В это время с западной стороны площади показалось густое облако пыли. Юсиф, держа в руке иглу, поднял голову и увидел торжественную процессию. Ему, конечно, и в голову не пришло, что она направляется к нему. Впереди шли двенадцать придворных слуг в пестрых костюмах и четырехугольных шапках. За ними двигались двенадцать знаменосцев с разноцветными знаменами в руках. Дальше двигалась толпа придворных слуг; один из них нес на голове большой круглый поднос. Затем следовали вооруженные палками стражи, сопровождавшие главного конюшего, который вел под уздцы красивую лошадь туркменской крови. Дорогое седло и попона на ее спине были усеяны драгоценными камнями, нагрудник расшит эхолотом, уздечка украшена жемчугами, с шеи лошади свешивалась кисть изумрудов.
За ними шли главный молла Ахунд-Самед, военачальник Заман-хан, везир Мирза-Мохсун, казначей Мирза-Яхья, Мовлана-Джемаледдин, главный звездочет Мирза-Садреддин, почтеннейшие ученые богословы, славнейшие сеиды, достойнейшие вельможи, сановники, чиновники и другие представители шахского двора. За блестящей свитой следовали пешие и конные воинские отряды. Торжественное шествие двигалось спокойно, величественно и остановилось перед мастерской седельника Юсифа.
Главный молла Ахунд-Самед и военачальник Заман-хан выступили вперед, отвесили Юсифу низкие поклоны. Юсиф поднялся на ноги и, недоумевая, ответил им таким же поклоном.
Главный молла заговорил первым:
— По предопределению судьбы, ты, мастер Юсиф, с этого дня являешься нашим повелителем. В настоящее время престол иранского государства свободен от Шах-Аббаса. Осчастливь и порадуй нас! Пожалуй во дворец, где должен совершиться обряд твоего восшествия на шахский престол.
Седельник Юсиф, ошеломленный услышанным, не находил объяснений этому происшествию. Перед ним в полном составе стояли представители высшей власти. Слова эти говорил ему не кто иной, как главный молла, считавшийся одним из самых влиятельных людей в Иране. Но вместе с тем все происходящее было до того удивительно и неожиданно, что Юсиф не мог поверить своим глазам и ушам. Наконец, собравшись с духом, он ответил главному молле:
— Высокочтимый молла! Я знаю, что вы один из самых разумных и самых влиятельных людей Ирана, но в данном случае… не знаю… не сошли ли вы с ума, не приняли ли гашиша, что обращаетесь ко мне с такими бессмысленными речами? Я- простой ремесленник, очень далекий от мысли занять престол, между мной и шахом-непроходимая пропасть. Клянусь творцом, я не могу понять, к чему клонятся ваши столь безрассудные речи. Покорно прошу оставить меня в покое и не потешаться надо мной.
Тогда выступил с речью Заман-хан.
— Ты, мастер Юсиф, — сказал он, — являешься в настоящее время кыблой вселенной, а мы все-твои рабы, псы твоего счастливейшего двора. С твоей стороны совершенно неуместно покорно просить нас о чем-либо. Ты можешь повелевать нами. Никто из нас не впал в безумие и не одурманил себя гашишем, все мы в полном сознании и здравом рассудке. Но предопределенное всевышним неотвратимо. С этого дня ты — повелитель всего Ирана. Поэтому, как уже имел счастье просить главный молла, пожалуй во дворец, чтобы без промедления был совершен обряд коронования.
После этого он обратился к стоявшим тут же четырем придворным слугам и приказал:
— Принесите шахские одежды и оденьте властителя мира!
Держа в руках поднос, на котором находились одежды шаха, придворные слуги вошли в лавку седельника Юсифа. Поставив поднос на пол, они принялись за дело. Сопротивление было бессмысленно, и седельник Юсиф покорно отдал себя в руки слуг. Сняв с Юсифа поношенное платье ремесленника, они одели на него богатое царское одеяние. Затем главный конюший подвел коня, покрытого вышитой золотом и украшенной драгоценными камнями попоною. Седельника Юсифа посадили на коня, и торжественное шествие в прежнем порядке направилось обратно к шахскому дворцу. На улице беспрерывно раздавались громкие, повелительные крики усердных шахских стражей:
— Посторонись! Посторонись!
Все жители Казвина- от мала до велика, мужчины и женщины, прильнули о окнам или, поднявшись на крыши домов, с любопытством смотрели на великолепную процессию. Но никто не знал, в чем дело, все были в большом недоумении.
У шахского дворца слуги помогли седельнику Юсифу сойти с коня. Главный молла и военачальник Заман-хан, подхватив его под руки, ввели в тронный зал и, соблюдая все требование этикета, посадили на шахский трон. Все вельможи, ученые, сеиды, высшие должностные лица и другие представители блестящего двора стали перед ним, сложив на груди руки, в почтительном ожидании.
