Многие нашли бы ее довольно милой. В чертах ее лица не было ничего примечательного. У нее был маленький острый носик, довольно тонкие губы, здоровый цвет лица и светло-рыжие волосы. Она была женщиной очень деловой и практичной. Будучи весьма ограниченной, почтенной и самодовольной особой, она понятия не имела о том, что такое утонченность и изысканность чувств и мыслей. Взгляд ее холодных выпуклых глаз был проницательным и твердым. Глаза эти были напрочь лишены какой-либо выразительности. Они были блеклыми, а ресницы и брови – светлыми. Мисс Вилкокс была благопристойной и порядочной, однако не отличалась ни скромностью, ни деликатностью обхождения, потому что от природы была лишена чуткости и отзывчивости. Она всегда говорила спокойным и ровным голосом; лицо ее, лишенное каких-либо эмоций, всегда выражало невозмутимость и бесстрастность; такой же невозмутимостью и спокойствием отличались и ее манеры. Похоже, краска смущения никогда не заливала ее щеки, а голос никогда не трепетал от волнения.
– Чем я могу быть вам полезен, мисс Вилкокс? – спросил мистер Эллин, подходя к письменному столу и садясь на стоявший возле него стул.
– Надеюсь, что вы сможете дать мне какой-нибудь совет, – ответила она, – или, может быть, сообщить мне кое-какую информацию. Я оказалась в довольно затруднительном положении и даже боюсь представить, что будет, если мои опасения подтвердятся.
– Но что же может случиться?
– Я просто сгорю от стыда, – продолжала леди, – но давайте перейдем прямо к делу. Сядьте ближе к огню, мистер Эллин. Сегодня выдался холодный день.
Они придвинулись к камину, и мисс Мейбл снова заговорила.
– Надеюсь, вы помните, что скоро рождественские праздники?
Он кивнул в ответ.
– Так вот, приблизительно две недели назад я, как обычно, написала родственникам своих учениц, извещая их о том, в какой день у нас заканчиваются занятия. Я сообщила им, что если они желают, то могут оставить своих девочек в школе на время каникул. Но в этом случае они обязательно должны прислать мне письменные распоряжения на этот счет. Я довольно быстро получила ответы на все письма, кроме одного. Это письмо было адресовано Конвею Фитцгиббону, эсквайру, в Мей Парк, графство Мидленд. Вы знаете, что это отец Матильды Фитцгиббон.
– Что? Он не хочет, чтобы она приехала домой?
– Не хочет, чтобы она приехала домой, спросили вы, милостивый государь? Так вот что я вам скажу. Я ждала две недели, надеясь получить от него ответ. Но ответ так и не пришел. Меня весьма обеспокоила подобная задержка, так как я просила ответить мне незамедлительно. Сегодня утром я решила написать еще одно письмо, но тут принесли почту. Как вы думаете, что в ней было?
– Мне не терпится узнать об этом.
– Мое собственное письмо. Почтовая служба вернула его мне с пометкой – с этой ужасной пометкой! Впрочем, вы можете сами прочитать.
Она передала мистеру Эллину конверт. Он достал из него уведомление о возврате и записку. Эта записка, написанная наспех небрежными каракулями, содержала всего пару строк. В ней сообщалось, что в графстве Мидленд нет места под названием Мей Парк и что там никто и никогда не слышал о человеке по имени Конвей Фитцгиббон.
Прочитав записку, мистер Эллин удивленно раскрыл глаза:
– Я и предположить не мог, что дела обстоят так плохо.
– Что? Так вам кажется, что все плохо? Вы подозреваете что-то ужасное?
– На самом деле я в полной растерянности. Я не знаю, что и подумать. Все это весьма странно. Как это нет места под названием Мей Парк?! А как же огромное поместье, вековые дубы, убегающие в даль олени? И наконец, как это нет мистера Фитцгиббона?! Вы ведь своими глазами видели его – он приезжал в собственном экипаже!
– В собственном экипаже! – повторила за ним мисс Вилкокс. – Это был самый элегантный экипаж из тех, которые мне доводилось видеть. Да и сам мистер Фитцгиббон выглядел весьма изысканно. Так вы считаете, что здесь какая-то ошибка?
– Конечно же, здесь какая-то ошибка; но, когда все выяснится, я не думаю, что Фитцгиббон или Мей Парк воскреснут. Может быть, мне стоит съездить в Мидленд, чтобы собственными глазами взглянуть на эти два достопримечательных объекта?
– О-о! Вы окажете мне такую любезность, мистер Эллин? Я знала, что вы согласитесь помочь. Что может быть лучше того, чтобы поехать и убедиться во всем лично?
