Красный корсар - Джеймс Фенимор Купер

Уайлдер подошел к двери таверны, как только толпа разошлась: он увидел, как два достойных приятеля скрылись во внутреннем помещении, и тотчас же вошел в общий зал. Пока он раздумывал, как ему добраться до своего нового спутника, не привлекая особого внимания, ибо общение между двумя столь различными людьми непременно вызвало бы любопытство окружающих, возвратился хозяин и вывел его из затруднения. Быстро оглянувшись по сторонам, трактирщик остановил взгляд на нашем герое и подошел к нему довольно решительно, хотя и не без колебаний.

— Ну как, сэр, удалось вам найти подходящее судно? — спросил он, признав наконец незнакомца, с которым уже беседовал накануне утром. — Рабочих-то рук сейчас больше, чем работы.

— Может быть, выйдет и по-другому. На холме я повстречал одного старого моряка, и он…

— Гм! — прервал трактирщик, украдкой делая Уайлдеру знак следовать за собой. — Вам, сэр, будет, пожалуй, удобнее завтракать вон в той комнате.

Уайлдер последовал за хозяином, но они вышли из общего зала совсем через другую дверь. Молодого человека несколько удивило, что трактирщик напускает на себя такую таинственность. Проведя Уайлдера круговым коридором, тот в глубоком молчании поднялся вместе с ним по внутренней лестнице на чердак. Там он легонько постучал в дверь, и в ответ Уайлдер услышал голос, поразивший нашего искателя приключений, — такой он был глубокий и строгий. Очутившись в низенькой и довольно тесной комнатке, Уайлдер, однако, не увидел там никого, кроме моряка, которого трактирщик только что приветствовал как старого знакомого, назвав его при этом именем, весьма подходящим к его одежде, — Боб-Деготь. Пока Уайлдер оглядывался по сторонам, немало удивленный своим странным положением, хозяин исчез, и он остался наедине со своим союзником. Тот занят был тем, что разрезал на части вышеупомянутую говядину и не без удовольствия поглощал какое-то питье. Не дав вошедшему опомниться, старый моряк жестом указал ему на единственный свободный стул, а сам продолжал прилежно поглощать говядину.

— Честный Джо Джорам в приятельских отношениях со своим мясником, — произнес он и одним глотком опорожнил свою кружку. — Говядина у него всегда такая вкусная и ароматная, ни дать ни взять плавник палтуса. Вы ведь бывали в заграничных портах, братишка, или, вернее, однокашник, раз мы сейчас бросим якорь у одной и той же мерки. Конечно, вы бывали в чужих странах?

— Часто бывал. Какой бы я иначе был моряк?

— Тогда скажите мне по чести, бывали вы в такой стране, где всякая снедь — рыба, мясо, птица, плоды — не хуже, чем в достославной Америке, где мы с вами сейчас ошвартованы и где, полагаю, оба родились?

— Ну, верить в такое уж полное наше превосходство во всем — значило бы слишком далеко зайти в любви к родине, — ответил Уайлдер, охотно уклоняясь от главной темы разговора: ему надо было сперва собраться с мыслями и увериться, что никто не подслушивает. — Все полагают, что Англия в этом стоит выше нас.

— Кто так считает? Всякие невежественные болтуны. Но я побывал чуть ли не во всех землях и чуть ли не во всех водах, и я скажу вам, что все эти пустые хвастунишки врут. Мы — колонии, друг, колонии! А если колония заявит стране-матери, что превосходит ее в том-то и том-то, это такая же дерзость, как если бы марсовый Джек сказал офицеру, что тот ошибается, хотя бы он и знал наверное, что прав. Я всего лишь бедный человек, мистер… Как прикажете называть вашу честь?

— Меня? Мое имя?.. Гаррис.

— Я всего лишь бедный человек, мистер Гаррис, а был в свое время вахтенным начальником и провел много ночей на палубе не без того, чтобы поразмыслить о том о сем, хотя, может, и не вдавался при этом в такую философию, как приходский священник на жалованье или адвокат на гонорарах. Позвольте сказать вам, что быть всего-навсего жителем колонии — унылое дело. Это ущемляет человека, принижает его гордость и дух, словом, делает из него все, чего хотелось бы его хозяину. Не стану ничего говорить о плодах, о мясе и о всякой прочей снеди, что доставляют из страны, о которой мы с вами много слышали и знаем, а только укажу вам на солнышко да спрошу: считаете ли вы, что король Георг может заставить его светить на своем острове так, как оно светит здесь, на широких просторах Америки?

— Конечно, нет. Но все же ты сам знаешь, и в этом все согласны, что английские товары по качеству превосходят…

— Да, да. Колония всегда плавает под ветром своей страны-матери. И все это делает болтовня, друг Гаррис. Слова, слова, слова. Словами человек может самого себя вогнать в жар, может стравить друг с другом матросов одной команды, может превратить вишню в персик и камбалу в кита. Смотрите, вот здесь все наше длинное американское побережье, все наши реки, озера, ручьи, кишащие богатствами, которые могут насытить кого угодно. Но, глядишь, появляются среди нас королевские слуги да начинают говорить о своих палтусах, камбалах и карпах, словно остальных рыб создал не господь, а сам черт без его разрешения устроил так, что они вроде как просочились у него сквозь пальцы.

Уайлдер с удивлением посмотрел на старика. Тот, впрочем, продолжал есть с таким видом, словно высказал только самые обыденные вещи.

— У тебя больше привязанности к родному краю, чем верноподданнических чувств, приятель, — произнес молодой моряк с некоторой строгостью в голосе.

— Ну, уж к рыбам-то у меня таких чувств нет. Надеюсь, о божьих тварях можно говорить без ущерба для ближнего. А что касается правительства, так это веревка, которую человек сам для себя сплетает и…

— И что? — спросил Уайлдер, видя, что тот заколебался.

— Гм! Словом, я думаю, что человек может и расплести то, что сплел, если ему больше нечего делать. Я, кажется, ничего худого не сказал?

— Худо только, что мне приходится напоминать тебе о деле, которое нас с тобой свело. Уж не забыл ли ты так скоро о честно заработанном задатке?

Старый матрос отодвинул от себя блюдо с едой, скрестил руки на груди и, посмотрев собеседнику прямо в глаза, спокойно ответил:

— Когда мое имя внесено в список команды, на меня твердо можно рассчитывать. Ведь вы плывете под таким же флагом, друг Гаррис?

— В противном случае, я был бы бесчестным человеком. Но, прежде чем я сообщу тебе свои планы и пожелания, ты уж прости, я хорошенько обследую вон тот чулан: мне надо убедиться, что мы тут одни.

— Вы там не найдете ничего, кроме тряпок и