— Что-то я тебя не понимаю.
— А тут и понимать нечего. НЭП — плацдарм для атаки на крестьянство. Вот мой вывод.
— Да что ты, Володя. В стране крестьянство составляет большинство населения. Какая атака? Во имя чего? И какими силами, если вся армия наша — сплошь крестьянская?
— Новая экономическая политика — задача тактическая. Сама по себе она ничего не решает, но тем не менее введена «всерьез и надолго», как сказал Владимир Ильич. Ну, а какова же, по твоему мнению, задача стратегическая?
— Дать передохнуть народу.
— Народу?.. Да крестьяне бесплатно получили землю, исходя из количества едоков в семье. А любимчик Ленина Бухарин бросает лозунг «Обогощайтесь!». Кому он адресован? Нэпманам? Они просто перекупщики при полной стабилизации цен. Так кто же их снабжает продуктами? Правильно, крестьянство. Оно наконец-то дорвалось до больших семейных наделов, трудится до седьмого пота и — богатеет. Я смотрел статистику и утверждаю, что социальный состав крестьянства резко изменился. Бедняк ныне не тот, у кого огромная семья и крохотный надел, а лодырь или пьяница, который сдал свой надел в аренду и дрыхнет под окном в крапиве после очередного перепоя. Вот почему и были отменены всякие там комбеды. Что, разве я не прав?
— Я… Я не очень готова сейчас к такому разговору.
— У крестьянства — схроны, они мужики запасливые. Найти эти схроны невозможно, они не под полом, а где-то.
— Подожди, какие схроны? С зерном, что ли?
— С оружием и боеприпасами. Во время нашей бестолковой войны крестьянин понял, что ему можно рассчитывать только на самого себя. А воевать они умеют. Какая стратегическая задача отсюда вытекает? Элементарная: сделать село кулацко-середняцким и объявить смертельную войну кулаку. Физически уничтожить самых активных и несговорчивых, семьи переселить на Соловки или в Сибирь, а из ленивых, бездеятельных, спившихся бедняков создать сельскохозяйственные артели, превратив их фактически в сельских рабочих, дать норму выработки, сурово взыскивать за неисполнение, а чтобы не разбежались, лишить паспортов, как то делала царская власть. Это отрицание самого многочисленного класса России, который очень скоро будет превращен в сельских рабов.
— Однако политика партии…
— Умоляю, давай разговаривать на русском диалекте. Никакая партия не обладает корпусом дипломатов, задача которых соблюсти интересы сторон. Она блюдет только свои интересы, и ее оружие не дипломатия, а террор. Кольцо, как ты видишь, замкнулось, мы пришли к началу наших рассуждений.
На этом тогда и закончилась их первая серьезная стычка. А дня через три, что ли, Владимир сказал:
— Поверяющий из Инспекции Генштаба прибывает. Придется у нас принять его, так что будь готова.
— Милый, где же мы денег возьмем?
— А не надо никаких денег. Выставь на стол наш с тобой паек, пусть поверяющий посмотрит, как живут командиры в подмосковной дивизии. А спирту я у артиллеристов прихвачу.
Но Наталья его не послушалась. И ее учили в детстве, как принимать гостей, и она в своем женском кругу учила этому же вчерашних деревенских хохотушек, а ныне жен среднего комсостава.
Фамилию председателя инспекционной комиссии ему сообщили: комкор Колосов Иван Матвеевич. Фамилия казалась знакомой, но с самим комкором ему встречаться не приходилось.
Для встречи инспекции Комиссии он выслал навстречу почетный кавалерийский эскорт, приказал выстроить в две шеренги бойцов с полной выкладкой вдоль единственной улицы военного городка, а сам со штабом ожидал у подъезда штабного корпуса.
Низкий длинный Руссобалт неторопливо приближался. Владимир еще издали разглядел сидевшего на заднем сидении руководителя инспекционной комиссии, и лицо его почему-то показалось ему знакомым. Он точно знал, что они никогда не встречались, и тем не менее оно кого-то напоминало. Кого?.. Наталью. Наталью Вересковскую, его собственную жену…
Машина остановилась на предписанном Уставом месте, комкор с легкостью вылез из нее и пошел прямо на Николаева.
«Офицер, — подумал Николаев. — Выправку и отмашку левой рукой за петличками не спрячешь…».
Вскинул ладонь к фуражке, строевым шагом подошел к председателю комиссии и громко, отчетливо доложил:
— Товарищ комкор, штаб и комендантская часть выстроены для вашей встречи. Дивизия — на сборах в летних лагерях. Докладывает командир дивизии комдив Николаев!
