Мистер Пенн (с подозрительным спокойствием). Бывает так, мисс Лор, что мужчина становится настолько раздраженным, что даже женщина… Но, может, прежде закончим фразу? «Готов разбить вас, Кейт, — сказал он, — своими волнами этот прибой, превратить в пену и брызги, которые умрут на своем любимом берегу».
Мисс Лор. О боже!
Мистер Пенн. «В присутствии Кейт Кортлэнд лишь слабо слышал глас предосторожности. Тридцать прожитых лет не охладили его пыла. Теперь в его силах было одарить эту девушку всем, чем он мог. Ему казалось, что у него в запасе не тридцатка, а двадцатка…» (Усталым голосом — мисс Лор.) Думаю, на сегодня достаточно.
Мисс Лор. Ну, даже если у него на самом деле завалялась двадцатка, то на нее можно было бы кое-что ей купить.
Мистер Пенн. Я вам продиктовал свою фразу. Ваша мне не нужна. Ну, на сегодня все, мисс Лор.
Мисс Лор. Мне приходить завтра?
Мистер Пенн (не умея скрыть своего очарования ею). Если будете настолько любезны.
(Мисс Лор выходит).
Занавес
Грязные носки, или Политическая интрига{23}
(Перевод Э. Бродерсон)
ГЛАВА I
Не все знают, что знаменитый французский сыщик Тикток на прошлой неделе был в Остине. Он записался в гостинице «Авеню» под вымышленным именем, и из-за сдержанного его поведения сразу заметили, что он не хочет, чтобы его замечали.
Никто не знает, почему он приехал в Остин, но двоим или троим он сообщил, что у него было важное поручение от французского правительства.
По одному известию, французский министр нашел среди законов империи старый устав, явившийся результатом договора между императором Карлом Великим и губернатором Робертсом и по которому требуется, чтобы северные ворота столицы были всегда открыты. Но все это одни предположения.
В прошлую среду хорошо одетый джентльмен постучал в дверь номера, занимаемого Тиктоком.
Сыщик открыл дверь.
— Если не ошибаюсь, месье Тикток, — сказал джентльмен.
— Вы увидите в списке, что я записался под именем Джонса, — сказал Тикток, — и каждый джентльмен понял бы, что я хочу, чтобы меня принимали за такового. Если вам не нравится, что я вас не считаю джентльменом, то я готов вам дать удовлетворение в любое время после первого июля.
— Мне это совершенно все равно, — сказал джентльмен. — Я, по правде сказать, к этому привык. Я председатель демократического исполнительного комитета, платформа номер два, но дело в том, что у меня друг в беде. Я знал, что вы Тикток, по вашему сходству с вами.
— Entrez, — оказал сыщик.
Джентльмен вошел, и Тикток предложил ему стул.
— Я не люблю лишних слов, — сказал Тикток. — Я помогу вашему другу, если это возможно. Наши страны в большой дружбе. Мы дали вам Лафайета и жареную картошку по-французски. Вы дали нам калифорнийское шампанское. Изложите ваше дело.
— Я буду очень краток, — сказал посетитель. — В этой гостинице в номере семьдесят шесть остановился известный кандидат народной партии. Он один. Прошлую ночь кто-то украл его носки. Их не нашли. Если они не будут найдены, то народная партия припишет их кражу демократической партии. Они воспользуются этим грабежом, хотя я уверен, что в этом воровстве не было никакого политического мотива. Вы единственный человек, который сможет раскрыть преступление.
Тикток поклонился.
— Даете ли вы мне carte blanche допрашивать всех, имеющих отношение к этой гостинице?
— Владелец гостиницы уже предупрежден. Все к вашим услугам.
Тикток посмотрел на часы.
— Приходите в эту комнату завтра в шесть часов с хозяином гостиницы, кандидатом народной партии и какими-нибудь свидетелями с обеих сторон, и я возвращу носки.
— До свидания.
Председатель демократического исполнительного комитета, платформа № 2, вежливо поклонился и удалился.
Тикток послал за коридорным лакеем.
— Ходили вы вчера вечером в номер семьдесят шесть?
— Да, сэр.
— Кто там был?
— Старый хрен, который приехал с поездом семь двадцать пять.
— Что ему нужно было?
— Потушить свет.
— Вы что-нибудь взяли, пока были в комнате?
— Нет, он ничего не велел мне взять.
— Как вас зовут?
— Джим.
— Вы можете идти.
