вонзили иглу. Он тоже показался себе самураем. Ведь он остался с ней вдвоём в студии, но ощутил в себе благородство воина. Хотя ему хотелось оскалиться и поглотить её всю — начиная от стеблей её ног. Словно тот малыш, который пожирал газеты.
[1929]
Зал ожидания третьего класса
Его присутствие в зале ожидания третьего класса на Токийском вокзале требует некоторых пояснений. Буду предельно краток и скажу лишь, что эта женщина назначила ему свидание именно там. Он возражал, заявляя, что третий класс не может иметь с ней ничего общего.
— Первый класс или там второй — это нормально, там и специальная женская комната предусмотрена, но вот третий… Кроме того, там мы будем бросаться в глаза.
— Неужели я способна привлечь такое внимание?
Он принял её скромность за чистую монету.
Он не принадлежал к тому сорту мужчин, которые бегут на свидание в зал ожидания третьего класса сразу по прибытии на вокзал. До пяти часов оставалось ещё пятнадцать минут, и он привычно направился в зал пассажиров первого-второго классов. Там за небольшой выгородкой показывали видовой фильм об островах Мацусима. Тут он вспомнил про своего старинного приятеля из Осака и написал ему письмо. Бросив на ходу письмо в почтовый ящик, он отправился в зал третьего класса.
Никаких фильмов там не показывали. Вряд ли кто мог заподозрить здешних пассажиров в том, что они вдруг отправятся в Мацусима. Всюду стояли стайки провинциальных школьниц, которые, судя по всему, приезжали в столицу на экскурсию. Чтобы оставаться незамеченным, он уселся на скамейку за ними. На скамейке перед ним лежала островерхая соломенная шляпа с широкими полями — такие шляпы носят паломники. На шляпе были обозначены те семь мест, которые предполагал посетить паломник.
От этих уложенных в семь строчек иероглифов ещё пахло тушью. Из-под чёрных одежд паломника высовывалось белое бельё. На коленях провожавшего его монаха была развёрнута цветная карта святых мест острова Сикоку. Поглядывая в неё, паломник кивал в ответ на пояснения монаха. Огромные — скрывавшие даже брови — тёмные очки паломника как-то не вязались с его старческим обликом.
Глядя на новёхонькую шляпу, наш герой думал о том, что она имеет мало общего с тем древним маршрутом, по которому путешествуют паломники не одну сотню лет. Неизвестно, какое дело паломнику до святых мест, но старик был, безусловно, счастлив, отправляясь в долгожданное путешествие. К пониманию счастья влюблённого радость старика вряд ли имела отношение; хотя, если вспомнить, разве его собственные дед с бабкой не совершили точно такого же паломничества? И в его собственных ушах разве до сих пор не звучит тот давнедетский звук колокольчика в руке проходивших через их деревню паломников?
Он настолько разволновался в ожидании появления женщины, что никак не мог сосредоточиться.
Она же, похоже, является дамой весьма опытной в любовных делах — недаром решила, что в третьем классе они будут незаметнее…
Наверное, она делит мужчин на тех, кому следует назначать свидание в первом классе, и тех, кому — в третьем. И смеётся над ними.
Далее ему в голову пришла идиотская фантазия, что вот сейчас она собралась встретиться с мужчиной второго разряда — и он прошёл в зал ожидания первого-второго классов. Успокоившись, он отправился обратно, и тут его чуть не смяла толпа.
Полицейские вели паломника с монахом — они были арестованы.
«Вы полагаете, что я женщина, которая путешествует вторым классом. И в этом нет ничего удивительного, потому что я давным-давно изображаю из себя женщину именно второго класса. А вчера я по нечаянности проговорилась и назначила встречу в третьем. Я вернулась домой и призадумалась. И пришла к заключению, что те мужчины, которые держат меня за даму второго класса, мне больше не милы».
Он получил это письмо, когда, измученный бесплодным ожиданием, вернулся с Токийского вокзала домой.
Она делает вид, что презирает себя, но на самом деле — зло смеётся над ним. В любом случае, сам он не имеет никакого отношения к этой третьестепенной жизни. Именно поэтому от паломника с монахом у него и осталось такое романтическое впечатление.
И он никак не хотел поверить в то, что эти люди — просто переодетые преступники. Точно так же, как и в то, что эта женщина принадлежит к третьему классу.
[1929]
При виде хозяина сдаваемого в аренду дома — мальчишки лет двенадцати или тринадцати — адвокат не мог удержаться от смеха.
— Ты что, серьёзно, хозяин дома? Тебе же нужно будет писать мамочке и просить разрешения.
— Если вы будете заводить разговоры о моей матери, я вам немедленно откажу. Вы снимаете дом именно у меня.
— Ну хорошо, и сколько же ты хочешь?
— Пять йен вас устроит?
— Смотри, конъюнктуру знает, — лицо адвоката несколько посерьёзнело. — Пять йен — это дороговато. Может быть, сойдёмся на трёх?
— Нет — так нет, — отрезал мальчик. И вид у него был такой, что он готов тут же развернуться и убежать играть в поле за этим самым домом. Адвокат понял, что проиграл мальчишке без всякого сопротивления. Дело в том, что этот дом возле уездной управы был ему нужен.
— Плату за этот месяц попрошу внести вперёд.
— Платить тебе?
— Мне, — мальчишка важно кивнул — настоящий владелец недвижимости. На его губах было заиграла довольная улыбка, но он решительно стёр её. Деньги были для него делом новым, и вся эта коммерция страшно интересовала мальчишку. Адвокат был вторым в его жизни деловым партнёром.
В связи с родами старшей дочери мать уехала в Токио. Она отсутствовала уже три месяца. Она велела сыночку приехать в Токио, но денег на дорогу не слала. Поэтому за парнем смотрели соседи. К ним приходил старьёвщик. Мальчишка затащил его к себе и продал ему старые журналы и тряпьё. После того, как он продал ему и котелок, игра увлекла его. Он облазил нищий дом и продал даже выходной костюм покойного отца. Если он скопит пять йен, ему хватит на дорогу до Токио и обратно. Мальчишке такая странная жизнь была по душе — коммерция делала его мужчиной, который зарабатывает себе на рис. Кроме добытых денег, опыт общения со старьёвщиком и адвокатом привёл его к однозначному выводу, что эти люди измотаны и устали от жизни. Первые шаги во взрослом мире вселили в него уверенность победителя. Он понял, что сможет прокормиться и не пропадёт.
Оставив за спиной освежающий запах яблок своего Аомори, мальчик прибыл на вокзал
