— Я постараюсь, мисс Индия, — отрывисто сказал он. — Но только при условии, если вы пообещаете мне не отнимать у нее силы, заставляя слушать ваше признание в том, что вы были не правы. Она знает, что вы были не правы, и вы только взволнуете ее, если начнете извиняться.
— Прошу вас, доктор Мид… — робко начала было Питти.
— Мисс Питти, вы же знаете, что только закричите и тут же упадете в обморок.
Питти возмущенно выпрямилась во весь свой невысокий рост и посмотрела на доктора в упор. Глаза ее были сухи и вся фигура исполнена достоинства.
— Ну, хорошо, душа моя, немного позже, — сказал доктор, чуть подобрев. — Пойдемте, Скарлетт.
Они подошли на цыпочках к закрытой двери, и доктор вдруг резко схватил Скарлетт за плечо.
— Вот что, мисс, — быстро зашептал он, — никаких истерик и никаких признаний у ложа умирающей, иначе, клянусь богом, я сверну вам шею! И не смотрите на меня с этим вашим невинным видом. Вы знаете, что я имею в виду. Мисс Мелли умрет легко, а вы не облегчите своей совести, если скажете ей про Эшли. Я никогда еще не обидел ни одной женщины, но — если вы сейчас хоть в чем-то признаетесь, вы мне за это ответите.
И прежде чем она успела что-либо сказать, он распахнул дверь, втолкнул ее в комнату и закрыл за ней дверь. Маленькая комнатка, обставленная дешевой мебелью из черного ореха, была погружена в полумрак, лампа прикрыта газетой. Все здесь было маленькое и аккуратное, как в комнате школьницы: узкая кровать с низкой спинкой, простые тюлевые занавески, подхваченные с боков, чистые, выцветшие лоскутные коврики, — все было непохоже на роскошную спальню Скарлетт с тяжелой резной мебелью, драпировками из розовой парчи и ковром, вытканным розами.
Мелани лежала в постели, тело ее под одеялом казалось совсем худеньким и плоским, как у девочки. Две черные косы обрамляли лицо, закрытые глаза были обведены багровыми кругами. При виде ее Скарлетт замерла и остановилась, прислонясь к двери. Несмотря на полумрак в комнате, она увидела, что лицо Мелани — желто-воскового цвета. Жизнь ушла из него, и нос заострился. До этой минуты Скарлетт надеялась, что доктор Мид ошибается, но сейчас она все поняла. В госпиталях во время войны она видела слишком много таких лиц с заострившимися чертами и знала, о чем это говорит.
Мелани умирает, но мозг Скарлетт какое-то время отказывался это воспринять. Мелани не может умереть. Это невозможно. Бог не допустит, чтобы она умерла, — ведь она так нужна ей, Скарлетт. Никогда прежде Скарлетт и в голову не приходило, что Мелани так ей нужна. Но сейчас эта мысль пронзила ее до глубины души. Она полагалась на Мелани, как полагалась на саму себя, но до сих пор этого не сознавала. А теперь Мелани умирает, и Скарлетт почувствовала, что не сможет жить без нее. Идя на цыпочках через комнату к тихо лежавшей фигуре, чувствуя, как от панического страха сжимается сердце, Скарлетт поняла, что Мелани была ее мечом и щитом, ее силой и ее утешением.
«Я должна удержать ее! Я не могу допустить, чтобы она вот так ушла!» — думала она и, шурша юбками, села у постели. Она поспешно схватила лежавшую на покрывале влажную руку и снова испугалась — такой холодной была эта рука.
— Это я, Мелли, — прошептала она.
Мелани чуть приоткрыла глаза и, словно удостоверившись, что это в самом деле Скарлетт, опять закрыла их. Потом она перевела дух и шепотом произнесла:
— Обещай!
— О, все, что угодно!
— Бо… присмотри за ним.
Скарлетт могла лишь кивнуть, так у нее сдавило горло, и она тихонько пожала руку, которую держала в своей руке, давая понять, что все выполнит.
— Я поручаю его тебе. — Легкое подобие улыбки мелькнуло на лице Мелани. — Я ведь уже поручала его твоим заботам… помнишь… до того, как он родился.
Помнит ли она? Да разве может она забыть то время? Так же отчетливо, как если бы тот страшный день снова наступил, она почувствовала удушающую жару сентябрьского полдня, вспомнила свой ужас перед янки, услышала топот ног отступающих солдат, и в ушах ее снова зазвенел голос Мелани, которая просила, чтобы Скарлетт взяла к себе ребенка, если она умрет… вспомнила и то, как она ненавидела Мелани в тот день, как надеялась, что та умрет.
«Я убила ее, — подумала она в суеверном ужасе. — Я так часто желала ей смерти, и вот господь услышал меня и теперь наказывает».
— Ах, Мелли, не надо так говорить. Ты же знаешь, что выздоровеешь…
— Нет. Обещай.
Скарлетт глотнула воздуха.
