– Нет, каково! – еле выговорил сквозь смех мистер Коннорс. – Поворачивается и говорит: – Чего ж ему не гордиться, когда двое его детишек пришлись по вкусу сынам ордена иезуитов?
– Отличная история, – сказал дядя. – Так, а теперь нам нужны три опрятные почтенные женщины, нарезать хлеб, ну и, словом, все приготовить.
– Погодите, дайте-ка вспомнить, – сказал мистер Коркоран. – А не пригласить ли нам миссис Ханафин и миссис Корки? Они, конечно, не леди, но женщины почтенные и чистоплотные, за это я ручаюсь.
– Опрятность прежде всего, – сказал дядя. – Господи упаси, нет ничего на свете хуже жирной заляпанной посуды. Так, значит, они опрятные, мистер Коркоран?
– В высшей степени опрятные и почтенные.
– Отлично, – произнес дядя. – Поручаем это вам.
Он поднял руку и, загибая пальцы, стал перечислять обязанности, возложенные на каждого из членов высокоуважаемого собрания:
– Мистер Коркоран, вы займетесь бутербродами и закусками. Мистер Хики будет наблюдать за оркестром и за всем, что будет происходить в перерывах. Мистер Фогарти назначается распорядителем и должен подыскать хорошего исполнителя на рожке. Я буду непосредственно заниматься нашим другом. Ну вот, я полагаю, и все. Есть какие-нибудь вопросы, джентльмены?
– Надо бы проголосовать за вынесение благодарности нашему юному секретарю, – с улыбкой произнес мистер Фогарти.
– О да, конечно, – сказал дядя. – Принято единогласно. Что-нибудь еще?
– Нет, нет, – раздалось в ответ несколько голосов.
– Отлично. Объявляю заседание закрытым. Конец отступления.
Продолжение прерыванного рассказа о путешествии Пуки сотоварищи. Около двадцати минут пятого пополудни путники достигли «Красного Лебедя» и никем не замеченные проникли в здание через окно спальни служанки на первом этаже. Двигаясь бесшумно, они старались не оставлять следов на пыли, толстым слоем покрывавшей ковровые дорожки. Проскользнув в небольшую комнатку, примыкавшую к спальне, где почивала мисс Ламонт, они принялись ловко и проворно раскладывать по висевшим на стенах полкам свои изысканные дары и живописные приношения: наливные золотистые колосья ячменя; круги овечьего сыра; ягоды, желуди и пурпурные плоды ямса; нежные сочные дыни; сочащиеся медом соты и овсяные хлебцы; глиняные кувшины с густым, тягучим испанским вином и фарфоровые кружки с пенно-янтарным легким пивом; щавель; песочное печенье и коржи из муки грубого помола; огурцы, свежие и пузатые; соломой оплетенные бутылки самбукового вина; кубки и бокалы цвета морской волны и причудливых форм; белые и красные мясистые грибы – словом, все, что могла дать им щедрая и изобильная мать-земля.
– А теперь, ребята, располагайтесь поудобнее, – сказал Кривая Пуля, – да разведите-ка кто-нибудь огонь. Толкните дверь, мистер Кейси. И посмотрите, не настал ли час, если вы понимаете, что я имею в виду.
– Вот этой клюквы, – сказал Коротышка, указывая на сочные красные ягоды своим бурым пальцем, – не будет большого греха поклевать?
– Конечно, будет, – откликнулась Добрая Фея. – И не вздумай только прикасаться к этим ягодам! К тому же это не клюква.
– Что, красавица, думаешь, будто я клюквы никогда не видал. Сказано – клюква, значит клюква, маленькая сводница!
– Дверь заперта, – сказал Кейси.
– А я говорю – не клюква! – воскликнула Добрая Фея.
– Очень жаль, – благовоспитанно произнес Пука. – Полагаю, остается только ждать, пока нас не пригласят войти. Кстати, нет ли у кого-нибудь отмычки?
– Зачем отмычка, пальнуть разок по замку, и все дела, – ответил Коротышка.
– Ясное дело, – сказал Кривая Пуля, – но только здесь никакой пальбы, заруби это себе на носу.
– Я вообще никогда не ношу с собой ключей, – сказала Добрая Фея, – кроме одного старинного часового ключика – им так удобно угри выковыривать.
Только что разведенный в очаге огонь зрел и набирал силу, высоко взметывающиеся языки его бросали мгновенные красные отсветы на гроздья чернильно-черных виноградин, плясали на глянцевитых боках баклажанов.
– Наша политика, – произнес Пука, с заботливой улыбкой государственного деятеля усевшийся в кресле, подобрав под сиденье увечную ногу, – должна быть открытой: выжидать и быть начеку.
– Может, в картишки перебросимся? – предложил Коротышка.
– Простите?
– Да так, скоротать время...
– А неплохая мысль, – сказала Добрая Фея.
