– Такая жара, а ты не купаешься. – Инка расстегнула крючки на юбке, и она скользнула вниз по ее ногам.
Инка переступила через нее и села и, сидя, стала снимать через голову кофту.
– Сашка запретил. Велел вас ждать.
Инка нагнулась к Кате, что-то быстро сказала ей на ухо, засмеялась, и ее верхние зубы чуть прижимали нижнюю губу. По воде шла Женя. Она обходила купающихся, но на берег не вышла, а осталась стоять по колено в воде, отжимая шаровары. У Жени были очень худые ноги выше колен, и, чтобы это скрыть, она носила пышные шаровары. Шаровары намокли и липли к телу, поэтому Женя их отжимала. По-моему, Инка что-то сказала по поводу Жениных ног. Мои сестры не ошиблись: Женя потом стала красавицей, но сейчас она была похожа на мокрую курицу. По берегу бежал Сашка. Вслед ему поднимались головы пляжников, которых он обсыпал песком.
– Чуточку позже ты не мог прийти? – крикнул Сашка и только после этого остановился против меня. Со стороны, наверно, можно было подумать, что он собирается со мной драться.
– Когда смог, тогда пришел. Не приставай. – Я стоял над Инкой, старался не смотреть на нее, и все равно смотрел. После разговора на бульваре мы были с ней на пляже впервые. Я смотрел на Инку, и все в ней казалось мне новым. Конечно, ничего нового в ней не было. Просто я теперь относился к ней по-другому. И она ко мне тоже.
– Ты что, статую из себя изображаешь? – спросил Сашка.
Инка засмеялась. Она смотрела на меня и смеялась.
– Пойдем, – сказал я.
И когда пошел вслед за Сашкой, Инка позвала:
– Володя! Володя, подойди на минуточку! – Я подошел. Инка сидела, подогнув ноги. – Нагнись. – Я присел на корточки и нагнул голову. Инка зашептала: – Если выиграешь, пойдем кушать мороженое. Пойдем?
– Подумаем, – сказал я, оперся на ее колено и поднялся.
– Еще, еще нагнись, – сказала Инка. Я нагнулся. – Не забудь, ты обещал посоветоваться с нашими.
– Хватит шептаться, – сказал Сашка. – Катя, без меня не купайся.
– Ну хоть разок окунусь. Смотри, какая жара.
– Ей жарко, а мне не жарко. Ладно, разок окунись.
– Тоже мне Али-паша, – сказал я.
– А ты не вмешивайся, – ответил Сашка.
Он пошел впереди меня, забирая вправо от берега, чтобы избежать повторной встречи с пляжниками, которых он только что обсыпал песком. Он предпринял этот маневр не задумываясь, по инстинкту самосохранения. Понять не могу, как он умудрился бежать: мы с трудом пробирались шагом между раскинутых по песку рук и ног. Множество людей одновременно разговаривали, кричали, смеялись. Вся эта разноголосица существовала сама по себе в звонкой и гулкой тишине пляжей: так всегда бывает возле открытых пространств воды. Когда Сашка хотел мне что-нибудь сказать, он останавливался и ждал, пока я к нему подойду.
– Такого партнера у тебя еще не было, – сказал Сашка.
– Ладно, ладно, идем, – ответил я, подталкивая Сашку в плечо.
Через несколько шагов Сашка снова остановился.
– Мне таки пришлось побегать, пока я его нашел. Во-первых, он всех обыгрывает, во-вторых, не умеет играть. А в-третьих, об этом не догадывается. Даже я мог его обыграть, если бы не зевнул туру.
– Ладью, Сашка, ладью. Когда ты научишься правильно называть фигуры?
– Тебе нужен партнер или терминология? – спросил Сашка.
Партнеров для меня Сашка находил здорово. Он подсаживался к играющим и некоторое время изучал обстановку. Потом сам играл партию с наиболее сильным противником, быстро ее проигрывал, после чего, как бы между прочим, говорил: «У вас, наверно, первая категория. У моего товарища тоже первая категория, и он играет почти как вы. Может быть, немного лучше». Обычно у моего будущего противника не было никакой категории, но любителя легче уговорить, что он играет в силу мастера, чем доказать ему, что он вообще не умеет играть. В большинстве случаев Сашкины слова вызывали немедленное желание померяться со мной силами. Тогда появлялся я. Самый щекотливый вопрос организации поединка – денежное вознаграждение за выигранную партию – мы решали с Сашкой вдвоем.
Мы вошли в тень навеса. Здесь было царство мам с детьми, преферансистов и любителей шахмат. Мы подошли к играющим. Вокруг моей будущей жертвы сидели и стояли шахматные знатоки. Они все знали и все предвидели. Им одним был известен самый лучший ход, и, если игроки делали другой, знатоки объявляли партию проигранной. Мой будущий противник сидел по-турецки, и его огромный живот покоился на коленях. Он сверху смотрел на доску, и, когда передвигал фигуру, ему было очень трудно дотянуться до нее рукой: мешал живот.
