Но звонарь тем не менее стоял на своем.
— Я понимаю, что это может быть тяжело, — сказал он, — но между тобой и твоим отцом всегда была такая тесная связь. Не думай, что тебе так легко удастся ее разорвать.
Когда это было сказано, они оба вышли из склада, и Катрина последовала за ними. Она передумала, и теперь ей очень хотелось поговорить со звонарем, но прежде чем подойти к нему, она остановилась взглянуть на гору. Она чувствовала, что скоро там должен появиться Ян.
— Вы боитесь, что придет отец? — спросила Клара Гулля, направляясь от звонаря к матери.
— Ну да, боюсь! — сказала Катрина. — Да я только и молю Бога о том, чтобы Ян успел сюда, прежде чем я уеду. — Она собрала всю свою волю и продолжала: — Знаешь, у меня такое чувство, будто я сделала что-то ужасное. Думаю, я буду страдать из-за этого всю оставшуюся жизнь.
— Вы говорите так только потому, что вам пришлось столько лет просидеть во мраке и нищете, — сказала Клара Гулля. — Все будет по-другому, когда вы отсюда благополучно уедете. Отец в любом случае не может прийти сюда, раз он не знает, что мы уехали, — добавила она.
— Не будь так в этом уверена, — сказала Катрина. — Ян все равно знает то, что ему надобно знать. Эта способность у него с тех самых пор, как ты покинула нас, и с каждым годом она все усиливается. Господь, видимо, посчитал, что раз уж Ян лишился рассудка, Он должен зажечь в нем какой-то новый свет.
Катрина в нескольких словах рассказала Кларе Гулле о смерти Ларса Гуннарссона и о еще нескольких событиях последних лет, чтобы показать ей, что Ян был, что называется, провидцем. Клара Гулля слушала ее с большим вниманием. Катрина уже и раньше пыталась рассказывать ей о том, как добр был Ян ко многим бедным старикам, но она не хотела этого слушать.
То, что она услышала сейчас, казалось, напротив, так захватило ее, что Катрина начала уже было надеяться, что она изменит свое отношение к Яну и, может быть, даже повернет домой.
Но эта надежда теплилась у нее недолго.
— Смотрите, мама, вот и пароход! — радостным голосом воскликнула Клара Гулля. — Все-таки все, кажется, складывается для нас хорошо, и мы можем ехать.
На глазах у Катрины выступили слезы, когда она увидела, что пароход причаливает. Она собиралась попросить звонаря Свартлинга замолвить за них с Яном словечко перед Кларой Гуллей, чтобы она позволила им остаться в их старом доме, но на это уже не было времени. Она не видела для себя никакой возможности избежать отъезда.
Пароход, должно быть, задержался, потому что его очень спешили снова отправить. Не было времени даже спустить трап. Пара несчастных пассажиров, которым надо было сойти, была почти что выброшена матросами на пристань. Клара Гулля подхватила Катрину под локти, какой-то мужчина принял ее, и она оказалась на борту. Она плакала и хотела вернуться, но над ней никто не сжалился.
Как только Катрина поднялась на палубу, Клара Гулля приобняла ее, словно желая поддержать.
— Давайте перейдем на другую сторону! — сказала она.
Но было уже поздно. Старая Катрина увидела человека, бегущего с горы, и к тому же узнала его.
— Это Ян! — сказала она. — Господи, что же он задумал?
Ян остановился на самом краю пристани. Он стоял там, маленький и жалкий. Он увидел Клару Гуллю на уходящем пароходе, и ни одно лицо не смогло бы выразить большего отчаяния и горя, чем выражало в этот момент его лицо.
Катрине стоило лишь увидеть его, большего ей и не требовалось, чтобы обрести необходимую силу и восстать против дочери.
— Ты можешь ехать, — сказала она, — а я выхожу на следующей пристани и возвращаюсь домой.
— Можете поступать, как вам угодно, мама, — устало сказала Клара Гулля. Она, очевидно, понимала, что бороться с этим бесполезно. Может быть, ей тоже показалось, что они слишком жестоко обошлись с отцом.
Но исправить дело им не привелось. Ибо во второй раз лишиться счастья всей своей жизни Ян не захотел. Он бросился с пристани в озеро.
Может быть, он думал доплыть до парохода, а может быть, просто почувствовал, что жизнь для него потеряла всякий смысл.
На пристани раздались громкие крики, в тот же миг оттуда отошла лодка, маленький грузовой пароходик остановился и тоже спустил свой ялик, но Ян утонул мгновенно. Он даже ни разу не показался на поверхности воды.
Императорская трость и зеленый кожаный картуз плыли по озеру, а сам император исчез так тихо и бесследно, что, если бы этих регалий не было, вряд ли можно было бы поверить в его исчезновение.
