Роурк без всяких рекомендательных писем пришел наниматься к Генри Камерону.
В восьмидесятых годах прошлого столетия архитекторы Ныо-Йорка знали, что первым среди них является Генри Камерон. Для того, чтобы он взял заказ на проект какого либо здания нужно было ждать два года. Он сам решал, что он хочет строить.
Сначала построенные им здания только немного отличались от тех, к которым привыкли люди. Время от времени он предпринимал какой-нибудь смелый эксперимент. Но люди были к этому готовы, и никто с ним не спорил. Взрыв произошел с рождением небоскреба. Он был первым из тех немногих архитекторов, которые поняли, что высокие здания и должны выглядеть высокими, и нет надобности 2х-этажные здания украшать горизонтальными элементами, чтобы зрительно снизить их высоту. Генри Камерон считал, что здания не должны копировать друг друга.
Когда ему было 39 лет, он работал, забывая о сне и еде, редко пил, называл своих клиентов непечатными(!) словами, смеялся над ненавистью, которую он порой к себе вызывал, напоминая своим поведением феодального лорда. Он жил в постоянном страстном напряжении. Шел год 1892.
В 1893 году открылась Всемирная выставка в Чикаго. На берегу озера Мичиган поднялись здания, по стилю напоминавшие Рим, Францию, Испанию, Афины. Генри Камерон отказался работать на этой выставке. Он считал, что для этой выставки не нужно проектировать — только копировать.
Он очень любил свою работу и всю жизнь боролся за свои идеалы, но проиграл. Теперь он был болен, всеми забыт, у него почти не было заказов. Он сидел в своей пустой конторе и ненавидел город, который он когда-то мечтал застроить новыми домами. Он стал пить. Его любимым детищем был небоскреб Дана Билдинг. Он специально снял под свою контору помещение, из окон которого было видно — это здание.
Взгляд Роурка, когда он вошел в кабинет Камерона, упал на единственную картину, висевшую над столом. Это был небоскреб, который Камерону так и не удалось построить. Роурк не мог оторвать от него глаз.
— Вы, что, пришли, чтобы видеть меня или эту картину? — спросил, наконец, Камерон.
— И то, и другое, — ответил Роурк, и подошел к столу.
— Что вам нужно? — рявкнул Камерон.
— Я хочу работать с вами, — спокойно сказал Роурк.
— Неужели? Что, вас никто не берет?
— А я ни к кому не обращался.
— Почему же? Вы считаете, что здесь-то уж вас наверняка возьмут? А вы знаете, кто я?
— Да. Поэтому я и пришел.
— Кто вас прислал?
— Никто.
— Почему же, черт побери, вы выбрали меня?
— Думаю, вы сами знаете.
— Какая наглая самоуверенность! Почему вы считаете, что я вас возьму? Вы что, думаете, что я в таком затруднительном положении, что ухвачусь за любого желторотого птенца, который почтит меня своим визитом? Вы думаете, что старик Камерон уже отжил свой век, пьяница и неудачник? Отвечайте же, черт побери! Разве это не так?! Ну, попробуйте отрицать!
— В этом нет нужды.
— Где вы работали раньше?
— Я только начинаю.
— А что вы раньше делали?
— Я проучился три года в Стантоне на архитектурном факультета.
— И что, джентльмену было лень его закончить?
— Меня исключили.
— Прекрасно! — Камерон стукнул кулаком и засмеялся. — Великолепно! Вы даже не можете закончить институт, а осмеливаетесь придти к Генри Камерону! Вы что, решили, что здесь яма для отбросов? За что вас выгнали? Вино? Женщины? За что?
— За это, — сказал Роурк и развернул чертежи.
Камерон посмотрел на один, потом на второй, затем просмотрел всю кипу. Он поднял голову.
— Садитесь.
— Роурк сел.
— Значит, вы уверены, что вы чего-то стоите, — сказал Камерон. — Так. Но ведь они ужасны! Что вы хотели этим сказать? — он сунул чертеж Роурку в лицо. — Вы знаете, сколько вам еще нужно учиться?
— Да, за этим я и пришел к вам.
— Нет, вы посмотрите на это! Я хотел бы сделать что-либо подобное в вашем возрасте.
Он ругался. Он критиковал чертежи. Внезапно он отложил их в сторону.
— Когда вы решили стать архитектором?
— Когда мне было 10 лет.
— Неправда. Люди не могут я таком возрасте решать, кем они будут.
— А я решил.
— Почему вы решили стать архитектором?
— Потому что я никогда не верил в бога.
— При чем тут бог? Говорите по существу!
— Потому что я люблю эту землю. Это все, что я люблю. И мне не нравятся здания, которые строятся на этой земле. Я хочу изменить их форму.
— Для кого?
— Для себя.
— Сколько вам лет?
