За балаганомъ этого буфона показали мнѣ на зеленомъ лугу мѣсто, обагренное кровью. Здѣсь поутру казнили Арнаута. Городскіе жители проклинаютъ этихъ Арнаутовъ. Станъ ихъ разбитъ за Каиромъ; но они всякій день пьянствуютъ и разбойничаютъ въ городѣ, не смотря на то, что почти каждую недѣлю предаютъ смертной казни по-крайней-мѣрѣ одного изъ нихъ.
Товарищи мои видѣли, какъ толпа солдатъ тащила этого молодца мимо гостинницы. Голый, связанный по рукамъ и по ногамъ, онъ все еще былъ страшенъ своимъ противникамъ, употребляя отчаянныя усилія освободиться отъ нихъ. Онъ былъ чрезвычайно строенъ; обнаженное тѣло его представляло образецъ физической красоты.
Этотъ Арнаутъ плѣнился на улицъ какою то женщиною и хотѣлъ схватить ее. Женщина пустилась бѣжать; вблизи былъ полицейскій баракъ; она бросилась искать въ немъ спасенія; Арнаутъ, не теряя присутствія духа, ворвался и туда за нею. Одинъ изъ полицейскихъ хотѣлъ остановить его, но онъ выхватилъ пистолетъ и положилъ своего противника на мѣстѣ; потомъ обнажилъ саблю и убилъ еще трехъ или четырехъ человѣкъ прежде, нежели успѣли обезоружить его. Онъ понималъ неизбѣжный конецъ свой, видѣлъ, что не можетъ овладѣть женщиною и справиться съ огромной толпою вооруженныхъ солдатъ, которые окружили его, и однако же порывъ чувственности и страсть къ убійству долго еще волновали этого звѣря. Сегодня поутру нѣсколько Арнаутовъ проводили своего товарища на мѣсто казни; смерть нисколько не страшила его, покойно опустился на колѣна и такъ хладнокровно сложилъ свою буйную голову, какъ будто она принадлежала другому.
Когда кровь хлынула на землю, изъ толпы выбѣжала замужняя женщина, не имѣвшая дѣтей, и начала брызгать на себя ею: здѣсь существуетъ повѣрье, что кровь преступника прекрасное медицинское средство отъ безплодья.
«А! ты любишь кровь? сказалъ одинъ изъ Арнаутовъ. Такъ смотри же, какъ твоя собственная смѣшается съ кровью моего товарища.» Съ этимъ словомъ спустилъ онъ курокъ пистолета, и женщина пала мертвою, посреди толпы, въ присутствіи исполнителей казни. Убійцу схватили; безъ сомнѣнія, завтра отрубятъ и ему голову. Объ этомъ происшествіи можно бы написать хорошую главу: Смерть Арнаута; но я отказываюсь. Довольно въ жизнь свою видѣть и одного повѣшеннаго человѣка. J'у ai été, какъ сказалъ одинъ Французъ, говоря объ охотѣ.
Пистолетные выстрѣлы вошли здѣсь въ общее употребленіе не только между Арнаутами, но и въ самой высшей сферѣ общества. Недавно одинъ изъ внуковъ Мегмета Али, котораго назову я Синей Бородою (собственное имя могло бы повредить нашимъ дружескимъ отношеніямъ къ Египту), чувствуя недостатокъ своего образованія, пожелалъ познакомиться съ математикою и съ условіями цивилизованной жизни. Для исполненія этого похвальнаго желанія былъ выписанъ изъ Кэмбриджа наставникъ, который, какъ я слышалъ, учился алгебрѣ и учтивостямъ у достопочтеннаго доктора Уизля.
Однажды, когда мистеръ Мэкъ Уиртеръ, гуляя съ Синей Бородою въ садахъ Шубры, объяснялъ ему обычаи, усвоенные образованнымъ обществомъ, и увлекался краснорѣчивыми воспоминаніями о кэмбриджскомъ университетѣ, къ нимъ подошелъ бѣдный феллахъ и, бросившись къ ногамъ Синей Бороды, началъ жалобнымъ голосомъ умолять о правосудіи.
Синяя Борода былъ такъ увлеченъ разсказомъ своего почтеннаго наставника, что велѣлъ просителю убираться къ чорту, и возобновилъ разговоръ, прерванный не вовремя крикомъ феллаха. Злая судьба надоумила бѣдняка снова попытать счастія. Онъ всталъ на другой дорожкѣ, и когда принцъ и мистеръ Мэкъ Уиртеръ вышли на нее, занятые еще болѣе интереснымъ разговоромъ, феллахъ, упавши опять на колѣна, протянулъ просьбу къ лицу Синей Бороды и снова завопилъ жалобнымъ голосомъ.
Эта вторичная попытка неотвязнаго бѣдняка вывела принца изъ терпѣнія. «Человѣкъ, сказалъ онъ, я уже запретилъ тебѣ докучать мнѣ своимъ крикомъ, и вотъ! ты не повинуешься. Прими же достойную кару за ослушаніе, и пусть кровь твоя падетъ на твою же собственную голову.» Съ этими словами протянулъ онъ пистолетъ, и феллахъ никогда уже послѣ этого не молилъ о правосудіи.
Такая неожиданная развязка удивила почтеннаго Мэкъ Уиртера. «Милостивый принцъ, сказалъ онъ, мы никогда не убивали людей въ Кэмбриджѣ, даже и въ то время, когда случалось гулять намъ на зеленой лужайкѣ университета. Позвольте доложить вашему высочеству, что такую методу отдѣлываться отъ докучливости просителей мы, Европейцы, признаемъ крутымъ и даже почти жестокимъ средствомъ. Осмѣливаюсь покорнѣйше просить васъ укротить нисколько этотъ пылъ на будущее время и, какъ наставникъ вашего высочества, умоляю васъ быть немного поскупѣе на пули и порохъ.»
