– Нельзя наваливаться всем телом. Соблюдайте правила, – сказал он.
– Кто это не соблюдает правил? – сказал Уэзерс.
– Давайте сначала. Кто выиграет два раза из трех.
Состязание началось снова. У Фэррингтона вздулись на лбу вены, а лицо Уэзерса из бледного стало как пион. Руки и пальцы у обоих дрожали от напряжения. После долгой борьбы Уэзерс снова медленно пригнул руку своего противника к столу. Среди зрителей прошел ропот одобрения. Бармен, стоявший у самого стола, кивнул победителю рыжей головой и сказал с дурацкой ухмылкой:
– Ого! Вот это здорово!
– А тебе что? – злобно обернулся к нему Фэррингтон. – Какого черта суешься не в свое дело?
– Шш, шш, – сказал О'Хэллорен, заметив свирепое выражение на лице Фэррингтона. – Пора закругляться, ребятки. Пропустим еще по одной – и домой.
Угрюмого вида человек стоял у О'Коннел-Бридж, дожидаясь сэндимаунтского трамвая. В нем кипела затаенная злоба и желание отомстить. Он чувствовал досаду и унижение, он даже не был пьян, в кармане у него оставалось только два пенса. Он проклинал все на свете. Он нажил неприятности в конторе, заложил часы, истратил все деньги и даже не напился как следует. Он снова почувствовал жажду, и ему томительно захотелось очутиться опять в душной, прокуренной пивной. Его репутация силача погибла после того, как его два раза подряд одолел какой-то мальчишка. Его сердце переполнила ярость, а когда он вспомнил о женщине в большой шляпе, которая задела его, проходя, и сказала «pardon», ярость едва не задушила его.
Трамвай довез его до Шелбурн-Роуд, и он потащил свое грузное тело вдоль казарменной стены. Возвращаться домой было отвратительно. Войдя с черного хода, он увидел, что в кухне никого нет и огонь в плите почти погас. Он заорал:
– Ада! Ада!
Его жена была маленькая женщина с востреньким личиком, которая изводила мужа, когда он был трезв, и которую изводил он сам, когда он был пьян. У них было пятеро детей. С лестницы бегом спустился маленький мальчик.
– Кто там? – спросил отец, вглядываясь в темноту.
– Я, папа.
– Кто это «я»? Чарли?
– Нет, папа, Том.
– А мать где?
– Она в церкви.
– Вот как... А обед? Она оставила мне обед?
– Да, папа. Я...
– Зажги лампу. Чего вы тут торчите впотьмах! А остальные где, спят?
Человек тяжело опустился на стул, мальчик зажег лампу. Человек стал передразнивать интонацию сына, бормоча вполголоса: «В церкви... В церкви, скажите пожалуйста». Когда лампа, наконец, была зажжена, он стукнул кулаком по столу и заорал:
– Ну, где же обед?
– Я сейчас... сейчас приготовлю, папа, – сказал мальчик.
Отец подскочил от ярости и ткнул пальцем в сторону плиты:
– На таком огне? Да у тебя все прогорело! Ну постой, я тебе покажу, как упускать огонь.
Он шагнул к двери и схватил трость, стоявшую в углу.
– Ты у меня будешь знать, как упускать огонь! – сказал он, засучивая рукав, чтоб тот не мешал ему.
Мальчик вскрикнул: «Папа!» – и с плачем бросился бежать вокруг стола, но человек погнался за ним и схватил за полу куртки. Мальчик дико озирался по сторонам, но, видя, что спастись некуда, упал на колени.
– Другой раз не станешь упускать огонь, – закричал отец и с силой ударил его тростью. – Вот тебе, щенок!
Мальчик взвизгнул от боли, трость полоснула его по бедру. Он сжал руки, и голос у него дрожал от страха.
– Папа! – кричал он. – Не бей меня, папа! Я... я помолюсь за тебя... Я Святую Деву попрошу, папа, только не бей меня... Я Святую Деву попрошу...
Тминное семя отбивает запах спиртного.
Учреждение, организующее работу Дублинской гавани.
Театр в Дублине, названный в честь каскада водопадов в Италии на реке Аниене, притоке Тибра.
Шипучая минеральная вода.
