Для такой работы Франс не мог бы удовлетвориться попытками переубеждать противника при помощи образов поэтически абстрагированных, перенесенных в далекое историческое прошлое, хотя по существу и подсказанных современностью.
В полную меру творческие возможности Франса развернулись в его реалистической прозе, где главнейшее место заняла сатира. Пристрастие к образам исторического прошлого, свойственное Франсу-поэту, сохранилось и в творчестве Франса-прозаика, но приобрело там иной, более жизненный и боевой характер, смело сочетаясь с сатирой и реалистическими образами современности.
Начиная с 1879 года и до конца своей жизни Анатоль Франс, как писатель, целиком отдается прозе.
Первая книга его художественной прозы вышла в 1879 году. Она содержала две повести: «Иокаста» и «Тощий кот». Здесь уже можно обнаружить характерные черты будущего автора «Современной истории», хотя далеко не все.
В «Иокасте» фабула занимает более значительное место и психологии героев уделено больше внимания, чем в последующих произведениях Франса. Но уже в этой ранней повести имеется эпизод, чрезвычайно характерный по вложенному в него смыслу для всего художественного мировоззрения Франса, как оно проявилось на протяжении долгих лет его творческой деятельности. Героиню повести приводит к самоубийству, конечно, весь комплекс обстоятельств, но последним толчком служит не какое-либо событие ее внешней или внутренней жизни, а отрывок из трагедии Софокла, заданный на урок ее племяннику.
В рассказе Франса «Красное яйцо», вошедшем в сборник «Валтасар», доктор П., напоминая своему собеседнику об одном его произведении, в котором мы без труда узнаем повесть «Иокаста», передает почти дословно всю сцену со стихами Софокла и замечает по этому поводу: «Один стих Софокла убил вашу героиню».
В «Иокасте» мы таким образом уже обнаруживаем удивительную особенность, в высшей степени свойственную и позднему Франсу: прошлое человеческой культуры, к каким бы отдаленным векам оно ни относилось, для него — не только прошлое, — многовековая культура человечества в художественном сознании Франса живет бок о бок с современностью, образы и идеи далеких веков вступают в живое взаимодействие с образами и идеями современности. Проявилась в повести и другая черта франсовского гуманизма: вера в силу человеческого слова, вера в человеческое слово как фактор действительности. Правда, впоследствии эта вера порою ослабевала у Франса под воздействием социальных разочарований писателя (что мы видим, например, в его книге «Сад Эпикура»), порою чрезмерно разрасталась в ущерб реалистической убедительности его художественного мира (рассуждения г-на Бержере о социализме в «Современной истории»), но все же эта вера в силу человеческого слова, то есть человеческой мысли, составляет подлинный пафос франсовского творчества, придает ему какое-то особое интеллектуальное обаяние.
В первой книге франсовской прозы намечается уже — правда, лишь несколькими чертами и притом не самыми существенными — и облик привычного героя последующих книг Франса. В повести «Тощий кот» выводится литератор Годэ-Латеррас, собирающийся изучать со своим питомцем творения латинских авторов. Человек, плохо приспособленный к практической жизни, Годэ-Латеррас как бы и не замечает жизненных невзгод, весь погруженный в свои литературные замыслы. Персонаж этот, наделенный чертами чудачества, еще не занимает в произведении того значительного места, какое занимают в более поздних произведениях Франса такие персонажи, как Сильвестр Бонар, аббат Куаньяр или профессор Бержере. Их тоже писатель изображает в комическом плане, но, подшучивая над этими своими героями, над их неприспособленностью к практической жизни буржуазного общества, Франс одновременно и возвеличивает их над жизненной практикой, противопоставляет окружающей действительности те гуманистические ценности, носителями которых они выступают. С точки зрения своего гуманизма они судят окружающую их действительность — и осуждают ее. Они в высшей степени наделены мудрой, зоркой иронией и благородным пафосом, что придает чрезвычайную значительность и глубокий смысл этим чудаковатым персонажам. В повести «Тощий кот» намечается лишь одна, юмористическая сторона той темы, которая в дальнейшем займет видное место у Франса, — темы столкновения между миром ученого и миром жизненной практики.