— 22.
— Где вы всё это слышали?
— Нигде.
— Люди не рассуждают так в 22 года. Вы просто ненормальный.
— Может быть.
— Это не было комплиментом.
— Я понимаю.
— У вас есть семья?
— Нет.
— Вы работали с детства?
— Да.
— Где?
— На стройках.
— Сколько у вас сейчас денег?
— 17 долларов 80 центов.
— Когда вв приехали в Нью-Йорк?
— Вчера.
Камерон посмотрел на белую пачку чертежей, лежавшую перед ним.
— Черт вас побери! — сказал он мягко. — Черт вас побери! — вдруг заорал он, наклоняясь вперед. — Я не просил вас сюда приходить! Мне не нужны чертежники! Здесь нечего чертить! Мне самому нечего целый день делать! Я не хочу, чтобы вы торчали здесь без дела. Я не хочу ответственности за вас. Я не хочу этого. Я покончил со всем этим. Я покончил с этим уже много лет назад. Я вполне счастлив с этими балбесами, которым ничего я жизни не надо, и которым безразлично, что с ними станет. Почему вам надо было придти именно сюда? Вы хотите погубить себя? Я могу вам только помочь в этом! Я не хочу вас видеть! Вы мне не нравитесь! Мне не нравится ваше лицо! У вас вид эгоиста, который не знает, что такое страдание. Вы наглец. Вы слишком самоуверены. Двадцать лет назад я бы с огромным удовольствием дал вам по физиономии. Вы придете на работу завтра утром точно в девять часов.
— Хорошо, — сказал Роурк, поднимаясь.
— 15 долларов в неделю. Это все, что я могу вам платить.
— Хорошо.
— Вы идиот! Вы должны были пойти к кому-нибудь другому! Как вас зовут?
— Говард Роурк.
— Если вы опоздаете, я вас уволю.
— Хорошо. — Роурк протянул руку за чертежами.
— Оставьте их здесь! — заорал Камерон. — А теперь убирайтесь!
Роурк работал у Камерона уже несколько месяцев. Тот подходил к его кульману, смотрел, как он чертит, и отходил, не говори ни слова. Другие сотрудники не любили Роурка. Обычно он вызывал антипатию с первого взгляда. Его лицо было непроницаемым. Когда он находился в комнате, людям казалось, что его нет. Вернее, что он есть, а их нет.
После работы он шел пешком домой. Он снял огромную комнату под крышей. Потолка в комнате не было, а крыша протекала. Зато в ней был длинный ряд окон, наполовину забитых фанерой, наполовину просто без стекол. Из них была видна река и весь город.
Камерон вызвал Роурка к себе после того, как тот сделал по его заданию проект дома.
— Я вас увольняю, — сказал он без предисловий. — Вы слишком талантливы, чтобы делать с собой то, что вы хотите. Это бесполезно, Роурк. Лучше понять это сейчас, чем потом.
— Что вы хотите этим сказать?
— Бесполезно тратить ваш талант на достижение идеала, которого вам всё равно не достигнуть. Вам просто не дадут этого сделать. Продайте его, Роурк. Продайте его сейчас. Это будет не то же самое, но у вас его достаточно. Вам будут, по крайней мере, платить за него. И платить много, если вы будете делать то, что они хотят. Соглашайтесь, Роурк. Идите на компромисс. Сейчас. Потому что вам все равно придется пойти на компромисс позже. Но к тому времени вы испытаете то, чего могли бы избежать. Вы этого не знаете. Зато я знаю. Спасайте себя. Уходите от меня. Идите к кому-нибудь другому.
— Вы тоже так сделали в свое время?
— Самонадеянный нахал! Какое право вы имеете сравнивать?… — Он остановился, увидев, что Роурк улыбается.
И вдруг он тоже улыбнулся. Это было самое тягостное зрелище, которое Роурку когда-либо приходилось видеть.
— Нет, — мягко сказал Камерон. — Этот номер не пройдет. Ну, что ж, вы правы. Вы знаете себе цену. Но я хочу поговорить с вами. Я не знаю, как убедить вас. Я не знаю, как убедить вас. Я…
— Вы напрасно тратите время.
— Не грубите. Вы должны выслушать меня. Вы будете слушать и молчать?
— Да.
— Из всех архитекторов я последний, к кому вы должны были придти. Я совершу преступление, если буду держать вас здесь. Я не смогу помочь вам. Вместо того я буду толкать вас в том же направлении. Из-за меня вы останетесь таким же, какой вы сейчас, а это будет для вас гибелью. Через месяц я не смогу отпустить вас. Поэтому не спорьте со мной и уходите сейчас, пока еще не поздно.
— Вы думаете, я смогу? Нет, нам с вами уже поздно что-либо менять. Собственно, для меня было поздно уже 12 лет назад.
