— Ваши марки я сохраню навсегда, — сказала она. — Мне никогда не придется вырывать их из альбома.
Постучали в дверь, и кто-то весело произнес:
— Это я, Фредди Багстер. Больше никого. Только я, Фредди Багстер.
— Не отвечайте, — шепнула она. — Не отвечайте.
Она взяла его под руку и уставилась на дверь, слегка приоткрыв рот, точно у нее перехватило дыхание. Она напоминала ему зверька, которого загнали в нору.
— Впустите Фредди, — хныкал все тот же голос. — Будьте человеком, Элен. Ведь это только я, Фредди Багстер. — Он был слегка пьян.
Она стоя прижалась к Скоби и обняла его. Когда шаги Багстера удалились, она подняла к нему лицо, и они поцеловались. То, что они принимали за безопасность, на поверку оказалось уловкой врага, который действует под маской дружбы, доверия и сострадания.
2
Дождь все лил и лил, снова превращая в болото клочок осушенной земли, на котором стоял его дом. Ветер раскачивал створку окна; по-видимому, ночью сорвало крючок. Дождь хлестал в комнату, с туалетного столика текло, на полу стояла лужа. Стрелки будильника показывали двадцать пять минут пятого. У Скоби было такое ощущение, будто он вернулся в дом, где давно уже никто не живет. Его бы не удивило, если бы он нашел паутину на зеркале, истлевшую москитную сетку и мышиный помет на полу.
Он опустился на стул, вода потекла с брюк и образовала вторую лужу, вокруг его противомоскитных сапог. Уходя от Элен домой, он забыл свой зонтик.
В душе у него было какое-то странное ликование, словно он вновь обрел что-то давно утраченное, забытое с юности. Шагая в сырой тьме, полной шума дождя, он даже затянул во весь голос одну из песенок Фрезера, но петь он совсем не умел. Но вот где-то между ее домом и своим он потерял это счастливое чувство.
Он проснулся в четыре часа утра. Она уткнулась головой ему под мышку, и он чувствовал у себя на груди ее волосы. Вытянув руки из-под москитной сетки, он нащупал лампу. Элен лежала, скорчившись в неестественной позе, как человек, которого смерть настигла на бегу. Даже тогда, до того, как в нем проснулись нежность и чувство благодарности, ему на миг почудилось, будто он глядит на подстреленную птицу. Когда ее разбудил свет, она пробормотала спросонок:
— Пусть Багстер убирается к черту.
— Ты видела его во сне?
— Мне снилось, что я заблудилась в болоте, а Багстер меня нашел.
— Мне пора, — сказал он. — Если мы сейчас заснем, то не проснемся до рассвета.
Он принялся обстоятельно рассуждать за них обоих. Как преступник, он стал обдумывать план преступления, которое нельзя будет раскрыть: он взвешивал каждый шаг; впервые в своей жизни он прибегал к запутанной казуистике обмана. Если случится то-то и то-то… надо поступить так-то.
— Когда приходит твой слуга? — спросил он.
— Около шести. Не знаю точно. Он будит меня в семь.
— Али начинает кипятить воду без четверти шесть. Кажется, деточка, мне пора.
Он внимательно огляделся, не осталось ли следов его присутствия, разгладил циновку, задумался, что делать с пепельницей. И в конце концов забыл в углу свой зонтик. Типичный промах преступника! Когда дождь напомнил о зонтике, возвращаться было поздно. Ему пришлось бы стучаться, а в одном из домиков уже зажегся свет. Теперь, в своей комнате, стоя с одним сапогом в руке, он устало и грустно размышлял: в будущем надо быть осмотрительнее.
В будущем… вот где ждет беда. Кажется, это бабочка умирает при совокуплении? Но люди обречены отвечать за его последствия. Ответственность, равно как и вина, лежала на нем — он ведь не Багстер, он знает, что делает. Он поклялся заботиться о счастье Луизы, а теперь принял на себя другое обязательство, противоречащее первому. Он заранее испытывал усталость при мысли о той лжи, которую ему придется произносить; он уже видел, как кровоточат еще не нанесенные раны. Откинувшись на подушку и не чувствуя сна ни в одном глазу, он смотрел в окно на ранний серый прилив. Где-то на поверхности этих темных вод витало предчувствие еще одной несправедливости и еще одной жертвы — не Луизы и не Элен. Далеко в городе запели первые петухи.
1
— Вот. Что скажете? — спросил Гаррис с затаенной гордостью.
Он стоял на пороге железного домика, пропустив вперед Уилсона, который осторожно, как охотничий пес по жнивью, пробирался между наставленной повсюду казенной мебелью.