– Ничего. Но что же вы тем временем собираетесь делать с этим ребенком – с этой мнимой богатой наследницей, если она действительно окажется мнимой? Может быть, вам следует изменить свое отношение к ней – так сказать, поставить ее на подобающее ей место?
– Мне кажется, – задумчиво произнесла мисс Вилкокс, – что пока ничего не следует делать. Я стараюсь придерживаться правила, что не нужно делать поспешных выводов; сначала мы должны все выяснить. Если она все-таки окажется той, за кого себя выдает, будет лучше, если мы не сделаем ничего такого, о чем нам впоследствии придется сожалеть. Нет, я не изменю своего к ней отношения до тех пор, пока не получу от вас сообщения.
– Как вам будет угодно, – холодно сказал мистер Эллин. Это самое хладнокровие, по мнению мисс Вилкокс, и делало его весьма полезным советчиком. Она считала, что его бесстрастность и немногословность как нельзя лучше соответствовали ее внешней деловитости и практичности. Она подумала, что если бы он был с ней согласен, то достаточно ясно высказался бы на этот счет. Это же краткое замечание, которым он ограничился, было ей не нужно.
Мистер Эллин «съездил», как он выразился, в графство Мидленд. Похоже, он любил подобные приключения; у него были несколько странные наклонности, и применял он всегда свои, только ему одному понятные методы. Он явно питал пристрастие к тайным расследованиям. В нем было что-то от детектива-любителя. Он умудрялся проводить следствие, не привлекая к себе внимания. Его лицо всегда выражало спокойствие, но при этом его недремлющее око никогда не теряло бдительности.
Он отсутствовал приблизительно неделю. На следующий день после своего возвращения он предстал перед мисс Вилкокс и был так спокоен, как будто бы они расстались только вчера. Этим своим непоколебимым спокойствием он прежде всего хотел дать ей понять, что ему ничего не удалось сделать.
Мистеру Эллину, каким бы загадочным он ни хотел казаться, никогда не удавалось сбить с толку мисс Вилкокс. Она не видела в этом человеке ничего загадочного. Некоторые люди его боялись, потому что не понимали его; ей пока не приходило в голову пытаться постичь его душу или разобраться в его характере. Она уже составила о нем свое мнение и считала его человеком праздным, но обязательным, неагрессивным, немногословным и весьма полезным. А был ли он человеком умным и серьезным или глупым и поверхностным, общительным или замкнутым, обычным человеком или человеком со странностями – она не видела никакой практической пользы в том, чтобы выяснять это, и поэтому ничего не выясняла.
– Почему же вам ничего не удалось сделать? – спросила она его.
– В основном потому, что ничего и не пришлось делать.
– Но вы все-таки можете мне кое-что сообщить?
– Совсем немного. Только то, что и в самом деле Конвей Фитцгиббон является лицом вымышленным, а Мей Парк – карточным домиком. В графстве Мидленд не удалось найти ни единого свидетельства того, что такой человек или указанное имение существуют. Да и в других графствах Англии никто ничего о них не знает. Даже народная молва ничего не смогла поведать ни об этом человеке, ни об этом месте. В старых летописях и регистрационных книгах тоже не нашлось ответа на этот вопрос.
– Кто же тогда тот человек, который приезжал сюда, и кто эта девочка?
– Как раз этого я вам и не могу сказать. Именно поэтому я и вынужден был вам сказать, что ничего не сделал.
– Кто же мне тогда будет платить?
– Этого я тоже не могу вам сказать.
– Кто мне заплатит за проживание и за обучение? – продолжала возмущаться мисс Вилкокс. – Какой позор! Для меня это невосполнимые убытки.
– Если бы мы жили в старые добрые времена, – сказал мистер Эллин, – где нам с вами и следовало бы жить, то вы просто могли бы отослать мисс Матильду в Вирджинию на плантации, продав ее и тем самым возместив свои убытки.
– Матильда, да еще и Фитцгиббон! Маленькая самозванка! Интересно, каково ее настоящее имя.
– Бетти Ходж? Пол Смит? Ханна Джоунс? – строил предположения мистер Эллин.
– Теперь, – громко воскликнула мисс Вилкокс, – можно только отдать должное моей проницательности! Это, конечно, очень странно, но как я ни старалась – а я делала для этого все возможное, – я так и не смогла полюбить этого ребенка. В этом доме потакали всем ее капризам; мне пришлось пожертвовать собственными чувствами ради принципов и выказывать ей свое внимание и заботу. Таким способом я пыталась скрыть от окружающих ту огромную неприязнь, которую я всегда чувствовала по отношению к этому ребенку.
