огурцов, луку нащипали, Вовчик браги из бидона зачерпнул, и пошла компания в близлежащий лесок пацана утешить, да нажраться по поводу. Там-то и увидела их старая стукачка Ольга Сидоровна, собиравшая среди кустов пустые бутылки. Старуха эта была очень зла на детей, за то, что они постоянно меняли букву С на П в ее отчестве, отчего оно становилось очень неблагозвучным. Вот и от злости своей сидоровской заложила она всю честную компанию родителям. Пить-то пацанам разрешали, не маленькие уже, в школу скоро пойдут, но вот брагу из дому таскать не смей, пей, но на халяву! В общем, попало Вовчику по полной, второй раз за день и опять за доброе дело.
Вовчик, лежа на животе, ибо задница его красная, словно у павиана, гудела от ремня , стонал и дергал ногами, отчего из рваного одеяла клочьями летела вата. Его мучали кошмары. Вовке снилось, что ясным летним днем они играют в "монополию", бегая среди могил близлежащего кладбища и стреляя друг в друга из самострелов. Цель игры была, монополизировать сферы влияния преступной группировки, отстреливая конкурентов. Вовчик затаился в засаде и стал ждать выхода "враждебной братвы" на линию обстрела. В тени могильного камня было прохладно, Вовчик наслаждался кладбищенским покоем и поедал оставленные на могиле пряники. Тут вдруг земля разверзлась, из провалившейся могилы высунулись полуистлевшие руки и с криком – "Отдай мои пряники !": начали тянуть пацана в глубь ямы. Вован орал, крыл матом и отпинываясь, пытался вырваться из цепких объятий, но попытки его были тщетны. И тут он заметил на одной руке наколку "Оля", указательный палец на кисти отсутствовал. Это была Ольга Сидоровна, старая стукачка, невзлюбившая Вована за то, что еще в младенчестве он откусил и выплюнул палец наглой старушенции, попытавшейся залезть мальчонке в рот и вырвать расшатавшийся молочный зуб. На почти затянутого в могилу пацана накинулись тучей жуки и черви копошащиеся среди смердящих останков, они ползали по Вовочке, залезали ему в уши и ноздри, щекотали глаза. Не в силах вынести эту пытку Вовчик заорал…
Вовик лежал в темной комнате, бледный от ужаса и мокрый от пота. Сердце его бешено колотилось, по лицу ползали тараканы. Смахнув их, он затем целых два часа не мог уснуть. Вырубившись незаметно для себя, Вовчик благополучно проспал до утра не тревожимый более кошмарной Сидоровной.
Проснулся Вован от истошных воплей все той- же полоумной Сидоровны, ни во сне ни наяву она не давала пацану покоя. Сопровождаемые воплями, по окнам двора гуляли то синие, то красные блики мигалок ментовской машины, казавшейся в утреннем сумраке каким-то луноходом. Поэтому видимо и вопила вечно пьяная старая стукачка, принявшая миллиционЭров за инопланетян, а ментовоз за их корабль. Да в принципе здесь и трезвый мог ошибиться. Форма маленьким, тщедушным стражам правопорядка была явно не по размеру, погоны находились где-то в районе локтей, брюки сидели гармошкой, на маленьких головах, не обремененных интеллектом, глубоко сидели мятые кепки, закрывая большую часть лица, по земле волочились дубинки пристегнутые к поясу и смахивающие то-ли на третью конечность, то-ли на второй конец. Картину завершали антенны радиостанций, торчавшие из нагрудных карманов и невнятно-шипящее бормотание доносившееся из динамиков. Ну чем не НЛО?
Вдруг раздался звон разбитого оконного стекла, и в лоб замешкавшемуся на входе сержанту сбив кепку, угодило полено. Вовка пошарив по двору взглядом увидел, что окно Федьки-литейщика ощерилось осколками разбитого стекла, а в образовавшемся проеме торчит ухмыляющаяся небритая рожа старого артиллериста.
– Куда прешь, чувырло?!– дядя Федя потрясая вторым, зажатым в руке поленом, погрозил кинувшемуся было в подъезд коллеге сержанта, который тряс головой в тщетной попытке привести в порядок все три мысли находившиеся в его голове и найти выход из создавшегося положения. Наконец его осенило. Достав автомат из УАЗика, сержант, расставив пошире ноги и целясь в окно стал прикрывать посланного им по пожарной лестнице милиционера. Федька затаившийся за подоконником не высовывался и наугад плевал через разбитое окно, пытаясь наудачу кого-нибудь зацепить. До мента карабкавшегося по лестнице, казалось, ему и дела не было, а между тем мент поднимался все выше и до окна оставалось всего ничего. Но тут вдруг раздался жуткий скрежет, лестница переломилась, гвозди на которых она крепилась полезли из стены, лестница отходя от стены начала заваливаться вниз и через несколько мгновений рухнула в заплеванные лопухи вместе с карабкавшимся по ней сотрудником милиции.
Федор злорадствовал , не зря он мучился подпиливая лестницу и расшатывая гвозди в стене устраивая западню для непрошеных гостей. Было ясно, Федор так просто не сдастся и чтобы избежать дальнейших насмешек жильцов облепивших окна своих квартир, решили менты ОМОН вызвать.
Буквально через полчаса во двор въехал фургон с зарешеченными окнами, из которого посыпались зелёные человечки в масках и с грозными криками бросились в дом, но не успев подняться на второй этаж устроили кучу- малу на лестнице, поломав тяжелыми ботинками пару ступеней и скатившись гурьбою вниз.
Так бы и бегали наверное туда – сюда , если бы не ошибка самого Федьки, в пьяном угаре с самого начала решившего ,что его атакуют марсиане, с целью выкрасть его и надругаться по полной. Вышел он позлорадствовать над сбившимися внизу зелеными человечками, да не удержал равновесие, скатился по раздолбаной лестнице прямо к омоновцам в руки и был моментально скручен.
Пять минут спустя цирк был закончен, ментовская братия уехала, оставив недоумевающих жильцов злополучных домишек, не понимающих за что Федьку повязали.
Лишь позже выяснилось, что Федька бабу свою порешил, да на заводе в цехе под полом спрятал железной плитой привалив, чтоб домой не вернулась.
Ну, а прелюдия к этой истории была такова: прожрал как-то Федька в столовке лишнюю десятку, да жене то с дуру и поведал о дороговизне заводского обеда, та, конечно – же, в крик
– Сука, все жрешь, как скотина, денег на тебя не напасешься, поди пропил все деньги опять, худой, как дистрофик!
Федор , конечно, хоть и действительно на дистрофика походил, но работал как вол, а жрал, как бычара. И недоверие это сильно его задело, да так, что схватил он железный прут попавший под руку, да и огрел женушку по хребтине, не рассчитал малость правда…
Короче, делать нечего – спрятал он свою Нюрку от людских глаз подальше, да домой побрел. Сказав соседям, что жена уехала к заболевшей матери в деревню, Федор ударился в запой, то ли от горя, а то ли от радости. Скорее просто со страху. Федька пил, время шло, начал трупец под полом подгнивать и запашок мерзкий распространять. Особо сначала не беспокоились,
