— Как поживает мистер Колин, Медлок? — осведомился он.
— Вот что, сэр, — ответила миссис Медлок. — Он… он совсем другой, так сказать…
— Хуже? — подсказал он.
— Видите ли, сэр, — постаралась она объяснить, — ни доктор Крэвен, ни сиделка, ни я не можем понять, что с ним такое.
— Почему же?
— По правде сказать, сэр, мистеру Колину, быть может, лучше, а быть может, это перемена к худшему. Аппетит у него просто невероятный, сэр, а выходки его…
— Он стал еще… еще более странным? — спросил мистер Крэвен, тревожно сдвинув брови.
— Вот именно! Он становится все более странным, если сравнить его с тем, каким он был прежде. Он, бывало, ничего не ест и вдруг начал есть, просто удивительно, сколько он ел… а потом вдруг опять перестал, и кушанья отсылались назад так, как прежде… Вы, вероятно, не знали, сэр, что он никогда не позволял вынести себя на открытый воздух. Чего только нам ни приходилось проделывать, чтобы уговорить его позволить вынести себя в кресле! Просто дрожишь, бывало, после этого, как лист. Он, бывало, доводил себя до такого состояния, что доктор Крэвен говорил, что не хочет брать на себя ответственности и заставлять его выходить. И вот, сэр, как-то вдруг, после одного из самых страшных припадков, он стал настаивать, чтобы его каждый день вывозили с мисс Мери и чтобы Дикон — мальчик Сюзанны Соуэрби — вез его кресло. Он очень привязался к мисс Мери и к Дикону, а Дикон приносил сюда своих ручных зверей, и, поверите ли, сэр, он теперь на открытом воздухе с утра до ночи!
— Как он выглядит? — был следующий вопрос.
— Если бы он ел… нормально, сэр, можно было бы подумать, что он полнеет, но мы боимся, что это, пожалуй, какая-нибудь опухоль. Иногда он как-то странно смеется, когда сидит один с мисс Мери. Прежде он никогда не смеялся. Если позволите, к вам сейчас придет доктор Крэвен. Он никогда в жизни не был в таком недоумении…
— А где мистер Колин теперь? — спросил мистер Крэвен.
— В саду, сэр. Он всегда в саду, хотя ни одному живому человеку не позволяет подойти близко, потому что боится, что тот на него взглянет.
Мистер Крэвен почти не слышал ее последних слов.
— В саду! — сказал он, и после того как отослал миссис Медлок, он все стоял и повторял: — В саду, в саду!
…Он должен был сделать усилие, чтобы понять, где он находится, и когда он совсем очнулся, то повернулся и вышел из комнаты.
…Он направился, как, бывало, делала Мери, к калитке между кустов и прошелся между лавровых деревьев и между клумб возле фонтана. Фонтан теперь бил, и его окружали клумбы ярких осенних цветов. Он перешел лужайку и повернул на длинную дорожку возле стены. Он шел не быстро, а медленно, и глаза его были устремлены на тропинку. Он чувствовал, как что-то влекло его к тому месту, которое он давно покинул, и он не знал почему. Чем ближе он подходил, тем медленнее становились его шаги. Он знал, где находится калитка, даже когда ее закрывал густой плющ, но не помнил, где именно лежал зарытый ключ. Он остановился и встал неподвижно. Густой плющ закрывал калитку, ключ был зарыт под кустами, ни один живой человек не прошел в эту калитку за целых десять лет, но из глубины сада доносились звуки. Это были звуки бегавших ног, как будто кто-то гонялся за кем-то под деревьями; странные звуки тихих, полузаглушенных голосов, восклицания и сдержанные веселые крики. Это было очень похоже на смех маленьких созданий, неудержимый смех детей, которые стараются не быть услышанными, но которые ежесекундно, в порыве оживления, готовы расхохотаться.
Потом наступил неизбежный момент, когда звуков нельзя было дольше заглушать. Ноги бежали все быстрее и быстрее, приближаясь к садовой калитке; послышалось быстрое и сильное дыхание и беспорядочный взрыв криков и смеха, которого нельзя было больше удержать, калитка в стене широко распахнулась, зеленый занавес плюща был отброшен в сторону, какой-то мальчик пронесся через калитку и, не видя постороннего человека, бросился вперед, попав чуть ли не в его объятия.
Мистер Крэвен успел вовремя расставить руки, чтобы не дать мальчику упасть из-за того, что он не заметил его; и когда мистер Крэвен, удивленный, что застал его там, слегка отстранил мальчика, чтобы посмотреть на него, у него буквально перехватило дыхание.
Это был высокий мальчик, очень красивый. Он так и сиял жизнью, и на лице его от быстрого бега горел яркий румянец. Он откинул со лба густые волосы и поднял свои странные серые глаза — глаза, светившиеся мальчишеским задором и обрамленные черной бахромой ресниц.
