– Нет, нет, – сказала она, угадав его мысли. – Вчера вы были не здесь. Вы вели себя немного неосторожно... – Она засмеялась коротким ласковым смешком.
– Ах, боже мой, – беспечно отозвался он. – Я здесь не затем, чтобы разгадывать загадки, захотите – вы мне все объясните.
– Поставим точку, – охотно согласилась она. – Вы так молоды – вам, наверное, лет двадцать пять?
Он не стал спорить. В эту минуту зазвучала музыка и вспыхнул яркий свет. Но едва танцоры из темных уголков зала стеклись на середину, свет снова приглушили, и теперь он беспокойно мерцал, просачиваясь сквозь какой-то вращающийся механизм, который рассеивал по полу, стенам и потолку головокружительный звездный дождь; все струилось. Казалось, ты стал насекомым в огромном кружащемся рое. Она уверенно вела его в каком-то новом танго, танец требовал от него особой готовности подчиниться, сейчас эта готовность была в нем безграничной. Больше всего ему хотелось покорно отдаться на волю волн. Темный напиток приятно разливался по телу, прогоняя дурные воспоминания. В ее общительности была какая-то властность, которая, к удовольствию Вилфреда, освобождала его от инициативы и ответственности. «Будь что будет», – думал он. Но почему выбор пал на него? Вопрос этот смутно всплывал в нем в такт движениям танца, ему приходилось сосредоточивать на них все свое внимание. Он невольно подумал: «Такая девушка подошла бы Роберту, она бы прибрала его к рукам».
Они возвратились к своему столику, тесно прижавшись друг к другу. Едва музыка кончилась, свет опять приглушили. Вилфред заметил, что пожилые мужчины в смокингах здороваются с его дамой не без почтительности, а слуги вопросительно поглядывают на нее. На столике уже стояли новые, такие же высокие бокалы с темной жидкостью; в прошлый раз она едва пригубила напиток. Только теперь он обратил внимание, что стена позади музыкальной эстрады и маленькие квадратные поля на потолке искусно расписаны серебристыми полярными пейзажами, освещенными невидимыми источниками света. Адель давала пояснения отрывистыми, короткими фразами. Заведение это существует год, здесь бывают сливки общества, наслышаны о нем и иностранцы... Теперь их много приезжает в город...
– Но почему я? – наивно спросил он.
Она пожала плечами.
– Может, вам больше нравится «Китти»?
При чем тут «Китти». Просто он не из денежных мешков.
– Как знать, – рассмеялась она.
– Увы, я знаю, – кокетливо вздохнул он. – Я, так сказать, моряк на мели.
Она весело кивнула.
– Команду распустили, – заметила она. – А хозяина освободили от права собственности. Кстати, он просил передать вам привет. Ему пришлось наведаться в полицейский участок. Его уже отправили на родину.
Рассказ звучал в ее устах беззлобной шуткой. Но он вдруг вспомнил одну из подробностей плавания.
– «Меродоз», – сказал он со вздохом.
– Вот именно «Меродоз», – тотчас подхватила она. – Яхта была гружена «Меродозом». «Меродоз» на яхте и у всей команды! А как вам понравилось у моей тетки? – Он мял в руке визитную карточку. – Вот именно, – поспешно подхватила она. – Квартира не слишком подходящая, но на первое время надежное пристанище. Остальная компания угодила за решетку, а вы, я думаю, предпочитаете обойтись без скандала?
Так вот оно что. Там была гнусная шайка. Вилфред вяло кивнул. Она вынула другую карточку – это был адрес на улице Гаммель-Мёнт.
– Еще одна тетушка? – спросил он.
– Может, пригодится в другой раз.
Была в ней какая-то мощная непристойность, которая ему нравилась. Наверняка она верный друг тем, к кому хорошо относится. Голоса вокруг них звучали все громче, новые посетители появились из обитой войлоком двери в темной глубине. Очевидно, уже закрылись рестораны, по старой привычке Вилфред приподнял запястье. И тут же перед ним оказались его ручные часы, она извлекла их из вышитой сумочки, лежавшей па полочке под столешницей.
– Как вы догадываетесь, я не собиралась их присваивать, – с улыбкой заметила она. – Господи, чего-чего только при вас не было! – Все эти подробности выяснялись урывками. Вилфред ничего не имел против, чтобы тайное осталось в тайне. – Мы случайно оказались на пристани в то самое время, – сказала она в виде пояснения. – И присутствовали при высадке. Она была довольно странная.
– Мы? – тупо переспросил он.
– Небольшая компания... – У нее на все был готов ответ – этакий легкий дружеский щелчок. – Помочь другим не удалось бы. Полиция с «черным вороном» прибыла без промедления... – Она сделала загребающее движение руками, и он тотчас увидел все: смертельно усталых матросов, которых загоняли в «воронок», – зеленые, в грязных полосах лица при свете солнца.
