На просторном дворе росло старое развесистое ореховое дерево, поодаль находились голубятня и колодец. Вымощенная камнем завалинка[18] была чисто подметена. По сторонам расположились хозяйственные постройки.
На солнечном склоне к дому примыкали сад и небольшой палисадник.[19] Двор окружала низкая каменная ограда, а на ней росла дереза.[20] На дворе бродила и копошилась всякая домашняя птица, в навозной куче рылась свинья с поросятами, у ворот лежал великолепный белый волкодав Дунча, заклятый враг волков, а на бревне перед чуланом сидел головастый кот.
Над ним под крышей, на которой местами зеленели веточки трилистника, прилепились гнезда ласточек. Обидеть их считалось грехом, а обидчик за это всегда был наказан. В кроне ореха воробьи расшумелись так, словно шло заседание парламента.
В это время из дома вышел Зверка и, увидев Богуша на галерее, в два прыжка оказался рядом с ним.
— Доброе утро... ну как, выспались? — спросил он улыбаясь.
— Слишком долго я спал, — ответил Богуш.
— Я уже подходил к дверям послушать, встали вы или нет, но вы спали, как уж зимой. Мы встаем до зари, работы ведь много. А вам нравится вид отсюда?
— Вид прекрасный! — воскликнул Богуш и, показывая на самую высокую вершину, спросил: не Дюмбьер ли это?
— Он и есть, Дюмбьер, вон тот, самый высокий, с плешивой макушкой. Я там был с дедом, ой, до чего же круто наверху! Приходится карабкаться то на коленях, то на четвереньках, а то и ползком, как змея. И ничего там нет, ни дубов, ни буков, одни скалы да карликовые сосны. Зато видно оттуда почитай полсвета. Ну, а там, ниже Дюмбьера, голая вершина, Баба называется, а вон там Магура, Пекло, Чертова гора, через нее идет путь на Липтовскую, а вон та черная — Кралув лаз. А те, что поменьше, — Окошена, Градек, Мухово, где наше пастбище находится, а за костелом Брезина, там мы будем жечь костры на Яна Крестителя.
Как раз когда Зверка показывал на костел, оттуда вышло несколько мужчин одинаково одетых, одного роста. На них были синие куртки с черными шнурами, такие же синие штаны, пояса, короткие черные жилеты, сапоги и круглые шляпы с небольшими полями. Среди них был священник в сутане, а позади шли женщины. Под липами у костела они остановились, каждый мужчина подал священнику руку, несколько женщин тоже протянули им руки для прощания, потом все разошлись. Мужчины и некоторые женщины повернули от костела в сторону полей, священник вошел к себе в дом, а остальные направились вниз в деревню.
— Кто эти мужчины? — спросил Богуш.
— Это леготяне, жители вон той деревни, что внизу, они торгуют кружевами по всему свету. Когда возвращаются из чужих стран, первым делом идут в костел, а когда снова соберутся странствовать, прежде чем двинуться в путь, опять идут в костел, это уж всегда так. А пан священник дает им благословение, желает успеха в их делах, — пояснил гостю Зверка.
— Очень хороший обычай. А где они берут кружева?
— Да около Быстрицы, у шахтерских жен покупают, те плетут кружева сами. Живут очень бедно. Наши девчата тоже умеют кружева плести, но самые лучшие все-таки на ярмарке в Брезно покупают. Ну а теперь идемте завтракать.
Завтрак, но только для гостя, уже стоял на столе.
— Вы уж извините, что мы вас не подождали, — стала оправдываться хозяйка. — Работники уходят рано, а в доме уж так заведено, завтракать всем вместе.
— Из-за одного сони не стоит нарушать домашний обычай, — улыбнулся Богуш и с аппетитом принялся за завтрак.
В комнату вошли хозяин и Катюшка, оба пожелали гостю доброго утра. Его уже не стеснялись, смело смотрели ему в глаза, ведь он отведал с хозяевами хлеба-соли, делил с ними кров и таким образом стал уже как бы своим, чему помогли и национальный костюм, и умение говорить по-словацки!
— А пан пойдет с нами? — спросила тетка.
— С большим удовольствием, если только вы возьмете меня, — ответил Богуш.
— Да отчего же не возьмем? Пойдемте, нам будет веселее. Ну, а ты, сынок, давай-ка к Катюшке, пусть собирается.
Богуш, услышав, что и Катюшка пойдет в горы, быстро сбегал за шляпой и захватил принадлежности для рисования. Он не знал, куда их сунуть, в этом непривычном для него костюме не было карманов. Поэтому нес все в руках. Когда Богуш спустился, внизу уже стояли готовые тронуться в путь Зверка, тетка, Катюшка и Зузула, служанка, которая должна была принести с пастбища творог для брынзы.
