— Не зажигай свечей, поговорим немножко при свете камина, — сказал Николас.
Кристина, улыбаясь, придвинула свой стул ближе к огню. Но Николас остался сидеть в тени.
— Ты становишься с каждым днем красивее, Кристина, — сказал Николас, нежнее и женственнее. Счастлив будет тот, кто назовет тебя своей женой.
С лица Кристины исчезла улыбка.
— Я никогда не выйду замуж, — ответила она.
— Никогда — это очень долго, дитя мое.
— Честная женщина не выйдет замуж за того, кого не любит.
— Но почему она не может выйти замуж за того, кого любит? — улыбнулся Николас.
— Иногда это невозможно, — пояснила Кристина.
— Когда именно?
Кристина отвернулась.
— Когда он перестает ее любить.
Душа, заключенная в теле старого Николаса, запрыгала от радости.
— Он недостоин тебя, Кристина. Удача, которая ему привалила, переродила его. Разве не так? Он думает только о деньгах. Как будто в него влезла душа какого-то скряги. Он бы женился даже на вдове Тоуласт ради ее драгоценностей, обширных поместий и многочисленных мельниц. Ей стоит только пожелать, и это будет. Неужели ты не можешь забыть его?
— Я никогда его не забуду. Никогда не полюблю другого. Я стараюсь скрыть это и часто с удовольствием вижу, что есть много вещей на свете, которые я могу совершить. Но мое сердце разбито.
Опустившись на колени рядом с Николасом, она обняла его.
— Я рада, что вы дали мне высказать все, что у меня на сердце, сказала она. — Если бы не вы, я не перенесла бы этого. Вы так добры ко мне.
Вместо ответа он погладил своей высохшей рукой ее золотистые волосы, которые волной покрыли его худые колени. Она подняла глаза, и он увидел, что они полны слез, но улыбаются.
— Не могу понять, — сказала она. — Иногда мне кажется, что вы и он каким-то образом поменялись душами. Он стал черствым, скупым и жестоким, каким когда-то были вы. — Она рассмеялась, и ее руки на мгновение крепче сжали его. — А теперь вы стали добрым, нежным и великодушным, каким раньше был он. Как будто господь бог отнял у меня возлюбленного только для того, чтобы дать мне отца.
— Послушай меня, Кристина, — сказал он. — Человек — это его душа, а не тело. Разве ты не могла бы полюбить меня за мою новую душу?
— Но ведь я вас люблю, — ответила Кристина, улыбаясь сквозь слезы.
— А полюбить меня, как мужа, ты бы могла?
Свет от камина упал на ее лицо. Николас взял ее голову в свои высохшие руки и долго и пристально смотрел ей в глаза. Прочитав в них ответ на свой вопрос, он снова прижал девушку к своей груди и приласкал дрогнувшей рукой.
— Я пошутил, дитя мое, — сказал он. — Девушки созданы для юношей, а старухи — для стариков. Итак, несмотря на все, ты продолжаешь любить Яна?
— Я люблю его, — ответила Кристина. — Я не могу иначе.
— А если бы он захотел, ты бы вышла замуж за него, какая бы ни была у него душа?
— Я люблю его, — ответила Кристина, — и не могу иначе.
Старый Николас сидел один у догорающего огня. Так что же главное в человеке — душа или тело? Ответ был не так прост, как он предполагал.
— Кристина полюбила Яна, — так шептал Николас догорающему огню, — когда у него была душа Яна. Она продолжает любить его и сейчас, хотя у него душа Николаса Снайдерса. Когда я спросил ее, может ли она полюбить меня, я прочел в ее глазах ужас, хотя душа Яна теперь во мне, и она это чувствует. Значит, тело составляет настоящего Яна и настоящего Николаса. Если бы душа Кристины вошла в тело вдовы Тоуласт, разве я отвернулся бы от Кристины, от ее золотых волос, от ее бездонных глаз, от ее зовущих губ — чтобы мечтать о высохших телесах госпожи Тоуласт? Нет, я бы все равно содрогался при одной мысли о ней. Однако, когда во мне была душа Николаса Снайдерса, она Не возбуждала во мне отвращения, между тем как Кристина была мне совершенно безразлична. Очевидно, все-таки мы любим душой, иначе Ян все еще любил бы Кристину, а я был бы скрягой Николасом. Вот я сейчас продолжаю любить Кристину, пользуясь умом и золотом Николаса Снайдерса, чтобы опрокинуть все планы Николаса Снайдерса, сознательно делаю все что могу, чтобы он впал в бешенство, когда его душа снова вернется в его тело. Ян между тем больше не страдает по Кристине и, ради обширных поместий и многочисленных мельниц вдовы Тоуласт, охотно женился бы на ней. Значит, существо человека — это его душа. Но в таком случае я должен радоваться при мысли, что я вернусь в свое собственное тело и смогу жениться на Кристине. А я не рад, я очень несчастен. Я не останусь с душой Яна, я чувствую это, моя душа вернется ко мне, и я снова буду черствым, грубым, скупым стариком, как раньше. Только теперь я буду беден и беспомощен. Люди будут смеяться надо мной, а я смогу только проклинать их, не имея сил, чтобы причинить им зло. Даже госпожа Тоуласт не захочет иметь со мной дело, когда узнает обо всем. И все же я должен это сделать. Пока душа Яна во мне, я люблю Кристину больше, чем самого себя. Я должен сделать это ради нее. Я люблю ее, и ничего с этим не поделаешь.