Да, тогда светило солнце! Яркое солнце, слепившее глаза после душного мрака каюты. Недурной розыгрыш – как, впрочем, все в нынешнее время. Громадный розыгрыш в духе времени, дело рук безответственных, отчаявшихся людей, которые протянули свои игривые щупальца через весь мировой рынок, через все моря. Они присосались к искусству и просвещению, к бизнесу и публичным домам и еще бог знает к чему. Это были люди с берегов светлых источников, которые продолжали вести свою зловещую игру с грязью и ценностями, и игра эта заражала пугливых и оскверняла честных. Вилфред ничего не имел против этого, он был один из них – фаланга мизинца громадной жадной лапы. В этой стране тоже были свои герои черной биржи, свои крупные мошенники, газеты разоблачали их, он читал об этом еще в Норвегии, и ни на кого это уже не производило впечатления... Может, это и есть как раз те седеющие джентльмены, которых он сейчас видит вокруг себя, люди, чьи портреты в один прекрасный день появляются в газетах – в профиль и анфас с оголенной шеей, и на всех лицах лежит та удивительная общая печать сходства с ощипанной птицей, которое создают фотографии на паспорте и в полицейских архивах. Он вспомнил стародавнее словечко – «добропорядочность», одно из тех понятий, которыми оперировал дядя Мартин. Интересно, как обстоит дело с добропорядочностью у этих господ и, если уж на то пошло, у его родного дядюшки Мартина? При этой мысли Вилфреду стало весело. Он заметил, что Адель наблюдает за ним.
– Но почему именно я? – настойчиво переспросил он.
Она засмеялась вызывающе и многозначительно.
– Чего не сделаешь для своих ближних! А потом, я за версту чую хорошего любовника.
Он поперхнулся вином. А-а! Была не была!
– Надеюсь, я вас не слишком разочаровал...
– Дай вам бог счастья, вы оказались настоящим Казановой. – Он скорчил гримасу. За столиками в окружающем полумраке говорили теперь во весь голос. Им приходилось наклоняться совсем близко друг к другу.
– Вы, наверное, здесь что-то вроде хозяйки? – спросил он.
Она отозвалась с обычной быстротой:
– О нет, нет, вы же видели Мадам. Ту, что сказала вам: «Добро пожаловать». Она – важная дама. Нет, я... – Она рассмеялась почти беззвучно и закончила фразу уклончивым жестом.
– А этот – Эгон?
– Господи, да он наш посыльный. Как это у вас говорят – мальчик на побегушках.
– Решительный молодчик? – Его забавляла эта не вполне искренняя искренность, которая ничего ему не объясняла.
– Решительный? О господи, еще бы. Ведь это он... – И снова поясняющее движение рук.
Вилфред с изумлением уставился на нее.
– ...«Выудил» меня? Значит, я должен его отблагодарить?
Она засмеялась.
– Об этом он позаботился сам еще вчера. – И руки ее сделали бесшумное движение, как бы очищая карман.
– Ах, вон оно что! – Вилфред мотнул головой.
Он чувствовал себя все приятнее, медленно хмелея от темного зелья в высоких бокалах.
– Вам нравится наш фирменный напиток? – спросила она со смехом. Фирменный напиток украшал многие столы, за другими пили шампанское и красное игристое вино. – Немецкое дерьмо, – тихо пояснила она, проследив за его взглядом.
Официант на мгновение наклонился к ней, она отдала краткое распоряжение.
– Играть умеете? – тихо спросила она. Он невольно бросил взгляд на свои пальцы. – Нет, нет, – сказала она. – Я не о музыке. – Она сделала быстрое движение своими красноречивыми руками, и Вилфред сразу увидел, как по столу летают карты и жетоны.
– А-а, это, – вздохнул он. – Нет.
Ее это не огорчило.
– Ничего, со временем придет... Только когда играешь, не надо пить. Вам не надо. А другие... – И снова движение рук закончило фразу. Это были сильные руки, хорошей формы, но лишенные женского очарования, такими руками доить коров.
Шум за одним из столиков сменился возней, раздались крики, в воздухе замелькали кулаки. И тут Вилфред увидел Эгона – он вырос словно из-под земли. На нем была светло-серая ливрея с галунами. Его появление произвело магическое действие. Только какой-то бледный молодой человек с осоловелым взглядом продолжал стоять, как-то неприятно булькая горлом и слепо размахивая руками. Эгон сделал почти незаметное движение, быстро и резко ударив молодого человека ребром ладони по затылку. Тот рухнул ему на руки, и оба исчезли где-то в глубине; со стороны могло показаться, будто слегка захмелевшего гостя провожают до уборной.
