— Вот она жизнь, о которой я мечтала! — воскликнула мадмуазель де Верней, оставшись наедине с Франсиной. — Как быстро пролетают часы! И все же для моих мыслей они — целые века!..
Вдруг она взяла Франсину за руку и голосом, подобным пению жаворонка после грозы, медленно произнесла:
— Напрасно стараюсь я забыть: я все вижу перед собою эти прелестные губы, короткий, чуть приподнятый подбородок, огненные глаза, я все еще слышу, как кучер покрикивает, подгоняя лошадей. Мне словно снится сон... Так почему же столько ненависти, когда я пробуждаюсь?..
Она глубоко вздохнула, поднялась с дивана и впервые посмотрела из окна на тихий край, обреченный пожару гражданской войны тем жестоким аристократом, которого она хотела взять в плен одна, своими силами. Пейзаж, возникший перед ее глазами, очаровал ее, и она вышла из дому подышать вольным воздухом под открытым небом; она шла наугад, и если направила свой путь к бульвару, то, вероятно, туда ее вело колдовское свойство нашей души искать надежды даже в невозможном. Упования, порожденные такими чарами, нередко осуществляются, но тогда это предвидение приписывают предчувствию — силе, еще не объясненной, но вполне реальной и всегда потворствующей нашим страстям, подобно льстецу, который среди лживых слов порою скажет и правду.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
День без грядущего утра
События, о которых мы расскажем в конце нашего повествования, зависели от особенностей той местности, где они происходили, и необходимо дать подробное ее описание, иначе развязка этой драмы будет не совсем понятна.
Часть города Фужера расположена на сланцевой скале, которая словно оторвалась от горных хребтов, замыкающих с запада широкую долину Куэнона, — они носят различные названия в зависимости от местности. С этой стороны Фужер отделен от гор глубоким ущельем, где протекает речка Нансон. С восточного края скалы открывается тот же вид, каким наслаждаются и с вершины Пелерины, а с края, обращенного на запад, видна лишь извилистая долина Нансона; но есть на этой скале место, откуда можно охватить взглядом и часть дуги, образованной широкой долиной Куэнона, и все красивые изгибы сливающейся с нею маленькой нансонской долины. Это излюбленное место прогулок жителей Фужера — бульвар, куда направилась мадмуазель де Верней, как раз и оказалось театром, где разыгралась развязка драмы, начавшейся в Виветьере. Поэтому, как бы ни были живописны остальные части города, нам придется сосредоточить внимание исключительно на расположении окрестностей, которые видны с городского бульвара.
Чтобы дать представление о том, какой вид с этой стороны имеет фужерская скала, можно сравнить ее с одной из огромных башен, воздвигнутых сарацинами, вокруг которых их зодчие построили уступами широкие балконы, соединенные меж собою винтовыми лестницами. В самом деле, скала завершается готической церковью, и тонкие церковные шпили, колокольня и контрфорсы придают ей почти в точности форму сахарной головы. Перед порталом старинной церкви, посвященной святому Леонарду, находится небольшая неправильно очерченная площадь, которую защищает от обвала стена с балюстрадой, и оттуда идет крутой спуск к бульвару. Самый бульвар — широкая полоса земли, обсаженная деревьями и представляющая собой второй карниз, — пролегает вокруг скалы на несколько туазов ниже площади Св. Леонарда и примыкает к городским укреплениям. На десять туазов ниже стен и выступов скалы, поддерживающих эту террасу, возникшую благодаря удачному расположению сланцевых пород и терпеливому труду человека, вьется зигзагами вырубленная в скале Лестница королевы — спуск к мосту через реку Нансон, построенному Анной Бретонской. Путь этот является третьим карнизом, а под ним террасами спускаются к реке сады, словно ступени, убранные цветами.
Параллельно бульвару тянется вдоль реки цепь высоких скал, называемая горами Св. Сульпиция — по имени предместья, за которым они возвышаются; эти скалы, постепенно понижаясь, отлого спускаются к широкой долине Куэнона и резко поворачивают к северу. Издали кажется, что эти отвесные скалы, дикие и мрачные, смыкаются со сланцевыми уступами, поддерживающими бульвар: местами они отстоят от бульвара лишь на ружейный выстрел; они защищают от северных ветров узкую долину глубиною в сто туазов, где Нансон, разделяясь на три рукава, орошает луг с красиво разбросанными по нему деревьями и хижинами.