Люди находили удивительным, что Клара Гулля из Скрулюкки считала необходимым день за днем стоять на боргской пристани и ждать того, кто никогда не вернется.
Клара Гулля стояла тут, ожидая, не в погожие летние денечки, а в сумраке ноябрьских штормов и декабрьских холодов. Все это время она отнюдь не погружалась в прекрасные и приятные грезы о путешественниках из дальних стран, которые должны были с великолепием и пышностью сойти на берег. Ее глаза и помыслы были прикованы к лодке, которая плавала взад и вперед по озеру перед пристанью в поисках утопленника. Поначалу она думала, что стоит им только начать поиски, как тот, кого она ждет, сразу же будет найден, но этого не произошло. День за днем двое старых рыбаков терпеливо шарили кошкой по дну, но ничего не могли обнаружить.
На дне озера, возле самой боргской пристани, должны были быть две глубокие ямы, и многие полагали, что Яна затянуло в одну из них. Другие говорили, что здесь у мыса и далее, к большому заливу Чурквикен, сильное течение. Может быть, его отнесло туда. Клара Гулля велела удлинить трос, чтобы его хватало на самую большую глубину озера Лёвен, и распорядилась пройти кошкой каждый дюйм залива Чурквикен, но поднять отца на свет Божий ей все равно не удалось.
В первый же день после несчастья Клара Гулля велела заказать гроб, и когда он был готов, привезла его на пристань, чтобы покойный смог обрести пристанище сразу, как только будет найден. Впоследствии она всегда держала гроб на пристани и не хотела даже заносить его в склад. Склад запирали, когда начальник уходил с пристани, а гроб должен был всегда быть под рукой, чтобы Яну не пришлось его дожидаться.
Вокруг старого императора на пристани часто собирались добрые друзья, помогавшие ему коротать время ожидания, а Клара Гулля почти всегда бродила тут в полном одиночестве. Она ни с кем не заговаривала, и ее, конечно, предпочитали не беспокоить, ибо в глазах людей на ней лежала печать чего-то зловещего из-за того, что она явилась причиной смерти своего отца.
В декабре навигация закончилась, и Клара Гулля осталась полновластной хозяйкой пристани. Никто ей не мешал. Рыбаки, занимавшиеся поисками на озере, тоже хотели прекратить их, но это привело Клару Гуллю в полное отчаяние. Единственной ее надеждой и спасением было найти отца. Они должны продолжать поиски, пока озеро не покроется льдом. Они обязаны поискать возле мыса Нюгорд, в заливе Стурвик, они должны проверить все озеро Лёвен.
С каждым днем Клара Гулля все больше боялась не найти покойного. Она сняла комнату у одного из торпарей возле Борга и поначалу позволяла себе хоть изредка бывать днем дома. Но постепенно ее охватил такой страх, что она почти не могла спать или есть. Она постоянно находилась на пристани и простаивала там не только все короткое дневное время, но и бесконечно длинные вечера, пока не наступало время ложиться спать.
В первые два дня после смерти Яна старая Катрина стояла рядом с Кларой Гуллей на пристани и ждала его. Но затем она вернулась домой в Скрулюкку.
Покинула она пристань не из безразличия, а потому, что ей было невыносимо находиться вместе с дочерью и слышать, как та говорит о Яне. Ибо Клара Гулля не притворялась. Катрина знала, что Клара Гулля с таким рвением пеклась о том, чтобы его тело покоилось в освященной земле, не из нежной заботы или угрызений совести, а потому, что пребывала в страхе, в безумном страхе, пока тот, в чьей смерти она была повинна, лежал на дне озера не похороненным. Если бы ей удалось закопать отца в кладбищенскую землю, он не был бы для нее так опасен. А пока он находился там, где находился, она испытывала неописуемый страх перед ним и перед той расплатой, которую он мог бы от нее потребовать.
Клара Гулля стояла на боргской пристани и смотрела в озеро, вечно неспокойное и серое. Взгляд ее не проникал глубже водной поверхности, но ей все равно казалось, что она видит бескрайнее дно, раскинувшееся у нее под ногами.
Там, внизу, сидел он, император Португальский. Он сидел на камне, обхватив руками колени и уставившись в серо-зеленую воду, в постоянном ожидании, что она придет к нему.
Все императорские регалии он отдал. Трость и кожаный картуз так и не последовали за ним на глубину, а бумажные звезды, верно, растворились в озерной воде. Он сидел там в своей старой поношенной куртке с пустыми руками. Но зато теперь в нем не было никакой фальши или комизма. Теперь он был только всемогущим и наводящим ужас.
