— Дорогой, ты никогда не говорил мне, что подписался на французский «Вог».
— Я не подписывался.
— Извини, действительно, тут есть еще конверт с рождественской открыткой. Подписка оформлена мисс Джозефиной Хекстолл-Джонс. Как мило с ее стороны.
— Она продала туда свои рисунки. Даже не притронусь к этому журналу.
— Дорогой, ты ведешь себя, как ребенок. Получается, что ей теперь нельзя читать твои книги?
— Я только хочу, чтобы нас с тобой оставили в покое. Хотя бы на несколько недель. Мне не так уж много надо.
— А ты у меня эгоист, дорогой.
К вечеру Картер изрядно устал, но зато несколько успокоился. Он тщательно обыскал всю квартиру. За обедом вспомнил про свадебные подарки, которые они с Джулией так и не разобрали. Не дожидаясь конца трапезы, он выскочил из-за стола, чтобы убедиться, что ящики по-прежнему заколочены. Он знал, что Джозефина, боясь повредить пальцы, никогда не пользовалась отверткой и панически боялась молотков. Картера и Джулию окутал вечерний покой, они остались вдвоем: оба чувствовали, что довольно одного прикосновения, чтобы сладостное умиротворение превратилось в фонтан страсти. Муж и жена, в отличие от любовников, могут позволить себе не торопиться. «Сегодня я обрел покой, как старость», — процитировал он.
— Кто это написал?
— Браунинг.
— Я совершенно не знаю Браунинга. Почитай мне что-нибудь из его стихов.
Картер обожал читать Браунинга вслух, его мелодичный голос словно был создан для декламации, и в такие моменты он любовался собой, как Нарцисс.
— Ты правда этого хочешь?
— Да.
— Раньше я читал Браунинга Джозефине, — предупредил он Джулию.
— Какая разница? Что-то у нас с тобой будет похоже на то, как было у вас с Джозефиной, и от этого никуда не деться, не так ли, дорогой?
— Вот, нашел: это стихотворение я никогда не читал Джозефине. Хотя я и любил ее, оно бы нам с ней не подошло. Потому что наша связь была... временной.
Он начал:
«Уж я-то знаю, как развеять скуку
Осенних вечеров, томительных и темных...»[4]
Его глубоко трогали слова, которые он произносил вслух. Как же сильно в ту минуту любил он Джулию. Здесь был дом, а все остальное — преходящее, остановка в пути.
«...тайну, наконец, свою открою:
Больше нету сил смотреть, как ты,
Зачиталась у камина, подперев чело рукою.
Вся в отсветах рдяно-золотых,
Так тиха, что сердце сладко ноет».
Он бы предпочел, чтобы стихи читала Джулия, но тогда она не смогла бы слушать его, затаив дыхание, не сводя с него сияющих глаз.
«...Союз двоих. Так часто омрачен
Он тенью третьего незримой,
Что самый близкий стать далеким обречен».
Перевернув страницу, Картер увидел листок бумаги с аккуратными черными строчками (будь он в конверте, Картер нашел бы его сразу, еще до того, как начал читать).
«Дорогой Филип,
Хочу только пожелать тебе спокойной ночи, когда ты заглянешь в свою любимую книгу... и мою тоже. Нам очень повезло, что у нас все так закончилось. Общие воспоминания всегда, пусть и не слишком прочно, будут нас связывать.
С любовью, Джозефина».
Он швырнул книгу и листок на пол.
— Сука. Мерзкая сука.
— Я бы не хотела, чтобы ты так называл ее. — В голосе Джулии вдруг зазвучали металлические нотки. Она подняла листок, прочитала письмо. — Что тебе здесь не нравится? — возмущенно спросила она. — Ты ненавидишь воспоминания? А что же тогда станет с нашими воспоминаниями?
— Неужели ты не понимаешь, какую игру она ведет? Правда, не понимаешь? Ты что, идиотка, Джулия?
В ту ночь они легли каждый на свой край кровати, не касаясь друг друга. И впервые после возвращения домой не занимались любовью. Спали они беспокойно. А утром на самом видном месте Картер нашел письмо, которое по каким-то причинам накануне не заметил: оно лежало между страницами еще не начатого блокнота, одного из тех, куда он обычно записывал свои рассказы. Оно начиналось словами: «Дорогой, я уверена, ты не станешь возражать, если я буду называть тебя, как прежде...»
Йельский университет, один из крупнейших и старейших учебных центров США, среди прочего известен «Центром британской культуры».
«Хэрродс» — один из самых дорогих универсальных магазинов Лондона.
«Элизабет Арден» — фирменные магазины парфюмерно-косметических товаров.
Стихотворение Роберта Браунинга «У камина», из сборника «Мужчины и женщины» (1855г.). Перевод М. Макаровой.