— А это у вас что? — спросил хозяин, показывая на тетрадь для зарисовок. После того как Богуш объяснил, хозяин сказал:
— Ну, пан найдет здесь много красивых мест. Дайте пану сумку, чтобы он мог все это в нее сложить.
— Зачем же пану нести сумку, когда все можно сунуть за пояс или в рукава кабаницы, меховой куртки. Летом ее только на плечи набрасывают, а рукава внизу зашивают, чтобы туда можно было что-то класть, — давал Зверка советы с пояснениями.
Богуш так и сделал: кабаницу набросил на плечи и закрепил ее, не туго завязав ремешок на груди. Зверка, который тщательно осмотрел его с ног до головы, заметил, что завязки на обуви слабо затянуты, тут же наклонился и подтянул их, чтобы, как он сказал, легче было идти, а хозяин, увидев в руках Богуша бамбуковую трость, покачал головой и сказал, что такая палка к этому костюму не идет, она только к плундрам, широким штанам, годится. Он вернулся в дом и принес валашку с широким лезвием и топорищем, красиво отделанным оловом. Отдавая ее Богушу, сказал:
— Вот, держите, без нее гроновец из дому не выйдет. Вдруг встретится дикий зверь или того хуже — злой человек.
Богуш поблагодарил заботливого хозяина, все попрощались и тронулись в путь. Дунчо тоже отправился с ними, он носился вокруг и лаял, будто знал, что они идут к его братьям на пастбище.
Выйдя со двора, пошли через ржаное поле. Катюшка все время отставала и на ходу собирала букет из васильков, маков, куколя,[21] лютиков и других полевых цветов, которые попадались под руку. Когда букет был готов, она засунула его за корсаж.[22] Что за девушка без букета за корсажем! А парни носили букетики на шляпах.
Катюшка всегда любила цветы, особенно на воскресном наряде. Бабушка удивилась, когда утром Катюшка вместо белой полотняной юбки, какие носят женщины по будням, надела воскресную, зеленую со множеством складок. Кроме зеленой юбки на ней оказался белый окантованный фартук с широким красным тканым поясом, которым она дважды обвила себя вокруг талии. Да если бы только фартук! И рубашка белая, как лебедь, из тонкой, похожей на батист материи с синей и красной вышивкой на рукавах, вокруг шеи и на плечах. Поверх рубашки — ярко-красный корсаж, отороченный голубой лентой, на трех застежках спереди, короткий настолько, чтобы между ним и поясом на добрую ладонь, как положено, виднелась рубашка. Шею украшала узкая черная ленточка с серебряным крестиком между двумя бантиками. На ноги натянуты сапожки из тончайшей кожи. С удовольствием надела бы на голову нарядный девичий венец, богато расшитый золотом и серебром, с шелковой розой сзади и множеством лент, спадающих на плечи. Такого не было ни у одной девушки во всей округе. Да и не каждая жила в столь зажиточной семье, не у каждой были такие дедушка и бабушка, которые могли бы из года в год ездить на большую радваньскую ярмарку, куда купцы из Вены, Пешта[23] и других дальних городов привозили дорогие товары и среди них всегда было что-нибудь, что нравилось бабушке, дедушке и Катюшке.
Но надеть венец и идти в нем на пастбище она не могла: его носят лишь по воскресеньям, а по будням — только невесты. И поэтому она гладко зачесала свои прекрасные светлые волосы назад, заплела их в косу с лентами, а на конце завязала красный бант. Коса получилась длинная и плотная, как ремень. Под мышку сунула большой белый платок, но перед тем надела вышитую курточку-кабаничку белого сукна, какие летом носят только женщины, а девчатам они достаются зимой, когда женщины переодеваются в шубейки.
Бабушка удивилась Катюшкиному наряду, но когда та пояснила, что все это ради гостя, что и Зверка тоже в праздничной рубахе, а тетка в чепце, старушка ничего не сказала. Она всегда хотела того же, чего хотела Катюшка.
Белый платок все же пришлось на голову повязать, так как бабушка боялась, чтобы с девочкой не случился солнечный удар да личико бы не обгорело.
— Эй, Катюшка, нарвала бы ты нам по букетику. Разве не видишь, что собранный в воскресенье совсем завял у пана на шляпе, а у меня и вовсе никакого нет. Пастух увидит — засмеет! — подзадорил девушку Зверка, когда она свой букетик сунула за корсаж.
— А пану это будет приятно? — спросила она с ласковой улыбкой, обернувшись к Богушу.
— Кому же не приятно получить букет от красивой девушки? — ответил Богуш.
Катюшка ничего не сказала, но, быстро сорвав несколько васильков, выбежала на межу, от которой исходил пряный аромат чабреца и разных лекарственных трав, а с межи, порхая как мотылек с места на место, сбежала на пестрый луг — цветок среди цветков! Собирая букет, она пела:
