До их отъезда в антверпенских газетах появилась фотография Хэлли с заметкой, где она была названа красивой американской наследницей, которая сняла Брабантский домик и устраивала такие замечательные приемы, что там неоднократно была замечена некая особа королевской крови.
В Роттердаме Хэлли не осматривала ни Бомпьес, ни Гроте-Керк — то и другое затмил ноток приятных молодых голландцев, смотревших не нее нежными голубыми глазами. Но в Гааге, когда поездка близилась к концу, ей вдруг сделалось грустно: такое было прекрасное время и вот оно уходит в прошлое. Впереди маячили Амстердам и джентльмен из Огайо, не знающий толка в пышных развлечениях; Хэлли пыталась радоваться, но не могла. Ее также угнетало поведение Коркорана, который как будто ее избегал: со времен Антверпена он почти с ней не разговаривал и ни разу не танцевал. Вокруг этого и крутились мысли Хэлли в последний вечер, когда путешественники ехали в сумерках по Амстердаму и ее мать дремала в уголке автомобиля.
— Вы были так добры ко мне, — сказала Хэлли. — Если вы до сих пор обижаетесь за тот вечер в Брюсселе, пожалуйста, простите меня.
— Простил уже давно.
Они въехали в город молча, и Хэлли выглянула в окно чуть ли не со страхом. Что же делать теперь, когда некому будет о ней заботиться — заботиться о той части ее существа, которая жаждет вечной молодости и веселья? Перед самым отелем она снова обернулась к Коркорану, и они обменялись странными беспокойными взглядами. Она коснулась его руки и слегка ее пожала, словно это было их настоящее прощание.
Мистер Клод Носби был чопорный, лощеный мужчина с темными волосами, возраст его приближался к сорока. Скользнув враждебным взглядом по Коркорану, он помог Хэлли выйти из машины.
— Твой отец будет завтра, — возвестил он с нажимом. — Его внимание привлекла твоя фотография в антверпенских газетах, и он спешит сюда из Лондона.
— Но почему бы антверпенским газетам не опубликовать мое фото, Клод? — невинным тоном спросила Хэлли.
— Это несколько необычно.
Мистеру Носби пришло ранее письмо от мистера Бушмилла с рассказом о том, как была организована поездка. Затея крайне ему не понравилась. Весь обед он без всякого восторга выслушивал отчет Хэлли о ее приключениях, которому увлеченно вторила ее мать. Когда Хэлли и миссис Бушмилл отправились спать, Носби сказал Коркорану, что хотел бы поговорить с ним наедине.
— Э… мистер Коркоран, — начал он, — не будете ли вы так любезны показать мне конторскую книгу, которую ведете для мистера Бушмилла?
— Не хотелось бы, — вежливо возразил Коркоран. — Думаю, она касается только мистера Бушмилла и меня.
— Это одно и то же, — нетерпеливо проговорил Носби. — Вы, должно быть, не знаете, что мы с мисс Бушмилл помолвлены.
— Я об этом догадывался.
— Может быть, вы догадываетесь также, что я не особенно одобряю развлечения, которые вы для нее выбирали.
— Развлечения самые обычные.
— Смотря на чей вкус. Так вы дадите мне книгу?
— Завтра, — тем же любезным тоном отозвался Коркоран, — и только мистеру Бушмиллу. Спокойной ночи.
Уснул Коркоран поздно. В одиннадцать его разбудил телефонный звонок: голос мистера Носби холодно проинформировал, что мистер Бушмилл прибыл и хочет теперь же с ним увидеться. Через десять минут, постучав в дверь своего нанимателя, Коркоран обнаружил в комнате также Хэлли и ее мать: немного насупленные, они сидели на диване. Мистер Бушмилл спокойно кивнул Коркорану, но не подал руки.
— Посмотрим нашу конторскую книгу, — проговорил он с места в карьер.
Коркоран протянул ему книжечку, а также объемистую пачку расписок и квитанций.
— Слышал, вы трое стояли на голове.
— Нет, только мы с мамой, — вмешалась Хэлли.
— Вы, Коркоран, подождите снаружи. Когда понадобитесь, я вас позову.
Коркоран спустился в вестибюль и узнал от швейцара, что поезд в Париж отправляется в полдень. Потом купил «Нью-Йорк геральд» и полчаса просматривал заголовки. Наконец его вызвали наверх.
Было заметно, что в его отсутствие произошел бурный спор. Мистер Носби смотрел в окно, на его лице была написана покорность судьбе. На щеках миссис Бушмилл еще не высохли слезы, Хэлли, победно наморщив свой детский лоб, утвердилась у отца на колене.
— Садитесь, — строго распорядилась она.
Коркоран сел.
— С какой стати вам вздумалось устроить нам такое хорошее времяпрепровождение?
— Брось, Хэлли, — нетерпеливо вмешался ее отец. Он обернулся к Коркорану: — Давал я вам право истратить за полтора месяца двенадцать тысяч долларов?