— Ты же знаешь, что я буду относиться к нему как к родному сыну.
— Колледж? — спросил слабый, еле слышный голос Мелани.
— О да! И Гарвард и Европа, и все, чего он захочет… и… и… пони… и уроки музыки… Ах, Мелли, ну пожалуйста, попытайся! Сделай над собой усилие!
Снова наступила тишина, и по лицу Мелани видно было, что она старается собраться с силами, чтобы еще что-то сказать.
— Эшли, — сказала она. — Ты и Эшли… — Голос ее задрожал и умолк.
При упоминании имени Эшли сердце у Скарлетт остановилось и захолодело, стало как камень. Значит, все это время Мелани знала. Скарлетт уткнулась головой в одеяло, и в горле ее застряло невырвавшееся рыдание. Мелани знает. Сейчас Скарлетт уже не было стыдно, она ничего не чувствовала, кроме диких угрызений совести за то, что столько лет причиняла боль этой мягкой, ласковой женщине. Мелани все знала — и, однако же, оставалась ее верным другом Ах, если бы можно было прожить заново эти годы! Она никогда бы не позволила себе даже встретиться взглядом с Эшли.
«Господи, господи, — молилась она про себя, — пожалуйста, сохрани ей жизнь! Я воздам ей сторицей. Я к ней буду хорошо относиться. Пока буду жива, я никогда больше словом не перемолвлюсь с Эшли, если только ты дашь ей поправиться!»
— Эшли, — слабым голосом произнесла Мелани и дотронулась пальцами до склоненной головы Скарлетт. Ее большой и указательный пальцы потянули волосы Скарлетт не сильнее, чем это сделал бы грудной младенец. Скарлетт сразу поняла, что это значило, — поняла, что Мелани хочет, чтобы она взглянула на нее. Но она не могла, не могла встретиться взглядом с Мелани и прочесть в ее глазах что та все знает.
— Эшли — снова прошептала Мелани, и Скарлетт постаралась взять себя в руки Ведь когда она в день Страшного суда посмотрит в лицо господа бога и прочтет в его глазах свой приговор, ей будет не страшнее, чем сейчас. И хотя все внутри у нее сжалось, она подняла голову.
Она увидела все те же темные любящие глаза, сейчас запавшие и уже затуманенные смертью, все тот же нежный рот, устало боровшийся за каждый вздох. В лице Мелани не было ни упрека, ни обвинения, ни страха — лишь тревога, что она не сумеет найти в себе силы, чтобы произнести нужные слова.
Скарлетт была настолько потрясена увиденным, что даже не почувствовала облегчения. Потом, взяв в ладони руку Мелани, она ощутила, как теплая волна благодарности затопляет ее, и впервые со времени детства смиренно, не думая о себе, произнесла молитву:
«Благодарю тебя, господи. Я знаю, что недостойна, но все же благодарю тебя за то, что ты позволил ей не знать».
— Так что же насчет Эшли, Мелли?
— Ты… присмотришь за ним?
— О, да.
— Он простужается… так легко.
Пауза.
— Присмотри… за его делами… Понимаешь?
— О да, понимаю. Я присмотрю.
Сделав над собой огромное усилие, Мелани добавила:
— Эшли — он такой… непрактичный.
Только смерть могла подвигнуть Мелани на такую нелояльность.
— Присмотри за ним, Скарлетт… но только чтобы он не знал.
— Я присмотрю за ним и за его делами, и так, что он никогда об этом не узнает. Просто буду иногда давать ему советы.
На лице Мелани появилась слабая, но удовлетворенная улыбка, когда она встретилась глазами со Скарлетт. Этот обмен взглядами как бы скреплял сделку между ними, и забота о том, чтобы оградить Эшли Уилкса от слишком жестокого мира, причем оградить так, чтобы его мужская гордость при этом не пострадала, перешла от одной женщины к другой.
Теперь усталое лицо уже не было таким напряженным, точно обещание, которое дала Скарлетт, принесло покой Мелани.
— Ты такая ловкая… такая мужественная, ты всегда была так добра ко мне…
При этих словах рыдания подступили к горлу Скарлетт, и она зажала рукой рот. Она сейчас заревет как ребенок, закричит: «Я была сущим дьяволом! Я столько причинила тебе зла! Ничего я для тебя никогда не делала! Я все делала только для Эшли».
Она резко поднялась, прикусив палец, чтобы сдержаться. И на память ей снова пришли слова Ретта: «Она любит вас. Так что придется вам нести и этот крест». И этот крест стал сейчас еще тяжелее. Худо было уже то, что она с помощью всевозможных хитростей пыталась отобрать Эшли у Мелани. А теперь все становилось еще хуже — оттого, что Мелани, слепо доверявшая ей всю жизнь, уносила с собой в могилу ту же любовь и то же доверие. Нет, сейчас она не в состоянии ничего больше сказать. Она не может даже повторить: «Попытайся сделать над собой усилие». Она должна дать Мелани спокойно уйти, без борьбы, без слез, без горя.