С южной стороны, в том месте, где кончается город и начинается предместье Св. Леонарда, фужерская скала изгибается складкой, смягчает свои резкие контуры, становится ниже и поворачивает к широкой куэнонской равнине вдоль Нансона, который она, таким образом, оттесняет к горам Св. Сульпиция, образуя ущелье, откуда речка вырывается двумя бурлящими ручьями, бежит к Куэнону и на равнине впадает в него. Вся эта красивая группа скалистых холмов носит название Колючее гнездо, а долина, которую они охватывают, называется лощиной Жибари; тучные ее пастбища поставляют большую часть масла, известного гастрономам под именем «лугового».
Там, где бульвар примыкает к городским укреплениям, поднимается башня, называемая башней Попугая. Начиная с этого четырехугольного сооружения, на котором был построен дом, где поселилась мадмуазель де Верней, поднимается то стена, то утес, отвесный, как стена, и часть города, расположенная на этом высоком, неприступном пьедестале, образует широкий полумесяц, в конце которого скалы делаются ниже и, расступаясь, дают дорогу Нансону. Тут находятся ворота Св. Сульпиция, а за ними — предместье, носящее имя того же святого. Затем, на гранитном округлом холме, возвышающемся над тремя ложбинами, где сходится несколько дорог, виднеются зубчатые стены с бойницами и феодальные башни фужерского замка — одного из гигантских сооружений бретонских герцогов: высота его стен пятнадцать туазов, а толщина — пятнадцать футов; с востока замок огражден прудом, а из него вытекает Нансон, который наполняет водою широкие крепостные рвы и вращает колеса водяных мельниц между воротами Св. Сульпиция и подъемными мостами крепости; с запада крепость защищена крутизной гранитных скал, на которых она воздвигнута.
От бульвара до этого великолепного обломка средневековья, окутанного зеленым покровом плюща, увенчанного четырехугольными и круглыми башнями, такими объемистыми, что в каждой поместится целый полк, — замок, город и скала, защищенные стенами укреплений или отвесными обрывами утесов, расположены широкой подковой, окруженной пропастями, у края которых бретонцы с помощью времени проложили несколько узких тропинок. Кое-где, словно архитектурные орнаменты, выступают гранитные глыбы, кое-где из трещин сочится вода и поднимаются хилые деревья. А дальше более пологие гранитные склоны питают зелень, привлекающую коз, и повсюду из влажных расселин тянется вереск, обвивая розовыми гирляндами изгибы темных скал. В глубине этой огромной воронки, по вечно свежим лугам, расстилающимся словно мягкий ковер, змеится речка.
У подножья замка, меж гранитных утесов, возвышается церковь Св. Сульпиция, именем которого названо предместье, расположенное за речкой Нансон. Предместье это, живописно омываемое притоками Нансона, осененное деревьями и украшенное плодовыми садами, словно брошено в глубину пропасти, и шпиль островерхой колокольни его церкви не достигает высоты соседних скал, как будто готовых рухнуть на церковь и окружившие ее лачуги; это селение рассекает на неравные части полумесяц, очерченный бульваром, городом и замком, и является наивным контрастом суровой картине горного амфитеатра, против которого раскинулось. И, наконец, весь Фужер, его предместья, его церкви и горы Св. Сульпиция, как рамкой, окружены высотами Рийе, представляющими часть той горной цепи, что охватывает широкую долину Куэнона.
Таков характер природы в этой местности. Главная черта ее — дикая суровость, смягченная веселыми видами, удачным сочетанием великолепнейших творений человеческого труда с причудливыми формами неровной земной поверхности, — ее неожиданные, небывалые противоположности удивляют, поражают и ошеломляют. Ни в одной области Франции путешественник не встретит таких грандиозных контрастов, как в этом широком бассейне Куэнона и в долинах, затерявшихся меж фужерскими скалами и возвышенностями Рийе. Это красота неописуемая, ибо в ней торжествует случай и вместе с тем она исполнена естественной гармонии. Здесь светлые, прозрачные воды и горы, одетые буйной растительностью Бретани, мрачные утесы и изящные церкви, укрепления, созданные самой природой, и гранитные башни, сооруженные человеком, вся приманчивая игра света и тени, все контрасты разнообразной окраски листвы, столь ценимые живописцами; группы домов, где суетится трудолюбивое население, и пустынные высоты, где гранит не терпит даже белых мхов, цепляющихся за камни, — словом, здесь соединилось все, что мы требуем от пейзажа: грация и суровая мощь, поэзия, исполненная вечно новых чар, величавые картины и прелесть сельской простоты. Бретань предстает здесь во всей своей красе.