— Вы поедете с нами в Италию, — ободрила Коркорана Хэлли. — Мы…
— Да помолчи же! — взорвался Бушмилл. — Ты, быть может, удивишься, но я терпеть не могу ошибаться, а потому у меня на душе кошки скребут.
— Ерунда какая-то! — заметила Хэлли веселым голосом. — Ты только что вовсю потешался!
— Потешался? Над этой дурацкой книжкой? А как тут не потешаться? Четыре статьи по пятьсот с лишним франков! Крещальная купель — подарок священнику Американской церкви, сделанный за чаем. Словно книга учета в сумасшедшем доме!
— Пустяки, — сказала Хэлли. — Ты сможешь вычеркнуть стоимость купели из своего налогооблагаемого дохода.
— Это утешительно, — угрюмо буркнул ее отец. — Как бы то ни было, тратить за меня мои деньги этому юноше больше не придется.
— Но он все равно замечательный гид. Он знает все на свете — правда? О памятниках, катакомбах и битве при Ватерлоо.
— Пожалуйста, дай мне самому поговорить с мистером Коркораном. — (Хэлли умолкла.) — Миссис Бушмилл, моя дочь и мистер Носби собираются в поездку по Италии с остановкой на Сицилии, где у мистера Носби есть дела. И им нужны вы… то есть Хэлли и ее мать думают, ваше сопровождение будет им полезно. Зарубите себе на носу: королевские балы вы больше задавать не будете. Жалованье, оплата расходов — вот все, что вы получите. Поедете?
— Нет, спасибо, мистер Бушмилл, — спокойно проговорил Коркоран. — Сегодня в полдень я возвращаюсь в Париж.
— Как бы не так! — возмутилась Хэлли. — От кого я тогда узнаю про Форум, Акрополь и все прочее? — Она соскочила с колена отца. — Погоди, папа, я его уговорю. — Не дав никому опомниться, она схватила Коркорана за руку, утянула в коридор и захлопнула за собой дверь.
— Вы обязаны поехать, — проговорила она умоляюще. — Неужели вам не понятно? Я увидела Клода в новом свете и не хочу за него замуж, а сказать отцу никак не решусь, и, если мы отправимся втроем с Клодом, я просто сойду с ума.
Дверь распахнулась, мистер Носби смерил их подозрительным взглядом.
— Все в порядке! — крикнула Хэлли. — Он согласен. Он просто хотел прибавки жалованья, но стеснялся сказать.
Когда они вернулись в комнату, мистер Бушмилл оглядел обоих.
— Почему вы решили, что вам полагается больше?
— Чтобы больше тратить, конечно, — торжествующим тоном объяснила Хэлли. — Ему ведь придется держаться на одном с нами уровне, так?
Этот неопровержимый аргумент поставил точку в споре. Коркорану предстояло отправиться в Италию в качестве гида и туристического агента за месячное жалованье триста пятьдесят долларов — на пятьдесят долларов больше, чем прежде. С Сицилии намечалось плыть в Марсель, где компанию встретит мистер Бушмилл. Далее услуги мистера Коркорана не понадобятся: Бушмиллы и мистер Носби сразу отплывут домой.
Путешествие началось следующим утром. Еще до Италии стало понятно, что мистер Носби намерен устроить экспедицию так, как сам считает нужным. Он сознавал, что Хэлли уже не так послушна и податлива, как на родине, а на упоминания свадьбы отвечает необычно обтекаемыми фразами, однако не приходилось сомневаться, что она очень любит отца и в конечном счете поступит так, как захочет он. Необходимо только проследить за тем, чтобы до возвращения в Америку ее не сбил с толку какой-нибудь юный недоумок вроде этого неудержимого мота. В американском промышленном городке, где все знакомо и привычно, Хэлли незаметно вернется к прежнему образу мыслей.
И вот в первый месяц путешествия Носби не отходил от Хэлли ни на шаг, Коркорана же ухитрялся гонять по пустым поручениям, отнимавшим у того большую часть времени. Обыкновенно он вставал с утра пораньше и устраивал так, что Коркоран на весь день увозил куда-нибудь миссис Бушмилл, а Хэлли узнавала об этом, только когда они уже уедут. На оперу в Милане, на концерты в Риме покупалось по три билета; во время автомобильных прогулок Носби давал Коркорану понять, что его место снаружи, рядом с шофером.
В Неаполе они собирались задержаться на день, сесть на пароходик и посетить знаменитый Голубой грот на острове Капри. Возвратившись в Неаполь, отправиться в автомобиле на юг, чтобы затем перебраться на Сицилию. Мистер Носби получил в Неаполе телеграмму из Парижа, от мистера Бушмилла, которую не стал читать остальным, а сложил и сунул в карман. Он сказал, однако, что перед посадкой на пароход должен будет зайти на минутку в один итальянский банк.