– Я не сторонник азартных игр, – ответил Пука, – по крайней мере на деньги.
И неспешными умелыми движениями он принялся набивать свою трубку, целиком уйдя в это занятие.
– Конечно, если играть на небольшие ставки, для интересу, в этом большой беды нет, – заметил он. – Это другое дело.
– Пока все равно делать нечего, отчего и не сыграть, – поддержал идею Коротышки Кейси.
– Давайте для начала в покер, – предложила Добрая Фея. – Что может быть лучше, чем хорошенько сразиться за карточным столом?
– Колода при тебе, Коротышка? – спросил Кривая Пуля.
– Что за вопрос, карты у меня всегда под рукой, – ответил Коротышка, – садитесь поближе, не за версту же мне тянуться. На сколько человек сдавать?
– Не знаю, как насчет Суини. Суини, сыграешь с нами разок? – спросил Кейси.
– Суини, а деньги у тебя есть? – спросил Кривая Пуля.
– Сдавай на шестерых, – проворковала Добрая Фея. – Все играют.
– Ты там, в кармане, – ощерился Коротышка, – если ты решила, что будешь играть с нами, то, черт меня побери, ты здорово ошибаешься.
Безумец, с отрешенным видом развалясь на стуле, отдирал от глубокой раны на груди корку запекшегося мха ленивым движением указательного пальца. Веки его начинали быстро моргать, как только он вновь принимался бормотать себе под нос скорбные строфы.
– Они прошли подо мной, подобные стремительному потоку, олени Бен-Борэхе, и острия их рогов задевали за небо... Да, я тоже буду играть.
– Скажи мне, – спросил Пука, засовывая руку в карман, – а ты собираешься играть?
– Разумеется, собираюсь! – громко ответила Добрая Фея. – Почему бы мне не играть? С какой это стати?
– Мы играем на деньги, – грубо прервал ее Коротышка. – Где гарантия, что ты... заплатишь?
– Даю слово чести, – произнесла Добрая Фея.
– Хватит лапшу вешать, – сказал Коротышка.
– Где же ты будешь держать карты, если у тебя рук нет? – резко спросил Кривая Пуля. – И где, позволь узнать, твои деньги, если ты без карманов?
– Джентльмены, – вежливо вмешался Пука, – мы действительно должны научиться обсуждать встающие перед нами проблемы без излишней запальчивости и никому не нужных взаимных оскорблений. Особа, находящаяся в моем кармане, долго бы там не пребывала, если бы я не имел возможности вполне удостовериться в ее безупречном характере. Обвинение в шулерстве или отказе от уплаты карточного долга бросает несмываемое пятно на каждого из членов нашей компании. Люди, составляющие любое благовоспитанное цивилизованное общество, обязаны относиться друг к другу лицеприятно, как честный человек к честному человеку, пока не будет доказано обратное. Дайте мне колоду, я буду сдавать каждому по карте, а одну класть в карман. Кстати, я не рассказывал вам одну старую историю о Дермоте и Гранье?
– Бери карты, если тебе так уж не терпится, – оборвал его Коротышка, – и можешь дальше рассуждать о лицеприятности, все равно у этой особы ни приятного, ни неприятного лица нет. Ей-Богу, несчастная девица: как ни посмотришь, то одного у нее нет, то другого.
– Надо бы ей как-нибудь помочь, – отозвался Кейси.
– Нет, – сказала Добрая Фея, – я никогда не слышала такой истории. Впрочем, если это какие-нибудь сальности, правила хорошего тона не позволяют мне слушать ее.
Пука неловко стасовал колоду своими когтистыми лапами.
– Давай, приятель, сдавай, – сказал Кривая Пуля.
– Никаких сальностей в этой истории нет, – ответил Пука, – просто это одна старинная ирландская сага. Когда-то и мне довелось сыграть в ней свою небольшую роль. И вот из-за карт-то мне все снова и припомнилось... Так на сколько человек сдавать?
– На шестерых.
– Шестью пять – тридцать, четное число. Если дело заходило о женщинах, этот Дермот был, что называется, сущая оторва. Если тебе случалось жить в одном городе с Дермотом, то честь своей супруги приходилось беречь день и ночь.
– Хватит попусту разглагольствовать, этак мы только зря время теряем, – прервал его Кривая Пуля.
– Не хочешь ли ты сказать, – спросила Добрая Фея, – что он умыкнул твою кенгуру? Давай поживей, где там мои карты? А теперь можешь продолжать.
– Ну вот, – сказал Пука, – сдал ровно на шестерых. Нет, до моей жены не дошло, потому что приключилось все это задолго до счастливого дня моего бракосочетания. Но он сбежал с Гранье, подругой Финна Мак Кула. Да, это был парень не промах.
– Что-то здесь освещение слабовато, – сказала Добрая Фея, – не могу разобрать, что ты мне сдал. Хоть глаз выколи.
