Вновь миновав обширный и высокий вестибюль, они взошли по широкой лестнице блестящего дуба, коя после многих пролетов и многих площадок вывела их на длинную широкую галерею. По одну сторону оной располагались двери, вторая же освещалась окнами – Кэтрин еле успела заметить, что окна эти выходят в четырехугольный двор; юная г-жа Тилни провела ее в покои и, едва задержавшись, дабы выразить надежду, что покои сии Кэтрин сочтет удобными, оставила деву с тревожной мольбою как можно менее переменять наряд.
Мгновенного взгляда хватило Кэтрин, дабы удостовериться, что апартамент ее вовсе не схож с тем, коего описаньем Генри тщился ее ужаснуть. Покои отнюдь не были несообразно велики и не таили в себе ни гобеленов, ни бархата. На стенах обои, на полу ковер; окна ни хуже, ни сумрачнее тех, что в гостиной этажом ниже; мебель, хоть и не распоследней моды, красива и удобна, и вообще атмосфера отнюдь не уныла. На сердце у Кэтрин тотчас полегчало, и она вознамерилась не терять времени на подробное обследование окруженья, ибо отчаянно страшилась досадить генералу малейшим опозданием. Посему наряд ее был сброшен со всею возможной поспешностью, и Кэтрин собралась уже вынуть булавки из свертка, кой для ее срочных нужд прибыл в ящике под сиденьем кареты; но тут взор юной девы упал на большой и высокий сундук, что прятался в глубокой нише пообок от камина. От зрелища сего Кэтрин содрогнулась и, обо всем позабыв, воззрилась на сундук в бездвижном изумленьи; в голове же ее проносились нижеследующие мысли:
«Вот это странно! Я и не ожидала увидеть такое! Какой громадный тяжелый сундук! Что же в нем хранится? Для чего поместили его сюда? И к тому же отодвинули подальше, будто ему не надлежит попадаться на глаза! Я загляну в него – чего бы мне это ни стоило, я в него загляну – и сию же минуту – при свете дня. Если я стану ждать до вечера, свеча может погаснуть». Кэтрин приблизилась и внимательно осмотрела хранилище; то был кедровый сундук, любопытным образом инкрустированный неким темным деревом и приподнятый над полом на фут посредством резного основания равно темного дерева. Замок серебряный, хоть и потускневший от времени; по бокам зазубренные остатки серебряных же ручек, преждевременно сломанных, по видимости, некоей странной силою; в центре же крышки обнаружился таинственный шифр того же металла. Кэтрин в сосредоточеньи нагнулась, но наверняка ничего разобрать не смогла. Как ни склоняла она голову, последняя литера не выходила буквой Т; и однако же было бы необычайно странно, если бы в сем доме литера оказалась иной. Если сундук не принадлежал хозяевам изначально, что за диковинные событья вручили его семейству Тилни?
Пугливое любопытство юной девы поминутно росло; и, дрожащими руками схватив засов, она решила во что бы то ни стало выяснить хотя бы, что в сундуке содержится. С трудом – будто нечто сопротивлялось ее усильям – она приподняла крышку на несколько дюймов; но в сей миг внезапно постучали в дверь, крышка выскользнула из пальцев Кэтрин и захлопнулась с ужасающим грохотом. Неуместное вторженье свершила служанка юной г-жи Тилни, посланная хозяйкою, дабы споспешествовать юной г-же Морлэнд; и хотя Кэтрин тотчас отпустила служанку восвояси, явленье сие привело деву в чувство, напомнило, что́ ей надлежит делать, и понудило, невзирая на отчаянное желанье разгадать тайну, завершить облачение безотлагательно. Одевалась она небыстро, ибо мысли ее и глаза по-прежнему не отрывались от предмета, столь замечательно способного внушать интерес и тревогу; и Кэтрин, хоть и не осмеливалась ни мгновенья потратить на вторую попытку, не находила в себе сил чрезмерно удалиться от сундука. В конце концов, впрочем, она продела одну руку в рукав платья и сочла, что ныне туалет почти завершен и вполне дозволительно уступить настоятельности любопытства. Уж минутку-то можно потратить; и столь отчаянны будут ее усилья, что, если сему не воспрепятствуют сверхъестественные силы, крышка сундука отброшена будет в единый миг. В таком настроеньи Кэтрин скакнула к сундуку – и вера ее не обманула. Решительный натиск откинул крышку и явил потрясенному взору белое хлопковое стеганое покрывало – бесспорное содержимое сундука, что, надлежащим манером сложенное, покоилось в углу!
Кэтрин взирала на него, залившись первым румянцем удивленья; тут юная г-жа Тилни, желая поторопить подругу, вошла в комнату, и к запылавшему стыду абсурдных ожиданий, что таились в груди Кэтрин уже немало минут, прибавился иной стыд, ибо она поймана была за столь праздным обыском.
