культяпистый отверточник!
— Доброе утро, сэр. Кей тоже не смолчала.
— Как вы только смеете смотреть нам в глаза, Фиппс!
Дворецкий сокрушенно вздохнул. Его галантная душа была уязвлена обидой, которую ему пришлось нанести Юности и Красоте.
— Сожалею, что вынужден доставить вам неудобство, мисс, но, как говорит в таких случаях мисс Шэннон, это вызвано стратегической необходимостью. Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц.
Он слегка поморщился. Ночная попойка привела его к состоянию, в котором о яйцах лучше не вспоминать. В это утро завтрак Фиппса состоял из ломтика хрустящего хлебца и трех кружек черного кофе, причем даже хрустящий хлебец пришлось съесть через силу.
Джо пришла на ум другая поговорка:
— Волк в овечьей шкуре!
— Да, сэр. Точно так, сэр, — почтительно сказал Фиппс и обернулся к Смидли. — Если вы настаиваете, сэр, я вынужден поставить об этом в известность миссис Корк.
Смидли, как всегда — неудачно, попытался щелкнуть пальцами.
— Очень напугали!
— Хорошо, сэр.
— Отправляйтесь к своей миссис Корк и поцелуйте ее в зад.
— Очень хорошо, сэр. Я в точности исполню ваше приказание.
Дворецкий удалился, сопровождаемый буравящими взглядами шести глаз. Эмоции вырвались наружу, материализовавшись в словах.
— Змея! — сказал Смидли.
— Собака! — сказал Джо.
— Гадина! — сказала Кей.
Высказавшись, каждый из троих почувствовал себя лучше, но не намного, потому что и глупцу было ясно, что назревший кризис требует не слов, а действий. Эту носившуюся в воздухе мысль облек в слова Смидли.
— Надо что-то делать, — сказал Смидли.
— Что? — сказал Джо.
— Да, что? — сказала Кей.
Ага, подумал Смидли, я их зацепил.
— Слушайте! — сказал он. — Составлять какие-либо планы без Билл бессмысленно. Где Билл?
— В Садовой комнате, — ответила Кей. — Мы мимо нее проходили. Кажется, она трудится над мемуарами тети Аделы.
— Тогда пошли, — призвал Смидли.
Положа руку на сердце, он отнюдь не горел желанием посещать Садовую комнату, с которой связано столько печальных воспоминаний, но раз уж Билл там, значит, идти надо, никуда не денешься. Интересы дела требовали рулевое колесо незамедлительно передать в руки Старой, Верной. У Смидли мелькнула мысль, что, если Билл в состоянии сейчас, после столь бурной ночи, сосредоточиться на этих гадких мемуарах, она — железная женщина. Это соображение вселило в него оптимизм. Бывают в жизни обстоятельства, когда мужчине больше всего нужно заручиться поддержкой железной женщины.
Билл, на взгляд бодрая, как ребенок, только что вставший с постельки после полуденного отдыха, сидела за письменным столом и, ничего вокруг не замечая, бойко наговаривала на диктофон.
«Ах, Голливуд, Голливуд, — частила она. — Блестящий город печалей, лукавой удачи и коварных искушений, где невинные души сгорают в кострах желаний, а красота гибнет в сетях греха». Если они такое не схавают, тогда уж и не знаю, что им нужно, подумала Билл. История Аделиной жизни, скучная, как асфальтовое шоссе, нуждалась в ярких вкраплениях. Как сказал бы лорд Тофем, абсолютно.
Увидев входящую к ней процессию, она приостановила рабочий процесс.
— Привет, мальчики и девочки. Боже, Смидли, ты выглядишь так, словно пережил всемирный потоп и спасся в Ноевом ковчеге! — воскликнула она и в очередной раз подивилась причудам женского сердца, которое способно хранить любовь к мужчине, превратившемуся в развалину. Сравнив Смидли с допотопным обломком прошлого, она польстила ему. На самом деле он больше напоминал неаппетитные отбросы в мусорном ящике, которыми побрезговала бы даже не слишком разборчивая кошка.
Смидли обиделся. Он и сам знал лучше кого бы то ни было, что выглядит не блестяще, но, подобно Региомонтану, решил побороться за справедливость.
— А ты чего ожидала? — запротестовал он. — Я две ночи не спал. Билл, что нам делать?
— Ты имеешь в виду Фиппса?
— Конечно, Фиппса. О чем еще можно сейчас думать? Билл понимающе кивнула.
— Это проблема, — согласилась она. — Вербуя Фиппса, мне следовало бы учесть, что он отличается редкостным вероломством.
— Я на него в суд подам! — вскричал Смидли. — Я до верховного суда дойду, если понадобится!
