В этом кардинальное различие между капитализмом и коллективизмом.
Философия — это сила, которая определяет становление, эволюцию и разрушение социальных систем. Роль превратностей судьбы, случая или традиций в этом контексте такова же, как и в реальной жизни личности: их влияние находится в обратной зависимости от философской оснащенности культуры (или личности), и это влияние возрастает, когда рушится философия. Поэтому характер социальной системы необходимо определять и оценивать по ее отношению к философии. Четырем основам, на которых держится капитализм, соответствуют четыре раздела философии: потребностям человеческой природы и выживания соответствует метафизика, разуму — теория познания, индивидуальным правам — этика и свободе — политика.
В этом, а не в племенной точке зрения, унаследованной от доисторических традиций, по существу и заключается основа должного подхода к политэкономии и к пониманию капитализма.
Практическое оправдание капитализма заключается не в утверждении коллективизма, что капитализм осуществляет «наилучшее распределение национальных ресурсов». Ни человек, ни его разум не являются «национальными ресурсами», и без созидательной силы человеческого интеллекта сырье остается никому ненужным сырьем.
Моральное оправдание капитализма заключается не в альтруистическом утверждении, что капитализм представляет собой наилучший способ достижения всеобщего блага. Да, капитализм выполняет эту задачу — если это выражение вообще имеет смысл, но это лишь второстепенная задача. Моральное оправдание капитализма заключается в том, что это единственная система, соответствующая рациональной природе человека, и что капитализм защищает выживание человека именно как человека, а его правящий принцип — справедливость.
Каждая социальная система прямо или косвенно основывается на некоей теории этики. Племенное понятие всеобщего блага служило моральным оправданием большинству социальных систем (и всем тираниям) в истории. Степень порабощенности или свободы общества соответствовала степени, в которой этот общинный принцип внедрялся или игнорировался.
Всеобщее благо (или интерес публики) — концепция, которой не было дано определения, и сделать это невозможно: нет такого существа, как племя или общественность; племя (или общественность, или общество) — это всего лишь некое число личностей. Ничто не может быть благом для племени как такового; благо и ценность относятся только к живому организму, к отдельному живому организму, а не к бестелесной совокупности взаимоотношений.
Всеобщее благо — это ничего не значащая концепция, если ее не воспринимать буквально, а в этом случае ее единственное значение — сумма всего хорошего, что есть во всех рассматриваемых людях. Но в этом случае концепция ничего не значит, ибо в качестве морального критерия она оставляет открытым вопрос: что есть благо в отдельных людях и как его определить?
Однако эта концепция обычно не используется в буквальном смысле. Ею пользуются именно вследствие ее гибкости, неопределенности и мистического характера, что служит не моральным руководством, а способом обойти мораль. Поскольку благо неприменимо к бестелесности, эта концепция становится санкцией на свободу действий для тех, кто пытается ее внедрить.
Когда всеобщее благо общества рассматривается как нечто отдельное и более важное, чем индивидуальное благо его членов, это означает, что благо некоторых людей становится важнее блага других и последние низводятся до положения жертвенных животных. В таких случаях молчаливо подразумевается, что всеобщее благо означает благо для большинства, а не меньшинства или отдельной личности. Заметим, что этот важный факт подразумевает: даже наиболее коллективизированные умы чувствуют невозможность его морального оправдания. Но благо большинства тоже всего лишь притворство и заблуждение, поскольку фактически нарушение прав человека означает отмену всех прав, переход власти над бессильным большинством в руки любой банды, которая объявляет себя голосом общества и начинает править, используя физическую силу, пока ее не свергнет другая банда, пользующаяся теми же средствами.
Если начать с определения блага для индивидуумов, то под правильным следует понимать только то общество, в котором благо достигнуто или достижимо. Но если принимать всеобщее благо как аксиому и рассматривать индивидуальное благо как ее возможное, но необязательное следствие (необязательное в каждом конкретном случае), то можно дойти до такого ужасного абсурда, как Советская Россия, страна, якобы посвященная всеобщему благу, в которой все население, кроме ничтожно малой правящей клики, уже более двух поколений терпит нечеловеческие страдания.
Что же заставляет жертв и, что еще хуже, сторонних наблюдателей принимать эти и другие схожие с ними исторические зверства и по-прежнему прочно держаться за миф всеобщего блага? Ответ нужно искать в философии — в философских теориях о природе моральных ценностей.
По существу, есть три шкалы природы блага: врожденная, субъективная и объективная.
Врожденная теория утверждает, что благо присуще определенным действиям и явлениям само по себе, независимо ни от выгоды, ни от ущерба, которые они могут причинить объектам и субъектам действия. Именно эта теория отделяет концепцию блага от тех, кому оно предназначено, концепцию ценности от ценителя, провозглашая, что благо — это благо в себе, по себе и для себя.
Субъективистская теория утверждает, что благо не имеет отношения к фактам реальности, что оно — продукт человеческого сознания, созданный его чувствами, желаниями, интуицией и прихотями, и что оно является просто произвольным постулатом или эмоциональным обязательством.
Врожденная теория утверждает, что благо присуще некой реальности, независимой от сознания человека; субъективистская теория утверждает, что благо присуще человеческому сознанию и не зависит от реальности.
Объективистская теория утверждает, что благо не является атрибутом ни вещи в себе, ни эмоционального состояния человека, оно является оценкой фактов реальности в сознании человека в соответствии с рациональным стандартом ценностей. (Рациональный в данном контексте означает: основанный на фактах реальности и подтвержденный процессом мышления.) Объективистская теория утверждает, что благо — это аспект реальности по отношению к человеку и что оно должно быть человеком открыто, а не придумано. Фундаментальным в объективистской теории ценностей является вопрос: ценность для кого и для чего? Объективистская теория не допускает рассуждений в отрыве от контекста или заимствования концепций; она не допускает отделения ценности от цели, блага от тех, кто им пользуется, и действий человека от его разума.
Из всех социальных систем в истории человечества капитализм — единственная, основанная на объективистской теории ценностей.
Врожденная и субъективистская теории (или их смесь) — необходимая база для диктатуры, тирании или любой вариации абсолютистского государства. Существуют ли они в сознании, или в подсознании, в ясной форме философского трактата или в безотчетном хаосе их отзвуков в чувствах — эти теории позволяют человеку верить, что благо независимо от человеческого сознания и его можно достичь путем применения физической силы.
Если человек полагает, что благо внутренне присуще определенным действиям, он, не задумываясь, будет заставлять других выполнять эти действия. Если человек полагает, что действия, приносящие ему выгоду или причиняющие ущерб, не имеют значения, то для него и море крови не будет иметь значения. Если человек не задумывается о тех, на ком скажутся результаты этих действий, он будет относиться ко всеобщей бойне как к моральной обязанности во имя «высшего» блага. Именно врожденная теория ценностей порождает Робеспьеров, Лениных, Сталиных или гитлеров. Не случайно Эйхман был кантианцем.
Если человек верит, что благо — это вопрос произвольного субъективного выбора, вопрос добра и зла становится для него проблемой выбора между его собственными чувствами и чувствами других людей. Для него становятся невозможными взаимосвязь, взаимопонимание или обмен мнениями. Разум — единственное средство общения между людьми, а объективная реальность — их единственный общий ориентир; когда они перестают действовать (то есть считаются безотносительными) в области морали, сила становится единственным способом решения споров между людьми. Если субъективист стремится к достижению собственного социального идеала, он чувствует моральное право заставлять людей «во имя их собственного блага», поскольку чувствует, что прав и что остальным нечего ему противопоставить, кроме эмоций.