Можно обнаружить в повести «Тощий кот» и первые проявления сатирического искусства Анатоля Франса. Великолепен сатирический образ Алидора Сент-Люси, «адвоката, бывшего министра народного образования и морского министра, члена Палаты депутатов, председателя Художественной комиссии о-ва Гаити», как торжественно гласит его визитная карточка, который лавирует у себя на родине между противоположными партиями, расстреливает «без всякой злобы» своих единоплеменников, а затем, после падения старого правительства и установления нового, создает проект воздвигнуть памятник в честь «жертв тирании». «Среди этих жертв имелись и такие, кому бывший императорский прокурор особенно обязан был воздвигнуть памятник», — язвительно замечает Франс. В обрисовке кровавого прокурора-карьериста, жуирующего в Париже под предлогом забот о памятнике своим же собственным жертвам, чувствуется уже будущий мастер социальной сатиры, едкого парадокса. Но основная фабула повести связана с Францией, преимущественно с Парижем, сатира же связана с гаитянскими событиями, а они даны лишь в «предыстории» к повести; поэтому для сатиры здесь еще нет достаточного простора. Дальнейший путь Франса — путь все большего углубления и расширения и гуманистических идей писателя и его сатиры на буржуазную современность.
«Преступление Сильвестра Бонара» — роман, выпущенный Франсом уже в довольно позднем возрасте, тридцати семи лет (1881); только в этом произведении впервые с полным блеском развернулось прозаическое мастерство Анатоля Франса.
Критика того времени отметила в романе своеобразие его центральной фигуры — Сильвестра Бонара, члена Института.
Мир Сильвестра Бонара — это мир ученого, проводящего дни в библиотеках, среди рукописей и фолиантов, мир рассеянного чудака, углубленного в размышления. Герой Франса делает лишь случайные вылазки в жизнь, он неловко себя чувствует при этом, он неуклюж и смешон за пределами своего кабинета. Однако вылазки в практическую жизнь, случайные для героя Франса, отнюдь не случайны для авторского замысла. Именно с ними связано все основное идейное содержание романа, они определяют и его своеобразную композицию.
Отмечая новизну и свежесть материала в романе Франса, критика настойчиво отмечала композиционную недовершенность «Преступления Сильвестра Бонара». Этот упрек раздавался впоследствии и в отношении других романов Франса. При всем признании литературного мастерства писателя критики согласно отрицали за ним (да и теперь еще нередко отрицают) мастерство в области фабульного построения, развития интриги и т. п. Одно из первых таких суждений принадлежит Ипполиту Тэну, известному критику-натуралисту. В личном письме к Франсу Тэн упрекает его в том, что две части романа «плохо скреплены одна с другой». Жюль Леметр, тоже весьма влиятельный критик в те времена, пошел еще дальше и безапелляционно говорил о первой и второй частях «Преступления Сильвестра Бонара», как о двух маленьких романах.
Такие отзывы основаны на одном неправильном допущении — на том, что композиция отожествляется с фабулой. Несвязанность фабульных нитей действительно бросается в глаза. Первая часть, носящая заглавие «Полено», совершенно заканчивается в фабульном отношении, когда Сильвестр Бонар получает драгоценную для него рукопись «Золотой легенды». Фабула второй части связана с появлением нового персонажа: молоденькой девушки, которую Сильвестр Бонар выручил из беды. Но от отсутствия единой фабулы нельзя еще умозаключать к отсутствию единой композиции.
Что же заставило Франса объединить под общим заглавием две фабульно разрозненных части? На чем основано их единство в романе? Некоторые из критиков отмечали, что главное внимание читателей «Сильвестра Бонара» было направлено не на фабулу, а на психологическую сторону романа, на обрисовку своеобразной личности главного героя, на анализ его характера.
Необычный, новый в литературе персонаж, столь не похожий на «героя романа» и, однако же, избранный Франсом в герои, конечно, не мог не заинтересовать читателей. Сильвестр Бонар не раз с удивлением отмечает, как он не похож на окружающих его людей. Человеческая жизнь приобретает в восприятии одинокого чудака ученого совершенно неожиданные пропорции, перспектива смещается, и то, что другим кажется привычным, второстепенным, перерастает для него свои нормальные размеры. Одна из самых ярких черт, связанных с подобного рода восприятием, — любовь к науке, к историческим документам. К ним он пылает подлинной страстью. «Золотая легенда» в неизвестном дотоле списке, которую разыскивает Сильвестр Бонар, превращается для него в далекую возлюбленную, он стремится к ней со всем пылом нетерпеливого любовника. Сильвестр Бонар изображен Франсом с тонким и доброжелательным юмором, полным любви и уважения к благородному, чистому сердцем, одновременно и мудрому и детски-наивному энтузиасту ученому. По мягкости, даже какой-то нежности, юмористического изображения героя роман «Преступление Сильвестра Бонара» можно сравнить разве что с «Записками Пиквикского клуба», при всем несходстве между героями этих двух книг, при всем несходстве между Франсом и Диккенсом. Такая нежность к своему герою в сердце Франса, столь не склонного к нежности, очень знаменательна. Франс любит Сильвестра Бонара как хранителя гуманистических заветов, как человека, свободного от власти мракобесия, от своекорыстных расчетов, от тупости догматизма.