— Лучше, чем в гостинице — вяло заметил Уилсон, нацеливаясь на казенное кресло.
— Я хотел сделать вам сюрприз к вашему возвращению из Лагоса. — С помощью занавесок Гаррис разделил барак на три комнаты: получилось две спальни и общая гостиная. — Меня беспокоит только одно. Не знаю, есть ли здесь тараканы.
— Ну, мы ведь играли в эту игру, только чтобы от них избавиться.
— Знаю, но сейчас мы будем по ней скучать.
— Кто наши соседи?
— Миссис Ролт, которую потопила подводная лодка, два парня из департамента общественных работ, какой-то Клайв из сельскохозяйственного департамента и еще Болинг, он ведает канализацией; все как будто славные люди. Ну и, конечно, дальше по дороге — Скоби.
— Ну да.
Уилсон беспокойно побродил по дому и остановился перед фотографией, которую Гаррис прислонил к казенной чернильнице. На лужайке в три длинных ряда выстроились мальчики: передний ряд сидел на траве, скрестив ноги, второй — в высоких крахмальных воротничках — сидел на стульях, третий стоял, а в центре восседали пожилой мужчина и две женщины, одна из них косая.
— Эта косая… — сказал Уилсон, — честное слово, я ее где-то видел.
— Вам что-нибудь говорит фамилия Снэки?
— Как же, конечно. — Уилсон всмотрелся в фотографию внимательнее. — Значит, вы тоже были в этой дыре?
— Я нашел в вашей комнате «Даунхемца» и вытащил эту фотографию, чтобы сделать вам сюрприз. Надзирателем у меня в интернате был Джеггер. А у вас?
— Я был приходящим учеником, — сказал Уилсон.
— Ну что ж, — разочарованно протянул Гаррис, — и среди приходящих попадались неплохие ребята. — Он бросил на стол фотографию, как кидают карту, когда она не выиграла. — Я мечтал, что мы устроим ужин старых даунхемцев.
— Зачем? — спросил Уилсон. — Нас ведь только двое.
— Каждый мог бы пригласить гостя.
— Не понимаю, кому это надо.
— В конце концов, настоящий даунхемец вы, а не я, — с горечью сказал Гаррис. — Я никогда не состоял в обществе. И журнал получаете вы. Мне казалось, вы любите нашу старую школу.
— Отец записал меня пожизненным членом в общество и зачем-то высылает мне этот идиотский листок, — отрывисто произнес Уилсон.
— Он лежал возле вашей кровати. Я думал, вы его читали.
— Перелистывал.
— Там я и упомянут. Они хотят узнать мой адрес.
— Неужели вы не понимаете, зачем это делается? — сказал Уилсон. — Они обращаются ко всем бывшим даунхемцам, которых удается раскопать. Небось в актовом зале надо сменить обшивку. На вашем месте я бы не торопился сообщать свой адрес.
Он один их тех, подумал Гаррис, кто всегда в курсе дела: заранее может сообщить, какие вопросы зададут на устном экзамене; знает, почему не явился в школу такой-то парень и о чем спорят на школьном совете. Несколько недель назад он был здесь новичком и Гаррис охотно его опекал; он вспомнил тот вечер, когда Уилсон чуть было не отправился в смокинге на ужин к какому-то сирийцу и Гаррис его вовремя остановил. Но уже в младших классах Гаррису пришлось наблюдать, как быстро осваиваются новички: в первом семестре он играл роль снисходительного ментора, а в следующем ему давали отставку. Он никак не мог угнаться за самым юным из новичков. Гаррис вспомнил, как в первый же вечер тараканьей охоты, которую он выдумал, его правила была отвергнуты.
— Наверно, вы правы, — уныло сказал он. — Может, письмо посылать и не стоит. — И он добавил униженно: — Я занял кровать с этой стороны, но мне все равно, где спать…
— Ладно, пусть так, — согласился Уилсон.
— Я нанял только одного слугу. Рассчитывал, что на этом мы немножко сэкономим.
— Чем меньше здесь будет шнырять слуг, тем лучше, — сказал Уилсон.
Этот вечер был первым вечером их совместной жизни. Затемнив окна, они устроились читать в своих одинаковых казенных креслах. На столе стояла бутылка виски для Уилсона и бутылка лимонада для Гарриса. Дождь безостановочно барабанил по крыше. Уилсон читал детективный роман; Гаррис блаженно наслаждался покоем. Время от времени, вопя во весь голос и со скрежетом выжимая тормоза, мимо проносились пьяные летчики из офицерского клуба, но это только усиливало ощущение тишины в доме. Иногда взгляд Гарриса блуждал в поисках таракана — но нельзя же требовать всего сразу.