– Маленький шахец, – сказал он и взял двумя пальцами коня.
Кто-то заметил:
– От шаха еще никто не умирал.
– Правильно. От шаха не умирают. А кто говорит, что умирают?
Глаза моего будущего партнера были уставлены в одну точку. Я сразу понял: дальше одного-двух ходов он не видит. Его противник, прежде чем отодвинуть короля, неторопливо очистил от песка руки.
– Еще один шахец… И еще один. – Темп игры стал быстрее. Черные давно матовались, если бы не столько бессмысленных шахов.
Неподалеку какая-то мама ворковала:
– Кто будет кушать кашку? Леночка будет кушать кашку. Никому не дадим кашки.
– Вот так с детства калечат ребенка, – громко сказал Сашка, явно для того, чтобы привлечь к нам внимание. При этом он пристально смотрел на моего потенциального противника.
– Вернулись? Где же ваш приятель? – сказал тот. – А, маэстро, – сказал он мне, догадываясь, что Сашкин приятель – это я. – Сыграем, сыграем.
– Он пришел посмотреть вашу игру. Сам он играть не хочет, – сказал Сашка.
– Испугался?
– Чего пугаться? Просто через месяц у меня ответственное соревнование. Пляжные партии расхолаживают, – сказал я.
Знатоки почтительно помалкивали: первая категория, которую присвоил мне Сашка, действовала на них магически. На самом деле у меня была вторая категория. Но в конце концов это не имело большого значения.
– Я же предупреждал, обычно перед соревнованиями он на пляже не играет, – сказал Сашка.
– Чепуха. Назначим вознаграждение за выигранную партию. Для интереса. Ну, хотите, пятнадцать рублей за партию? – Он захохотал, уверенный, что я испугаюсь. От названной им цифры у меня кровь бросилась в голову. Я еле удержался, чтобы не сказать «да». Вместо этого я сказал:
– Что вы! У меня таких денег нет, – тем самым скромно намекая, что вовсе не уверен в исходе поединка.
– Хотите десять рублей?
Сашка был прав. Просто неинтересно, что облюбованная им жертва так легко лезла на крючок. Почти всегда нам самим приходилось предлагать денежный приз, и я обычно играл по пять рублей за партию.
– Что? Опять испугались? – Мой будущий противник снова захохотал.
– Иметь первую категорию и так жаться, – сказал Сашка. – Тебя же люди просят сыграть. Они же подумают, что я просто сбрехал. Я иду с тобой в долю и даю тебе пять рублей.
Я стоял как бы раздумывая и все еще не решаясь. Кто-то из знатоков сказал:
– Видали мы таких мастеров.
Как всегда в подобных случаях, нашлись защитники:
– Он же объяснил, что у него скоро соревнования.
Мужчина с животом тем временем добивал своего противника. Он как будто потерял ко мне интерес. А может быть, в нем проснулось благоразумие и он уже жалел о сделанном предложении? Сашка все это сообразил раньше меня.
– Вы что-нибудь слышали о спортивной форме? Не слышали? Так вот, настоящий шахматист всегда должен держать себя в хорошей спортивной форме. Володя, я тебя прошу, докажи этим специалистам, какой ты шахматист. От одной-двух партий ты форму не потеряешь.
– Хорошо, сыграем, – сказал я.
Мне освободили место. Противник мужчины с животом тут же сдался. Мы разыграли, кому какими играть. Мне достались белые. Расставлять фигуры услужливо помогали знатоки: они жаждали крови. Тем более что при любом исходе никто из них ничем не рисковал. Мой противник держался очень уверенно, возвышаясь над доской как монумент.
– Начнем? Десять рублей у вас есть? – спросил он.
Я достал из кармана две пятерки и протянул их Сашке.
– Имей в виду, в случае проигрыша – ты мне отдашь пятерку.
– Что за вопрос! У вас, конечно, десять рублей есть?
Мой партнер засмеялся. Когда он смеялся, живот его ходил ходуном. Он достал у себя за спиной брюки и вынул из них бумажник. Денежные расчеты перешли полностью в ведение Сашки. Моей обязанностью было играть. Я сделал ход: е2 – е4. Мой противник ответил е7 – е5 и стал доставать деньги. Исход партии меня не беспокоил. Трудность таких партий заключалась в другом: надо было играть так, чтобы у противника и зрителей все время вызывать иллюзию его близкой победы. После третьего хода мой конь на f3 был связан белопольным слоном. Возникла возможность классической ловушки. Я рокировался. Мой противник сыграл конь f6, угрожая моей центральной пешке. Я сделал выжидательный ход: аЗ – и вызвал оживление среди знатоков. Кто-то из них сказал: «Пешечка улыбнулась», – после чего доверие ко мне было несколько подорвано. Партнер задумался. Его настораживала легкость, с которой я отдавал пешку. Сразу было видно: человек ничего не привык брать в жизни легко. Наконец он сказал, подбадривая самого себя:
