Скоро явился лесник; возвращаясь из леса, он, как всегда, шел мимо лесопильни, и там узнал, что ждут большого паводка, да и сам заметил, как прибывает вода.
– Ребятишки только мешаться будут, ведь случись беда, вы с ними замучаетесь; давайте я заберу их к себе на гору, — предложил он. Хозяйки с радостью согласились.
Вынесли и убрали все, что можно; птицу переправили на косогор. Пеструху отвели к леснику.
– А вы тоже ступайте за детьми, не то кума с ними с ног собьется, — сказала бабушка дочери и Бетке, когда все дела были переделаны. — Я с Воршей останусь здесь. Затопит дом, на чердак перелезем. Бог милостив, не унесет нас вода вместе с домом, здесь не так низко, как у мельницы… Вот им, беднягам, худо придется! …
Терезка долго не соглашалась оставить бабушку, но старушка так настаивала, что пришлось покориться.
– Смотрите, чтоб собаки не разбежались, — предупредила она, уходя из дома.
– Не бойся, собаки понимают, у кого защиты искать, ни на шаг от нас не отойдут.
И действительно, Султан и Тирл следовали за бабушкой по пятам; когда она присаживалась с веретеном к окну, откуда была видна река, они ложились у ее ног. Ворша привыкла все время работать и, чтобы не сидеть сложа руки, принялась чистить пустые хлева, не думая о том, что, может, через какой-нибудь час их зальет грязная вода.
Смерклось. Вода все прибывала; русло мельничного ручья уже не вмещало ее. Луга за плотиной были затоплены. В просветах между вербами бабушке было видно, как колыхались волны, хотя домик Прошковых стоял на низком месте, а реку закрывал высокий берег. Оставив веретено, старушка сложила руки и начала молиться. Ворша вернулась в комнату.
– Страсть как вода бушует; животина словно чует беду: все попряталось, даже воробьев не видать. — говорила она, вытирая пыль со скамейки у окна.
Послышался лошадиный топот: по дороге от плотины мчался всадник. Остановившись у дома, он крикнул: «Берегись, вода идет! …» — и, хлестнув лошадь, помчался к мельнице и дальше, к местечку.
– Господи, спаси и помилуй! Видать, на горе плохи дела, коли гонца послали, — сказала, побледнев, бабушка. А сама тут же уговорила Воршу ничего не бояться; затем пошла посмотреть, все ли люди в безопасности и не начинает ли вода выступать из берегов.
У реки она встретила пана отца в сапогах выше колен. Он молча показал бабушке на хлещущие через край волны не только из реки, а уже из мельничного ручья.
На помощь оставшейся в доме старушке пришли Мила с Кудрной. Бабушка Кудрну отослала.
– У вас у самого дети; спаси бог, какое несчастье — да меня совесть замучает. Уж если кому быть с нами, так это Якубу. В трактире его помощь не понадобится, там безопасно, вода дальше хлева не пойдет.
Так и порешили.
К полуночи весь дом стоял в воде. По Жерновскому косогору ходили люди с факелами. Лесник тоже спустился на косогор, поближе к сушильне Прошковых; зная, что вряд ли бабушка будет спать в эту ночь, он начал свистеть и звать ее, спрашивая, все ли в доме благополучно. Якуб крикнул ему в окно, что он тут наготове, пусть Терезка не тревожится за мать. Лесник ушел. Поутру вся долина превратилась в озеро. В горнице можно было ходить только по настланным доскам. Мила с трудом перебрался на косогор, чтобы покормить птицу. Вода так бурно неслась по дороге, что едва не сбила его с ног. Днем на косогор пришли все, кто укрывался в избушке лесника. Увидав, что дом в воде, а их бабушка ходит в горнице по доскам, дети принялись так кричать и плакать, что их едва уняли. Собаки выглядывали из слуховых окон; когда Ян их окликнул, они начали лаять, выть и непременно спрыгнули бы вниз, если б Мила их не удержал.
Пришел Кудрна и рассказал, каких бед наделала вода в долине: в Жличе снесло два дома, в одном из них осталась старушка, которая промешкала с уходом — не послушалась гонца с гор. Вода уносила мосты, лавки, деревья — словом, все, что встречалось на пути. Обитатели мельницы перебрались на самый верх.
Кристла вышла посмотреть, нельзя ли отнести бабушке горячий обед, но это оказалось невозможным. Храбрый Мила, завидев девушку, вызвался к ней переправиться, но она попросила его оставить свои затеи.
Два дня продолжался этот ужас; на третий вода начала убывать. Как же поразились дети, когда вернулись от лесника домой! … Палисадник был затоплен, в сад нанесло много песку, а местами вода разрыла глубокие вымоины, вербы и ольхи стояли до половины облепленные грязью, мостик через мельничный ручей снесло, хлева подмыло, собачьих будок совсем не оказалось на месте. Мальчики с Аделькой побежали посмотреть, что творится за домом. Там росли молодые деревья, которые они год тому назад принесли из леса. Бабушка тогда посадила девочкам — березки, мальчикам — елочки. Деревья стояли невредимыми. Под грушей дети когда-то построили избушку с садиком, обнесли его плетнем, вырыли канавку и поставили мельницу; крылья вертелись, когда канавка во время дождя наполнялась водой. Была там и печка, в которой Аделька пекла пироги и булки из глины. От всего этою хозяйства и следа не осталось.
— Экие вы несмышленыши! — говорила с улыбкой бабушка в ответ на жалобы детей. — Как же вы хотите, чтоб уцелели ваши игрушки, когда грозная стихия смывала крепкие дома и столетние деревья выворачивала! …
Прошло несколько дней, солнце высушило поля, луга и дороги; ветер разметал песчаные наносы, трава зазеленела еще ярче, все повреждения были исправлены, и скоро почти ничто не напоминало о губительном наводнении. Но люди еще долго говорили о нем. Прилетели ласточки. Дети радостно встретили их, тешась надеждой, что скоро спустится с гор пан Бейер, а вслед за ним приедет и отец.
Наступил канун дня Филиппа и Якуба. Начертив освященным мелом три креста на каждой из наружных дверей, в доме, хлеву и курятнике, бабушка с детьми отправилась на холм к замку. Мальчики несли на плечах старые веники. На холме уже собралась молодежь, были тут и Кристла с Милой и Манчинка. Вацлав Кудрна с братьями помогали Миле смолить веники, а остальные готовили дрова и еловые лапы для костра. Ночь была прекрасная, теплый ветерок волновал молодые всходы и разносил по всему холму аромат цветов, распустившихся в парке и саду. Из леса доносилось уханье совы, на высоком тополе у дороги щебетал дрозд; раскатистые трели соловьев, гнездившихся в кустарнике парка, долетали до самой вершины холма.
Вот вспыхнул огонь на Жличском взгорье, в то же мгновение осветился Жерновский холм, затем Находский, Новоместский, и скоро на всех склонах запылали большие и малые костры, затанцевали и замелькали факелы. Мила зажег осмоленный веник и швырнул его в костер — и тотчас вспыхнуло яркое пламя. Воздух огласился молодыми ликующими голосами. Каждый старался как можно выше подбросить свой горящий веник, приговаривая:
«Лети, лети, ведьмака!…» Потом все выстроились в ряд и с зажженными факелами начали водить хоровод. Девушки, взявшись за руки, с песнями кружились вокруг пылающего костра. Когда костер стал угасать, его раскидали и принялись скакать через огонь, стремясь прыгнуть как можно дальше.
– Эй, смотрите, сейчас моя старая ведьма взлетит выше всех! — крикнул Мила и метнул горящий веник так сильно, что он, со свистом рассекая воздух, взвился высоко вверх и упал у зеленой озими, где столпились зрители.
– Ишь как зафыркала! — засмеялись вокруг, и несколько человек кинулись за веником. Мальчишки захлопали в ладоши. С Жерновского и Жличского холмов также доносились веселые крики, смех и пение. Кружившиеся в буйном танце вокруг багрово-красного пламени юноши и девушки казались издали какими-то фантастическими существами. По временам из толпы взлетал в воздух огненный бес и, потрясая пламенеющей палицей, осыпая всех искрами, к общему восторгу снова падал на землю.
– Глядите, как высоко подкинули! — крикнула Манчинка, указывая пальцем на Жерновский холм. Но одна из женщин быстро схватила руку девочки и опустила ее вниз, напомнив, что на ведьму показывать нельзя, не то она запустит тебе в палец стрелу.
Было уже поздно, когда бабушка с детьми вернулись домой.
– Бабушка, вы ничего не слышите? — тихо спросила Барунка, останавливаясь посреди цветущего сада. — Словно что-то шумит…
– Это ветерок играет с листьями, — отвечала бабушка. — И хорошо делает, — добавила она.
– Почему хорошо?
– Он деревья друг к дружке склоняет. А говорят, когда деревья в цвету обнимаются да целуются, надо ждать богатого урожая.
– Ох, бабушка, до чего досадно … Скоро уж черешня и земляника пойдет, — в саду станет так весело, а нам нужно будет целый день сидеть в школе, — печально сказал Ян.
– Иначе нельзя, мой мальчик, не можешь ты дома век вековать да игрушками забавляться. Теперь появятся у вас новые заботы, новые радости …
– А я с охотой пойду в школу, — сказала Барунка. — Только буду скучать без вас, бабушка, ведь до вечера мы с вами не увидимся! … — И я буду скучать, милые мои детушки … Но что поделаешь. Дерево отцветает, плод отпадает; вырастет дитя, от родителей отойдет. Так богу угодно. Дерево приносит пользу, покуда зелено, а высохнет — срубят его и кинут в печь; сгорит оно — пеплом удобрят землю, и вырастут на той земле молодые деревца … Так и бабушка ваша: допрядет свой урок, и уложите вы ее спать сном непробудным, — добавила вполголоса старушка.