— Гм…
— Ну да, — тут же сник Смидли. — Ты, пожалуй, права. А что же нам остается?
— Нельзя ли как-нибудь его вынудить? — спросила Кей. Смидли понравилась ее идея. Его собственные мысли тоже вертелись вокруг чего-то в этом духе.
— Отличная мысль. Надо его запугать. Чтобы земля горела у него под ногами.
Билл пришлось рассеять этот утопический замысел.
— Дорогой мой Смидли, невозможно поджечь землю под ногами английского дворецкого. Он только поднимет брови и обдаст тебя ледяным презрением. Ты почувствуешь себя так, будто он увидел, что ты ешь с ножа. Нет, у нас только один выход — воззвать к остаткам его благородства. — Она встала с места и позвонила в звонок. — Успеха не гарантирую. Наличие даже этих остатков крайне сомнительно. — Она внимательно оглядела Джо. — Ты что-то подавлен, Джо. Настроение упало?
— Ниже табуретки.
— Взбодрись. Мир полон чудес, в нем — детский смех и пенье птиц.
— С птицами проблем нет. Но я собираюсь жениться, а в кармане у меня — последние десять долларов.
Билл опешила.
— Как, десять долларов? А куда делась тысяча? Джо не смог скрыть смущения.
— Скажу тебе всю правду, Билл. Помнишь казино, о котором мы с тобой говорили? После нашей гулянки со Смидли я решил попытать там счастья.
— Чем кончилась попытка?
— Неудачей. Но нет худа без добра. Перелли повезло.
— Он тебя высадил на всю тысячу?
— Десятка осталась.
— Безмозглый транжира! Кей была права. Тебя не назовешь homme serieux.
Кей вспыхнула.
— Никакой он не безмозглый транжира. Почему его нельзя назвать homme serieux? Очень разумно отправиться к Перелли. Не его вина, что фортуна повернулась к нему спиной.
Билл промолчала. С влюбленными спорить бесполезно.
— И вообще, дорогая тетя, — сказала Кей, — не вижу причин для беспокойства. Где один, там и двое, с голоду не помрем.
Билл с восхищением посмотрела на племянницу.
— С тобой не соскучишься, малышка. Если так и дальше пойдет, Джо ожидает веселенькая семейная жизнь в вашем гнездышке.
— В нашей халупе, ты хочешь сказать, — поправил ее Джо.
— Джо считает, что мы умрем в канаве.
— Зря считает, — возразила Билл. — В Голливуде канав нет. А, Фиппс! Прошу, присоединяйся!
Фиппс подошел к компании.
— Звали, мадам?
— Да. Доброе утро, Фиппс.
— Утро доброе, мадам.
— Бурная выдалась ночка.
— Да, мадам.
— Но ты в порядке, надеюсь?
— Если не считать легкой головной боли, мадам.
— Любишь кататься, люби и саночки возить. Соблюдай диету, Фиппс.
— Да, мадам.
— А как вообще дела?
— Что вас конкретно интересует, мадам?
Его поведение не сулило больших надежд. Фиппс отнюдь не напоминал человека, расположенного к серьезному разговору. Но Билл не собиралась сдаваться.
— Мадам интересует дневник. Не забыл, какой именно? С памятью нет проблем?
— Нет, мадам.
— В здравом уме и твердой памяти ты настаиваешь на том, чтобы оставить его у себя?
— Да, мадам.
— А потом продать и одному воспользоваться всей суммой?
— Да, мадам.
— Не хотелось бы оскорблять тебя в лучших чувствах, — сказала Билл, — но ты просто портовый жулик.
Эти слова ему скорее польстили, нежели обидели его. Легкое подергивание верхней губы указало на то, что не будь Фиппс английским дворецким, он не сдержал бы улыбки.
— Очень сильный образ, мадам.
— Тебе не приходило в голову, что в Судный день придется отвечать на очень неприятные вопросы?
— Это несомненно, мадам.
— Тебя это не пугает?
— Нет, мадам.
Билл капитулировала.
— Ладно, Фиппс. Можешь идти.
— Очень хорошо, мадам.
— Что у нас сегодня на скачках?
— Бетти Хаттон, мадам, в четвертом заезде.
— Спасибо, Фиппс.
— Вам спасибо, мадам.
Дверь за дворецким закрылась. Билл зажгла сигарету.
— Ну, — сказала она, — я сделала все, что могла. На моем месте никто не сделал бы больше. Я выстояла против него три раунда, это предел человеческих сил.
Дверь опять отворилась.
— Извините, мадам, — сказал Фиппс. — Я допустил непростительное упущение, забыв передать поручение, вверенное мне миссис Корк. Миссис Корк шлет вам наилучшие пожелания и просит мистера Смидли при первом удобном для него случае подняться к ней в просмотровую комнату.