ГЛАВА II
Гостиная одного из самых роскошных особняков в Остине горит огнями. Экипажи вереницей выстроились на улице, а от ворот до крыльца разложен бархатный ковер, чтобы нежным ногам гостей было мягко ступать.
Празднество устроено по случаю вступления в свет одного из прекраснейших бутончиков города. В особняке собрались молодость, красота и цвет общества.
Хозяйка дома, миссис Рутабага Сан-Витус привыкла собирать вокруг себя талантливых людей, подобных которым редко сыщешь в другом месте. Ее вечера славятся своей изысканностью.
Мисс Сан-Витус, чье вступление в общество отмечено таким праздником, представляет собою стройную брюнетку, с большими блестящими глазами, подкупающей улыбкой и обворожительными манерами инженю. На ней шелковое платье с брильянтовыми украшениями. Сзади подшиты два полотенца, чтобы скрыть выдающиеся лопатки. Она непринужденно болтает, сидя на обитом плюшем тет-а-тете, с Гарольдом Сан-Клер, коммивояжером торгового дома готовых вещей.
Где-то играет оркестр, скрытый за зеленью, и во время перерывов в разговоре из кухни доносится запах жареного лука.
Счастливый смех срывается с коралловых губ, мужские лица дышат нежностью, склоняясь над белоснежными шеями и опущенными головками; робкие глаза умоляют о том, чего не смеют просить губы, и под шелковыми платьями и крахмальными рубашками сердца ударяют в такт нежному вальсу «Сон любви».
— Где же вы были все это время, неверный рыцарь? — спрашивает мисс Сан-Витус Гарольда Сан-Клера. — Поклонялись вы другим богам? Не изменили ли вы прежним друзьям? Говорите, рыцарь, и оправдайтесь.
— О, отчепитесь, — сказал Гарольд своим мягким грудным баритоном. — Я был чертовски занят. Пришлось примерять брюки разным кривоногим олухам. У некоторых ноги как у носорога, а все хотят, чтобы брюки хорошо сидели. Вы когда-нибудь пробовали примерять кривоногому… то есть, я хочу сказать, можете вы себе представить, какое приятное занятие примерять брюки? И дело-то невыгодное, никто не дает больше трех долларов.
— Остроумный вы мальчик, — сказала мисс Витус. — Всегда скажете что-нибудь смешное и умное. Что вы теперь хотите?
— Пива!
— Дайте мне руку, пойдемте в столовую и хлопнем по бутылочке.
Красивая парочка прошла под руку через весь зал, притягивая к себе все взоры.
Внимательный наблюдатель заметил бы фигуру одинокого гостя, который в течение всего этого времени, казалось, избегал общества. Однако, благодаря ловкой и частой перемене своей позиции и полному хладнокровию, ему удавалось не привлекать к себе особенного внимания.
Львом вечера был пианист, профессор Людвиг фон Бум.
Полковник Сан-Витус неделю тому назад нашел его в пивной и, согласно Остинским обычаям в подобных случаях, пригласил его к себе домой, а на следующий день профессор был принят в высшее остинское общество.
Профессор фон Бум уселся за рояль и начал играть прелестную симфонию Бетховена «Песни без музыки», наполняя комнату гармоничными звуками. Он играл необычайно трудные пассажи с редким доморощенным мастерством, и, когда он кончил, в комнате воцарилась глубочайшая тишина, которая дороже сердцу артиста, чем самые громкие аплодисменты.
Профессор оглядывается.
Комната пуста.
Никого нет, за исключением Тиктока, великого французского сыщика, который выскакивает из-за группы тропических растений.
Встревоженный профессор поднимается из-за рояля.
— Тс! — говорит Тикток. — Не делайте шума. Вы и так уже достаточно пошумели.
За дверью слышны шаги.
— Живее, — говорит Тикток. — Давайте мне носки. Нельзя терять ни минуты.
— Was sagst du?
— А, он сознается, — говорит Тикток. — Подавайте носки, которые вы утащили из комнаты народного кандидата.
Не слыша больше музыки, общество возвращается в зал.
Тикток не колеблется. Он хватает профессора, бросает его на пол, срывает с него сапоги и носки и удирает с носками через открытое окно в сад.
ГЛАВА III
Комната Тиктока в гостинице «Авеню».
В дверь слышится стук.
Тикток открывает и смотрит на часы.
— А, — говорит он, — как раз шесть часов. Entrez, messieurs.
Messieurs входят. Их семеро — народный кандидат, явившийся по приглашению, не зная, для какой цели его просили прийти, председатель демократического исполнительного комитета, платформа № 2, хозяин гостиницы и три или четыре демократа и народника.