Старый Николас встал и вынул серебряный флакон искусной работы, спрятанный им месяц тому назад.
— Осталось как раз еще две рюмки, — мечтательно прошептал Николас, тихонько встряхивая флакон у самого уха. Затем он поставил флакон на стол и снова открыл свою старую зеленую счетную книгу, — надо было успеть сделать в ней еще кое-какие записи.
Рано утром он разбудил Кристину.
— Возьми эти письма, Кристина, — распорядился он. — Когда ты разнесешь их все, — но, смотри, ни в коем случае не раньше, — зайди к Яну и скажи, что я жду его здесь, чтобы поговорить с ним по делу.
Он поцеловал ее и, казалось, с болью прощался с ней.
— Я скоро вернусь, — улыбнулась ему Кристина.
— Скоро только прощаются, а сколько будет длиться разлука, всегда трудно сказать, — ответил он.
Старый Николас правильно предугадал затруднения, которые встретятся со стороны Яна. Новый Ян был весьма доволен собой и вовсе не имел желания снова стать сентиментальным простачком, готовым взвалить себе на шею жену без цента приданого. Теперь Ян мечтал о другом.
— Пей, дружок, пей! — нетерпеливо крикнул Николас. — Торопись, пока я не передумал. Если на Кристине женишься ты, она будет самой богатой невестой в Зандаме. Вот моя дарственная на ее имя. Читай ее!
Тогда Ян согласился, и они выпили содержимое флакона. И опять между ними, как в первый раз, пронеслось какое-то дуновение, и Ян на минуту закрыл глаза руками.
Пожалуй, он напрасно сделал это, потому что в ту же секунду Николас схватил документ, лежавший перед Яном на столе, и в следующий миг бумага пылала в камине.
— Не такой уж я нищий, как ты думаешь, — раздался каркающий голос Николаса. — Не такой уж бедняк! Я еще тебе покажу, я еще стану на ноги!
И с ехидной усмешкой на старческом лице скряга заплясал перед огнем, размахивая руками, чтобы Ян не вздумал вытаскивать из пламени горящее приданое своей Кристины.
Ян не сказал Кристине ни слова об этом, да и что бы он ей ни сказал, она все равно зашла бы к Николасу. Но Николас даже не впустил ее в дом, прогнал с проклятьями. Она не могла понять, что произошло. Одно только было ясно, как день, — Ян снова принадлежит ей.
— Какое-то странное безумие владело мною, — объяснил Ян. — Пусть свежий морской ветер принесет нам здоровье и покой.
С палубы судна, принадлежавшего теперь Яну, они смотрели на старый Зандам, пока он не скрылся из виду.
Кристина немного поплакала при мысли, что никогда больше не увидит Зандама, но Ян утешил ее, а потом новые лица вытеснили память о прежних.
А старый Николас женился на госпоже Тоуласт, но, к счастью, на свершение злых дел ему было отпущено только несколько лет жизни.
Много времени спустя Ян рассказал Кристине всю эту историю, но она звучала настолько невероятно, что Кристина (хотя, конечно, она не сказала этого) но вполне поверила ей. Она решила, что Ян старается как-то объяснить ей тот странный месяц своей жизни, когда он ухаживал за вдовой Тоуласт. Все же действительно было странно, что в течение того же самого короткого месяца Николас был так же не похож на себя.
«Может быть, — думала Кристина, — если бы я не сказала ему, что люблю Яна, он не вернулся бы к старому образу жизни. Бедный старик! Наверное, он сделал это в порыве отчаяния».
1904