— Очень рад знакомству, — сказал комкор, протягивая руку. — Колосов Иван Матвеевич.
Затем, как водится, началась инспекция частей и подразделений, и наедине им остаться было невозможно. Однако вечером, когда Комиссия в полном составе собралась для обсуждения итогов первого дня, комкор Колосов в конце заседания подвел итог:
— Как мы и предполагали, эта дивизия являет собой образец завтрашней преображенной Красной Армии. Рад сообщить ее командиру, что уже принято решение о преобразовании ее в бронетанковую ударную дивизию. Через десять — пятнадцать дней вам, комдив Николаев, начнет поступать новая отечественная техника. Так что от души поздравляю.
Николаев горячо поблагодарил, не переставая при этом думать, как же ему заполучить одного Александра. И в конце, не найдя никакого предлога, все же рискнул:
— Товарищи командиры, очень хотел бы принять вас у себя дома, но жена плохо переносит беременность, так что извините, пожалуйста, вас примет мой заместитель. Но вас, товарищ комкор, я все же очень прошу оказать честь моему дому. Тут совсем рядом, пешочком прогуляемся.
— Ну, если товарищи не против…
Товарищи были не против, и комдив с комкором первыми вышли на вечернюю улицу уже притихшего городка.
— Вы очень похожи на мою жену Наталью Вересковскую. Она много рассказывала о вас, Александр, — шепотом сказал Николаев. — Искренне рад нашей встрече.
— Во-первых, не Александр, а Иван, — тихо ответил комкор. — Во-вторых, я тоже рад. А в третьих, Наталья действительно скверно себя чувствует?
— Наталья действительно беременна, но чувствует себя превосходно. Я тебя хотел заполучить. Ради семейного свидания, дорогой товарищ комкор. Ты, поди, и не мечтал о таком звании на государевой службе?
— Мечтал — не мечтал, все равно не сбылись наши мечты, Владимир. Ты перешел к большевикам добровольно…
— Рота постановила, Александр, — строго сказал Николаев.
— Да ведь я ни в чем тебя не упрекаю, — вздохнул комкор. — Мы попали в шторм, вот и все наши объяснения. Они не морального, а скорее физического свойства. И поэтому ты вестового из дома отошлешь. Так, на всякий случай. Кстати, занавески на окнах в доме есть?
— Какие занавески, Саша! Наталья где-то настоящие шторы раздобыла. Она очень сумерки любит.
— Все мы любили сумерки, — вздохнул Александр. — Не осознавая, что это — сумерки России.
— Ты член партии? — спросил Владимир.
— Естественно, — усмехнулся Александр. — Когда плывешь по течению, учитывай перекаты.
— Как по твоему, зачем ввели НЭП?
— Основной принцип каждой власти — разделяй и властвуй. Обогощаются как раз те социальные группы, в которых большевики видят своих завтрашних врагов — крестьяне и буржуазия, какая еще уцелела. А разделив граждан уже не по сословному признаку, а на богатых и бедных, можно во спасение этих бедных загнать богатых в Соловки. И все, кроме бывших богатых, будут славить Советскую власть. И мы опять получим гражданскую войну в ином обличии.
Тут они подошли к дому комдива, разговор прервался, а встреча брата с сестрой была настолько светлой и радостной, что о политике больше и не вспоминали. Вспоминали юность и детство, боевые эпизоды и смешные случаи, которые случаются и на такой жестокой и бессмысленной войне, какой была война отрицания, так и не закончившаяся в России. И все понимали, что этого дьявольского колеса не остановить, но это не мешало искренне радоваться внезапной встрече и мечтать о таких встречах в будущем.
Вскоре стала прибывать боевая техника, автомашины, новое вооружение. Николаев допоздна оставался в войсках, приходил безмерно усталым и счастливым. Он был военной косточкой, а потому, естественно, не лишенным честолюбия. Наташа благополучно родила сына, роды прошли легко, она быстро вернулась домой и все свои силы и время тратила только на ребенка. Сама кормила, отказалась от няньки или домработницы, и была очень счастлива. И Владимир был счастлив, пока однажды, вернувшись домой, не услышал от жены:
— Необходимо как можно быстрее найти няню для ребенка.
— Что случилось? — опешил Николаев.
— Меня вызывают в Москву, в Центральный Комитет партии на краткосрочные курсы.
— Какие курсы? У тебя — ребенок.
— Какой ребенок, когда вызывают в Центральный Комитет? Вот, изволь. Доставлен с нарочным.
И протянула ему пакет.
«ЦК ВКПб срочно требует вашего приезда для обучения на Курсах специальной подготовки».
