И ветер, и чистота, и великолепнейшие магазины вроде Буоно Густо со свисающими колбасами, салями и провелоне, рядами винных бутылок и овощными прилавками - и восхитительные кондитерские в европейском стиле - и над всем этим вид на деревянную путаницу домов Телеграфной Горки где царят полуденная лень и детские крики
Я ритмично вышагиваю в своих новых холщовых синих ботинках, удобных, настоящее блаженство ("Угу, в таких педики ходят!", комментарий Рафаэля на следующий день) и эгегей! вот и бородатый Ирвин Гарден идет по противоположной стороне улицы - Эй! - кричу я, свистя и размахивая руками, он видит меня и вытаращив глаза раскидывает руки в объятии, и прямо так вот и бежит ко мне перед носом у машин этой своей дурашливой подпрыгивающей походочкой, шлепая ногами - но его лицо значительно и серьезно в ореоле величественной бороды Авраама, его глаза постоянно мерцают язычками свечного пламени в своих глазных впадинах, и его чувственные полные губы краснеют из-под бороды подобно надутым губам древних пророков собирающимся что-нибудь этакое изречь - Когда-то я увидел в нем еврейского пророка причитающего у последней стены, теперь это общераспространенное мнение, даже в нью-йоркской Таймс была написана о нем большая статья именно в таком духе - Автор "Плача", большой безумной поэмы обо всех нас изложенной свободным стихом и начинающейся строчками:
"Я видел как лучшие умы моего поколения были разрушены безумием" - ну и так далее.
Честно говоря я не особо понимаю про какое такое безумие он толкует, так, например, в 1948 году в гарлемском притоне у него было видение "гигантской машины, нисходящей с небес", громадного ковчега потрясшего его воображение, и он все твердил "Можешь себе представить мое состояние - а ты когда-нибудь видел наяву самое настоящее видение?
"Ага, конечно, а чего такого?"
Мне никогда толком не понять о чем это он и иногда мне кажется что он переродившийся Иисус из Назарета, но иногда он выводит меня из себя и тогда я думаю что он вроде этих несчастных придурков из Достоевского, кутающихся в рванину и глумливо хихикающих у себя в каморке - В юности он был для меня чем-то вроде идеального героя, и впервые появился на сцене моей жизни в 17 лет - И даже тогда мне почудилась какая-то странность в решительном тембре его голоса - Он говорит басом, внятно и возбужденно - но выглядит маленько замотанным всей этой сан-францисской горячкой которая меня например за 24 часа выматывает полностью - "Догадайся кто объявился в городе?"
"Знаю, Рафаэль - иду как раз повидаться с ним и с Коди"
"Коди? - Где?"
"У Чака Бермана - все уже там - я опаздываю - пошли скорей"
На ходу мы говорим о миллионе сразу забывающихся мелочей, почти бежим по тротуару - Джек с Пика Одиночества шагает теперь рука об руку с бородатым соплеменником - повремените, розы мои - "Мы с Саймоном собираемся в Европу!" сообщает он, "Чего б тебе не поехать с нами! Мать оставила мне тысячу долларов. И еще тысячу я скопил! Мы отправимся посмотреть на Удивительный Старый Свет!"
"Окей, можно и поехать" - "У меня тоже найдется чуток деньжат - Можно вместе - Подошло время, а, братишка?"
Ведь мы с Ирвином всегда говорили об этом и бредили Европой, и конечно же прочитали все что только можно, даже "плачущего по старым камням Европы" Достоевского и пропитанные трущобной романтикой ранние восторги Рембо, в те времена когда мы вместе писали стихи и ели картофельный суп (в 1944 году) в Кампусе Колумбийского Университета, мы прочитали даже Женэ[59] и истории о героических апашах[60] - и даже собственные ирвиновские грустные мечтания о призрачных поездках в Европу, орошенные древней дождливой тоской, и об ощущении глупости и бессмысленности стоя на Эйфелевой башне - Обнявшись за плечи мы быстро поднимаемся вверх на холм к дверям Чака Бермана, стучимся и заходим - Ричард де Чили валяется на кровати, как нетрудно было догадаться, он оборачивается чтобы поприветствовать нас слабой улыбкой - Еще несколько чуваков сидят на кухне с Чаком, один из них сумасшедший черноволосый индеец постоянно клянчащий пару монет, другой франко-канадец вроде меня, прошлой ночью я немного поболтал с ним в Подвале и на прощанье он бросил мне "До встречи, братишка!" - Так что теперь "Доброе утро, братишка!" и мы слоняемся по квартире, Рафаэля еще нет, Ирвин предлагает спуститься вниз в одну нашу кафешку и подождать остальных там
"Все равно они должны туда заскочить"
Но там никого нет, поэтому мы отправляемся в книжную лавку и вот! по Грант-стрит идет Рафаэль своими Джон Гарфилдовскими[61] огромными шагами и размахивая руками, говоря и крича на ходу, взрываясь фонтаном стихов, и мы начинаем орать все одновременно - Мы кружимся на одном месте, хлопаем друг друга по плечам, идем по улицам, пересекаем их в поисках места где можно выпить кофе
Мы идем в кафеюшник (на Бродвее) и садимся в отдельном отсеке и из нас льются все эти стихи и книги и о-ба-на! подходит рыжеволосая девушка и за ней Коди
"Джееексон, маальчик мой", говорит Коди как всегда имитируя железнодорожных кондукторов в исполнении старого У.С.Филдса
"Коди! Эй! Садись! Класс! Жизнь идет!"
