в министерство сельского хозяйства США на должность пожарного наблюдателя в Национальном заповеднике Маунт-Бейкер в Высоких Каскадах великого Северо-Запада.
Даже от одного взгляда на эти слова меня дрожь пробирает — подумать только о прохладных соснах у утреннего озера.
Я выбил себе дорогу на Сиэтл, три тыщи миль от жары и пыли восточных июньских городов.
Любой, кто бывал в Сиэтле и не видал Аляскинский путь, старую набережную, прохлопал все — тут лавки с тотемными столбами, воды Пьюджит-Саунда плещут под старыми пирсами, темно и мрачно смотрятся древние склады и причальные сараи, а самые антикварные локомотивы Америки маневрируют товарные вагоны вверх и вниз по набережной, намеком, под чистыми промокнутыми облаками искрящимися небесами Северо-Запада, великой грядущей страны. Ехать на север из Сиэтла по трассе 99 — переживание волнующее, потому что вдруг видишь, как на северо-восточном горизонте подымаются Каскадные горы, поистине Комо-Кульшан под их бессчетными снегами. Огромные пики, покрытые бесследной белизной, миры громадной скалы, покоробленные и наваленные, а иногда чуть ли не спиралями в фантастические невероятные очертания.
Все это зримо в далекой вышине над грезящими полями долин Стилаквамиша и Скагита, сельскохозяйственных плоскостей мирной зелени, почва до того богатая и темная, что население гордо говорит, что по плодородности она уступает лишь Нилу. В Миллтауне, штат Вашингтон, твоя машина перекатывается через мост поперек реки Скагит. Налево — к морю, на запад — Скагит течет в бухту Скагит и Тихий океан. — В Берлингтоне сворачиваешь направо и нацеливаешься в сердце гор по сельской долинной дороге сквозь сонные городки и один оживленный сельскохозяйственный рыночный центр, известный как Седро-Вулли, с сотнями машин, припаркованных наискось на типичной сельско-городской Мэйн-стрит скобяных лавок, лавок злаков и кормов и пятидесяток. Дальше глубже в углубляющуюся долину, густые лесом утесы возникают по обочинам дороги, сужающаяся река уже несется быстрее, чистая просвечивающая зелень, как зелень океана облачным днем, но стремление тающего снега с Высоких Каскадов без соли — почти что годная к питью севернее Марблмаунта. Дорога вьется больше и больше, пока не доезжаешь до Конкрита, последнего городка в долине Скагит с банком и пятидесяткой, а потом горы, что тайно возносятся за подножьями холмов, уже так близко, что и не видишь их, но начинаешь их чувствовать все больше.
В Марблмаунте река — проворный поток, работа спокойных гор. Из падших бревен у воды получаются хорошие сиденья, чтоб наслаждаться речной страной чудес; листва, подергиваясь на добром чистом северо-западном ветру, похоже, рада; самые верховые деревья на ближайших облесенных пиках, обмахнутые и пригашенные низколетящими тучами, вроде как довольны. Тучи изображают лики отшельников или монахинь, либо же иногда похожи на печальные номера дрессированных собачек, что спешат в кулисы за горизонтом. Во вздымающейся груде реки борются и булькают коряги. Мимо несутся бревна на двадцати милях в час. Воздух пахнет сосной и опилками, и корой, и грязью, и веточками; над водой сквозят птицы в поисках тайной рыбы.
Пока едешь на север по мосту в Марблмаунте и дальше в Ньюхейлем, дорога сужается и крутит, пока наконец не видно, как Скагит льется по валунам, пенясь, и с отвесных склонов кувыркаются ручейки и вваливаются прямо в него. Горы высятся со всех сторон, видны лишь плечи их и ребра, а головы скрыты от глаз и ныне снегоувенчаны.
В Ньюхейлеме от обширных дорожных работ над лачугами и кошками, и грузачами стоит туча пыли, плотина здесь первая в череде, создающей Скагитский водораздел, питающий энергией Сиэтл.
Дорога заканчивается в Дьябло, мирном поселении компании из аккуратных коттеджей и зеленых лужаек, окруженных плотно сгрудившимися пиками под названиями Пирамида, и Колониальный, и Дейвис. Здесь огромный лифт подымает тебя на тысячу футов до уровня озера Дьябло и плотины Дьябло. За плотиной хлещет реактивный рев воды, сквозь которую приблудное бревно может выпулиться как зубочистка в тысячефутовой дуге. Здесь впервые ты на такой высоте, что начинаешь видеть Каскады. Сверкания света к северу показывают, где озеро Росс размашисто загибается аж до Канады, распахивая вид на Национальный заповедник Маунт-Бейкер, столь же впечатляющий, как любая панорама в Колорадских Скалистых.
Катер «Сиэтлского городского света и энергии» ходит по регулярному расписанию от маленького пирса возле плотины Дьябло и направляется курсом на север между крутыми облесенными скальными утесами к плотине Росс, ходу там где-то полчаса. Пассажиры — электросотрудники, охотники и рыболовы, и работники лесничества. Ниже плотины Росс начинается ногоходство — нужно карабкаться по скалистой тропе тысячу футов до уровня плотины. Здесь открывается огромное озеро, являя курортные плотики, предоставляющие комнаты и лодки для отдыхающих, а сразу за ним плоты Службы лесничеств США. Отсюда и дальше, если повезет быть богатеем или наблюдателем за лесными пожарами, тебя могут упаковать в Первобытный район Северных Каскадов — лошадью и мулом, и лето ты проведешь в полнейшем уединении.
Я был пожарным наблюдателем, и после двух ночей за попытками уснуть в грохоте и шлепании плотов Лесной Службы, одним дождливым утром за мною пришли — мощный буксир, пристегнутый к большому плоту-коралю, несшему на себе четырех мулов и трех лошадей, всю мою бакалею, корм, батареи и оборудование. Погонщика мулов звали Энди, и на нем была та же обвислая ковбойская шляпа, что он носил в Вайоминге двадцать лет назад. «Ну, мальчонка, теперь мы тебя упрячем туда, где и достать не сможем, так что лучше приготовься».
«Мне только того и надо, Энди, побыть одному три месяца напролет, чтоб никто меня не доставал».
«Это ты сейчас так говоришь, а через неделю иначе запоешь».
Я ему не поверил. Я с нетерпением ждал того переживания, какое люди в этом современном мире заслуживают редко — полного и обустроенного уединения в глухомани, днем и ночью, шестьдесят три дня и ночи, если точнее. У нас не было ни малейшего понятия, сколько снега выпало на мою гору за зиму, и Энди сказал: «Если там нет, это значит, тебе придется топать две мили вниз по лихой тропе каждый день или через день с двумя ведрами, мальчонка. Я тебе не завидую — я там бывал. А однажды будет жарко, и ты почти сваришься, а мошкара, ее даже не сосчитать, и на следующий день тебя дерябнет старой доброй летней метелицей из-за угла Хозомина, который торчит там возле Канады у тебя на заднем дворе, и только успевай дрова подбрасывать в эту свою буржуйку». Но у меня весь рюкзак был забит свитерами под горло и теплыми рубашками, и штанами, и длинными шерстяными носками, купленными на набережной Сиэтла; и