— О, мулла! отвѣчалъ Синяя Борода своему наставнику. Мнѣ очень пріятно слушать тебя, когда говоришь ты о своемъ университета; но если вздумаешь ты мѣшаться въ дѣло правосудія, какимъ бы то ни было образомъ, и препятствовать мнѣ убить какую-нибудь арабскую собаку, которая бѣжитъ по пятамъ за мною, — то, клянусь бородою пророка! у меня отыщется для тебя другая пуля.
Проговоривши это, онъ выхватилъ другой пистолетъ и взглянулъ на почтеннаго Мэкъ Уиртера такъ многозначительно, такимъ ужаснымъ взоромъ, что тотъ пожелалъ убраться поскорѣй восвояси и, надѣюсь, посиживаетъ теперь благополучно дома.
Вотъ еще забавный анекдотъ, разсказанный мнѣ джентельменомъ, который постоянно живетъ въ Каиръ. Поземельные доходы поступаютъ въ казну черезъ руки фермеровъ. Въ ихъ полное распоряженіе отданы цѣлые округа, и на нихъ же возложена отвѣтственность въ сборѣ податей. Эта система понуждаетъ сборщиковъ прибѣгать къ ужасной тираніи, а феллаховъ къ притворству, къ желанію прикинуться нищими, для того, чтобы сберечь деньги отъ хищности своихъ надсмотрщиковъ. Такимъ образомъ плутовство развито здѣсь въ высшей степени: это очень горестный фактъ. Паша обкрадываетъ и надуваетъ купцовъ, зная, что надсмотрщики обкрадываютъ казну, пока остаются на своемъ мѣстѣ и пока, съ помощью палки, не заставятъ ихъ развязать кошель; надсмотрщики угнетаютъ и обворовываютъ земледѣльцевъ, а бѣдные земледѣльцы плутуютъ и воруютъ въ свою очередь; и такъ вся административная система постоянно вращается здѣсь въ широкой сферѣ обоюднаго надувательства.
Депутаціи отъ поселянъ и феллаховъ то и дѣло являются къ пашѣ съ жалобами на жестокость и притѣсненія начальниковъ, поставленныхъ надъ ними; но какъ извѣстно, что съ Араба ничего не возьмешь безъ палки, то жалобы и оставляются по большей части безъ вниманія. Казна его высочества должна быть наполнена, и чиновники, назначенные правительствомъ, не могутъ же быть оставлены безъ поддержки.
Была однако же одна деревня, разоренные жители которой жаловались такъ патетически, что возбудили негодованіе въ сердцѣ Мегмета Али, а потому и былъ вызванъ въ Каиръ начальникъ деревни, Скинфлинтъ-Бегъ, для представленія отчета въ своихъ дѣйствіяхъ.
Когда явился онъ, паша началъ упрекать его въ несправедливости, спросилъ, какъ осмѣлился онъ обходиться такъ жестоко съ его любезными вѣрноподданными, и грозилъ бегу опалою и конфискаціею всего имущества за то, что онъ довелъ до разоренія ввѣренный ему округъ.
«Ваше высочество, отвѣчалъ Скинфлинтъ-Бегъ, вы изволите говорить, что я разорилъ феллаховъ. Какъ же изобличить мнѣ во лжи моихъ враговъ и доказать несправедливость ихъ обвиненія? Принесть больше отъ нихъ денегъ. Если принесу я пятьсотъ кошельковъ съ моей деревни, увѣритесь ли вы, что народъ мой не доведенъ до разоренія?
Паша смягчился. „Я не хочу, чтобы этихъ бѣдняковъ били палками, сказалъ онъ. О, Скинфлинтъ-Бегъ, ты такъ много мучилъ ихъ и такъ мало сдѣлалъ для нихъ полезнаго, что сердце мое обливается кровью. Я не хочу, чтобы они страдали болѣе.
— Даруйте мнѣ прощеніе, ваше высочество, превратите гнѣвъ свой на милость, и я принесу пятьсотъ кошельковъ также вѣрно, какъ зовутъ меня Скинфлинтъ-Бегомъ. Я прошу только позволенія сходить домой, пробыть тамъ нѣсколько дней и вернуться назадъ. Я возвращусь также честно, какъ возвратился Регулъ-паша къ Карѳагенянамъ, и съ бѣлымъ лицомъ предстану передъ ясныя очи вашего высочества.
Эта просьба объ острочкѣ была уважена. Возвратясь въ деревню, Скинфлинтъ-Бегъ созвалъ немедленно старшинъ. „Друзья мои, сказалъ онъ имъ, слухи о нашей бѣдности и несчастіяхъ достигли до трона паши, и милостивое сердце нашего повелителя смягчилось отъ словъ, проникшихъ въ его уши. «Сердце мое, такъ говоритъ онъ, тронуто бѣдствіями моихъ эль-модійскихъ подданныхъ. Я придумалъ, какимъ бы образомъ пособить ихъ несчастію. Недалеко отъ ихъ деревни находится плодоносная земля Эль-Гуани, богатая кунжутомъ, ячменемъ, хлопчатой бумагой и кукурузою. Цѣна ей тысяча кошельковъ; но я хочу уступить ее моимъ дѣтямъ за семьсотъ пятьдесятъ, остальныя же деньги оставить въ ихъ собственную пользу, въ награду за долгія страданія.»