И она идет, всегда жизнь идет во времена мощных вибраций.
Но это всего лишь обычное утро, одно из утр этого мира, и официантка приносит нам вполне обыденный кофе, и все наши восторги вполне обыденны и когда-нибудь закончатся.
"А что это за девушка?"
"Это безумная девица из Сиэттла, она слышала прошлой зимой как мы читаем стихи и приехала сюда на Эм-Джи[62] с подружкой чтобы с кем-нибудь трахнуться", сообщает мне Ирвин. Ирвин знает все.
Она говорит "Откуда это у Дулуоза такая энергичность?"
Энергичность, хренергичность, к полуночи я накачаюсь пивом на год вперед
"Я потерял все свои стихи во Флориде!" кричит Рафаэль. "На автовокзале Грейхаунд в Майами! Теперь у меня остались только новые стихи! И я потерял другие стихи в Нью-Йорке! Ты был там, Джек! Что этот издатель сделал с моими стихами! И все ранние стихи я потерял во Флориде! Представьте себе! Хреновина какая!" Так вот он обычно разговаривает. "Несколько лет подряд я ходил из одного грейхаундовского офиса в другой и умолял всех этих директоров найти мои стихи! Я даже плакал! Ты слышал, Коди? Я плакал! Но они и пальцем не пошевелили! Они даже стали называть меня занудой и это лишь за то что каждый день я ходил в этот их офис на 50-й улице и упрашивал вернуть мои стихи! Это правда!" - кто-то пытается что-то вставить и он сразу перебивает: "Я в жизни никогда не вызывал полицию разве только если лошадь упадет и покалечится или что-нибудь такое! Хреновина какая!" И дубасит по столу.
У него маленькое безумное личико эльфа но внезапно оно может стать прекрасным и задумчивым стоит ему только загрустить и умолкнуть, и смотрит он тогда как-то так - исподлобья и чуть обиженно - Немного напоминает взгляд Бетховена - Чуть вздернутый, вопиюще крупный итальянский нос, резкие черты лица, но с плавно очерченными щеками и кроткими глазами, а его эльфийские волосы черные и вечно непричесанные свисают с макушки правильной формы головы и лезут в глаза, так по мальчишески - Ему всего 24 - И он действительно еще совсем мальчишка, девушки сходят с ума по нему
Шепот Коди в мое ухо "Этот парень, этот Рафф, этот чувак, какого хрена, черт, у него куча баб, он с ними мастак - говорю тебе - Джек, слушай, все в порядке, все пучком, на скачках миллион возьмем, точняк, в этом году, В ЭТОМ ГОДУ МАЛЬЧИК МОЙ!" и встает чтобы объявить "эта моя система второго выбора[63] заработала, она так поперла!"
"В прошлом году мы уже пробовали", говорю я вспомнив день когда я поставил для Коди (он должен был работать в этот день) 350$ и он проиграл по всем забегам, а я напился в каком-то сарае с сеном вместе со вкалывающим за 35 центов в день бедолагой перед тем как пойти в депо и сообщить Коди что он проиграл, его это нисколько не огорчило потому что он уже продул до этого чистых 5000$
"А сейчас попробуем в этом - и в следующем году", настаивает он
В это время Ирвин читает свои новые стихи и стол безумствует - Я говорю Коди что хочу попросить его (моего старого братишку) отвезти меня в Милл-Волли чтобы забрать старые шмотки и рукописи, "Конечно поедем, мы все поедем, мы же вместе"
Мы вываливаемся наружу к его старому двухместному Шевви, не помещаемся в нем всей толпой, пытаемся опять и машина готова треснуть по швам
"Думаешь, эта малышка не сможет тронуться?" говорит Коди
"А где твоя здоровенная машина которая была раньше, когда я уезжал?"
"А, накрылась, трансмиссия гавкнулась"
Ирвин говорит: "Слушайте, езжайте-ка вы в Милл-Волли а потом возвращайтесь сюда и завтра днем встретимся"
"Окей"
Девушка вжимается в Коди, Рафаэль потому что он легче и меньше садится мне на колени, и мы отчаливаем по Норт-Бич-Стрит, маша руками Ирвину который трясет бородой и пританцовывает в знак живейшего участия во всем происходящем