– Занимательный старый сундук, да? – молвила юная г-жа Тилни, когда Кэтрин торопливо захлопнула его и отвернулась к зеркалу. – Даже не знаю, сколько поколений он тут простоял. Не имею понятия, отчего поместили его сюда, но я не стала убирать – думала, пригодится для всяких шляпок. Хуже всего, что он такой тяжелый, – открывать очень трудно. Впрочем, в этом углу он менее всего мешается.
Кэтрин не успевала отвечать, ибо разом краснела, затягивала платье и в бешеной спешке принимала наимудрейшие решенья. Юная г-жа Тилни мягко намекнула, что боится опоздать; и через полминуты они вместе сбежали по лестнице, тревожась не вовсе безосновательно, ибо генерал Тилни мерил шагами гостиную, держа в руке часы, а едва девы пред ним возникли, яростно дернул колокольчик и распорядился подавать на стол сию же минуту!
Кэтрин затрепетала от нажима, с коим он заговорил, и села, бледная и запыхавшаяся, охваченная робостью, беспокоясь за его детей и ненавидя старые сундуки, а генерал, взглянув на нее и вновь обретя вежливость, принялся корить дочь – она столь глупым манером торопила свою прелестную подругу, что та в спешке сей совершенно задохнулась, хотя не было ни единого повода для подобной горячки; Кэтрин, впрочем, никак не могла избыть двойное расстройство – ибо побудила генерала к прочтенью нотации дочери и сама выставила себя дурочкой, – пока все они удовлетворенно не воссели за обеденный стол, где генеральские услужливые улыбки и хороший аппетит юной девы возвратили ей душевный покой. Столовая была величественна, размерами своими подобала гостиной гораздо обширнее той, кою использовали повседневно, и обставлена была роскошно и дорого, чего почти не различил неопытный взор Кэтрин, толком ничего не заметившей, помимо просторности комнаты и числа прислуги. Касательно первого она восхитилась вслух; и генерал с гримасою очень милостивою согласился, что размерами сие помещенье отнюдь не обделено, а затем признал, что, хоть и равнодушен к подобным вопросам, как и большинство, почитает сносно просторную столовую одной из первейших потребностей в жизни; он, впрочем, полагает, что «в доме господина Аллена она привыкла к апартаментам существенно крупнее».
– Вовсе нет, – честно заверила его Кэтрин. – Столовая господина Аллена составит не более половины сей.
Она в жизни не видала такой огромной комнаты. Благодушье генерала обострилось. Что ж, поскольку он такими комнатами располагает, было бы неразумно ими не пользоваться; но, воистину, ему представляется, что комнаты вдвое меньшие дарят больше удобства. Дом г-на Аллена, не усомнился генерал, наверняка обладает размерами, потребными для разумного счастья.
Вечер миновал бестревожно, а в периодические отлучки генерала Тилни – весьма жизнерадостно. Лишь в присутствии генерала ощущала Кэтрин крошечную усталость поездки; и даже тогда, в минуты скованности либо томности, общее блаженство пересиливало, и Кэтрин вспоминала друзей в Бате, ни мгновенья не желая очутиться подле них.
Ночь выдалась бурная; полдня временами подымался ветер, а к тому часу, когда собранье разошлось, дуло и лило яростно. Пересекая вестибюль, Кэтрин с трепетом прислушалась к буре; а услышав, как ветер мчится за угол древнего зданья и в припадке бешенства захлопывает дверь вдалеке, впервые почувствовала, что взаправду оказалась в аббатстве. Да, сие типические звуки; они привели на ум юной девы бесчисленное разнообразье устрашающих положений и чудовищных сцен, наблюдаемых в подобных домах и сопровождаемых подобными грозами; и от всего сердца возрадовалась она, ибо ее вступленье под сии величественные стены случилось в более благоприятных обстоятельствах. Ей нечего страшиться полуночных душегубов или пьяных кавалеров. Утром излагая свою повесть, Генри, конечно, просто шутил. В столь обставленном и так охраняемом доме Кэтрин нечего исследовать и нет причин страдать; она может отправляться к себе уверенно, будто в собственную спальню в Фуллертоне. Сим мудрым образом укрепив душу и поднявшись лестницею, Кэтрин – в особенности сообразив, что юная г-жа Тилни спит через какие-то две двери от нее, – ступила в комнату, сносно расхрабрившись; дух ее тотчас поддержало яркое полыханье дров в камине. «Сколь приятнее, – сказала она себе, приближаясь к каминной решетке, – сколь приятнее найти разожженный камин, чем, дрожа от холода, ждать, подобно столь многим бедным девам, пока все семейство уляжется, а верный старый слуга напугает, появившись с охапкою хвороста! Как я рада, что Нортэнгер таков, каков он есть! Будь он иным, не знаю, смогла бы в подобную ночь нести ответ за свою храбрость или нет; теперь же, разумеется, ничто меня не потревожит».