При виде этих глаз мистер Крэвен так и ахнул.
— Кто… что? Кто? — забормотал он.
Это было вовсе не то, чего ожидал Колин, вовсе не то, что он замышлял. И все-таки явиться вот так, на бегу, обогнав противника, — это, пожалуй, было еще лучше. Он вдруг выпрямился во весь рост. Мери, которая бежала с ним вместе и тоже пронеслась через калитку, показалось, что он вдруг стал выше ростом — на несколько дюймов выше.
— Папа, — сказал он, — это я, Колин. Ты не веришь? Я и сам почти не верю. Я — Колин.
Так же, как и миссис Медлок, Колин тоже не мог понять, почему его отец поспешно сказал:
— В саду, в саду!
— Ну, да, — торопливо продолжал Колин, — это все сад сделал, и Мери, и Дикон, и «твари»… и волшебная сила. Никто ничего не знает. Мы хранили тайну, чтобы рассказать тебе, когда ты приедешь. Я совсем здоров… Я могу обогнать Мери. Я буду атлетом!
Все это было сказано так, как говорит здоровый мальчик: лицо его горело, и слова точно перегоняли друг друга — так он был оживлен. Душа мистера Крэвена дрогнула от невыразимой радости.
Колин протянул руку и положил ее на руку отца.
— Разве ты не рад, папа? — закончил он. — Ты не рад? Ведь я теперь буду жить всегда, во веки веков!
Мистер Крэвен положил руки на плечи мальчика и несколько секунд держал его так. Он знал, что не сумеет скоро заговорить.
— Возьми меня в сад, мой мальчик, — сказал он, наконец. — И расскажи мне все.
Они повели его в сад.
Сад представлял собою смесь осенних тонов — золотистого, пурпурного, фиолетово-голубого, огненно-красного; повсюду виднелись целые снопы поздних лилий — белых и белых с красным; повсюду вились поздние розы, свешиваясь вниз целыми кистями, облитые лучами солнца, желтевшие деревья казались еще более золотистыми, и чудилось, будто стоишь в каком-то тенистом золотом храме. Мистер Крэвен стоял молча, как стояли дети, когда впервые вошли в этот сад. Он все оглядывался вокруг.
— Я думал, что здесь все мертво, — сказал он.
— Мери тоже так думала сначала, — сказал Колин, — но сад ожил.
Потом они уселись под своим деревом — все, кроме Колина, которому хотелось стоять, когда он рассказывал.
Это была самая странная история, которую он когда-либо слышал, — так думал мистер Крэвен, слушая беспорядочный детский рассказ. Таинственность, волшебная сила, дикие животные, странная ночная встреча, наступление весны, взрыв оскорбленной гордости, заставившей маленького раджу вскочить на ноги и бросить вызов в лицо старого Бена; дружба детей, «представление», великая тайна, которую они так бережно хранили… Их слушатель хохотал так, что у него на глазах выступали слезы; а иногда на глазах у него появлялись слезы, когда он вовсе не смеялся. Будущий атлет, лектор и ученый, который собирался делать великие открытия, был просто потешный, милый, здоровый маленький человек.
— А теперь, — сказал он, окончив свой рассказ, — это уже больше не должно быть тайной. Все они, пожалуй, смертельно испугаются, когда увидят меня, но я никогда больше не сяду в это кресло… Я пойду с тобою, папа, назад домой!
…Обязанности Бена Уэтерстаффа были таковы, что ему редко приходилось уходить из садов, но по этому случаю, под предлогом, что ему надо было отнести овощей на кухню, он пробрался в людскую, где миссис Медлок предложила ему выпить кружку пива, и, таким образом, ему удалось присутствовать, как ему хотелось, при самом интересном событии в Миссельтуэйт-Мэноре.
Из одного окна, выходившего во двор, можно было видеть часть лужайки. Миссис Медлок, зная, что Бен пришел из садов, думала, что он, быть может, случайно видел хозяина или даже его встречу с Колином.
— Вы кого-нибудь из них видели, Уэтерстафф? — спросила она его.
Бен отнял пивную кружку от рта и вытер губы рукою.
— Да, видал, видал, — ответил он с хитрым многозначительным видом.
— Обоих? — подсказала миссис Медлок.
— Обоих, — ответил Бен. — Спасибо вам, сударыня, я бы еще одну кружку выпил!
— А где был мистер Колин? Как он выглядел? Что они сказали друг другу?
— Этого я не слыхал, — сказал Бен, — потому что я стоял поодаль, на перекладине лестницы, и глядел через ограду… Но я тебе вот что скажу: тут, наруже, такие вещи творились, про которые вы, домашние, ничего и не знали… А если ты что-нибудь узнаешь, то узнаешь очень скоро.