Прочитав молитву, главный молла возложил на голову седельника Юсифа шахскую корону, на пояс его повесил меч, укрепил осыпанные бриллиантами нарукавники и вложил в руку скипетр. Затем он произнес еще одну молитву, и, обратившись к присутствующим, предложил принести торжественные поздравления шаху.
Дружные и несмолкаемые крики: «Слава ему!» раздались под сводами и отдались эхом во всех помещениях обширного дворца. Музыка заиграла торжественный гимн, взлетела сигнальная ракета, и за городом раздались раскаты ста десяти пушечных выстрелов.
Хотя после Саади и Хафиза персидская поэзия пришла в упадок и творения поэтов сводились в большинстве к пустым и бессодержательным сочетаниям слов, но в этот счастливый день нашлось несколько певцов, воспевших в звучных, торжественных одах восшествие Юсиф-шаха на престол Ирана. В одах прославлялись редкие достоинства нового шаха, уподоблявшегося в мудрости Сулейману, в щедрости — Хатему, в храбрости-Рустему, а могуществом не уступавшего стихии и року. Год его восшествия на престол был отмечен поэтами в следующем двустишии:
Не царем красавцем был наш Юсиф,
Он был шахом государства иранского.
По окончании обряда коронования главный молла объявил всем собравшимся, что они свободны, и придворные немедленно удалились. В великолепном зале остались Юсиф-шах на троне да покорно стоявшие перед ним евнух Хаджи-Мубарек с несколькими евнухами, старший слуга Азим-бек со слугами; во дворе перед дворцом находились люди шахской охраны.
Чувствуя себя как бы в мире чудес, Юсиф-шах на несколько минут погрузился в глубокое раздумье. Затем, обратившись к Хаджи-Мубареку, он спросил:
— Кто вы такие?
— Мы — ваши покорнейшие рабы, — ответил Хаджи-Мубарек, евнухи шахского гарема; я-старший над евнухами, а это-мои помощники.
Потом Юсиф-шах обратился к слугам:
— А вы кто такие?
Азим-бек, главный слуга, ответил:
— Мы — ничтожнейшие слуги вашего величества: я-их начальник, а это-мои подчиненные. Далее Юсиф-шах спросил:
— А те, что стоят во дворе, кто они?
— Это отряд придворных стражей, — ответил Азим-бек. — Они всегда стоят наготове в ожидании шахских приказаний.
Юсиф-шах приказал:
— Удалитесь все отсюда, пусть останется только Хаджи-Мубарек.
Когда все вышли, шах подозвал к себе Хаджи-Мубарека и сказал ему:
— По твоему лицу вижу, что ты — хороший человек. Ради бога, расскажи мне, чем все это объяснить? Не может быть, чтобы ты, постоянно живя в гареме, не знал причины этого события.
Хаджи-Мубарек, действительно, был человек простосердечный и правдивый. Считая недостойным скрывать истину от кыблы вселенной, он решил рассказать ему все. Хаджи-Мубарек всегда стоял за дверьми комнаты Шах-Аббаса, чтобы немедленно, по первому же зову, предстать перед ним. Поэтому он знал все тайны своего повелителя. Он хорошо знал о событиях вчерашнего дня и слышал все, что было сказано на совещании членов верховного совета. Подробно, от начала до конца, рассказал он Юсиф-шаху о случившемся.
— А где Шах-Аббас? — спросил Юсиф-шах.
— Переодевшись простолюдином, он скрылся, и местопребывание его никому не известно, — ответил Хаджи-Мубарек.
Юсиф-шах был человек умный. Звезд он никогда не боялся, и все же такой необычайный поворот в его жизни смущал и пугал его. Однако возведенный на престол придворными и знатью, он не имел возможности сложить с себя обязанности шаха. Таким образом, вынужденный обстоятельствами Юсиф-шах принял на себя управление государственными делами Ирана.
Первым делом он потребовал к себе начальника охраны Асад-бека и строго приказал ему:
— Немедленно отправляйся с двенадцатью воинами в город, возьми под стражу главного моллу Ахунд-Самеда, военачальника Заман-хана, везира Мирза-Мохсуна, казначея Мирза-Яхью, главного звездочета Мирза-Садреддина, Мовлана-Джемаледдина и посади всех их в темницу Арика. Исполнив приказание, вернись и доложи мне.
Асад-бек, низко поклонившись шаху, вышел.
Затем Юсиф-шах вызвал к себе главного слугу Азим-бека и приказал:
— Сегодня я ничего не ел, вели приготовить мне ужин!
