— Нет. Пусть сначала посмотрит эскизы. И познакомится с тобой. Я знаю, в прошлом она тебя не миловала; я прочитал, что она писала о тебе. Но это было давно. Надеюсь, теперь это уже неважно.
— Да, неважно.
— Тогда мы тебя ждем?
— Да.
Доминик стояла у застекленной двери своей комнаты. Винанд смотрел на свет звезд, падающий на ледяные панели зимнего сада. Отраженный свет очерчивал профиль Доминик, слабо поблескивал на ее веках и щеках. Он подумал: так и должно освещаться ее лицо. Она медленно повернулась к нему, и свет собрался ореолом вокруг бледной массы ее прямых волос. Она улыбнулась, как улыбалась ему всегда — приветливо, понимающе:
— Что-то случилось, Гейл?
— Добрый вечер, дорогая. Почему ты спрашиваешь?
— Ты выглядишь счастливым. Может быть, это не точное слово, но самое близкое.
— Лучше сказать «испытывающим облегчение». Я чувствую себя легче, легче лет на тридцать. Впрочем, это не значит, что мне хочется быть таким, каким я был тридцать лет назад. Так не бывает. Такое чувство, будто я перенесся в прошлое в целости и сохранности и начал все сначала в своем нынешнем виде. В этом нет логики, это невозможно, и это чудесно.
— Это означает, что ты с кем-то повстречался. Скорее всего с женщиной.
— Повстречался. Не с женщиной. С мужчиной. Доминик, ты сегодня особенно красива. Впрочем, я говорю это всегда. А сказать я хотел другое. Сегодня я особенно счастлив, что ты так красива.
— Что с тобой, Гейл?
— Ничего, кроме ощущения, как легко жить и сколько в жизни несущественного. — Он взял ее руку и поднес к губам. — Доминик, я не перестаю думать о том, какое чудо, что наш брак продолжается. Теперь я верю, что он не будет разорван. Чем-либо или кем-либо. — Она прислонилась спиной к стеклянной панели. — У меня есть для тебя подарок, и не говори мне, что эти слова ты слышишь от меня чаще, чем любые другие. Подарок будет готов к концу лета. Наш дом.
— Дом? Ты так давно об этом не заговаривал. Я думала, ты забыл.
— Последние полгода я ни о чем другом и не думал. А твои намерения не изменились? Ты действительно хочешь жить за городом?
— Да, Гейл, если тебе так хочется. Архитектора ты уже выбрал?
— Я сделал даже больше. Могу показать тебе эскиз дома.
— Показывай же.
— Он в моем кабинете. Пойдем, посмотришь.
Она улыбнулась, охватила его запястье пальцами, слегка сжав в знак ласкового нетерпения, и последовала за ним. Он распахнул дверь в кабинет и пропустил ее вперед. В кабинете горел свет, эскиз стоял на столе изображением к двери.
Она замерла, схватившись за дверь. На расстоянии подпись нельзя было рассмотреть, но она узнала стиль и единственного автора, которому мог принадлежать этот проект.
Ее плечи дрогнули и замерли, словно она была привязана к столбу и давно уже оставила надежду на спасение, только по телу пробежал последний, инстинктивный трепет протеста.
Ей представилось, что, даже если бы Гейл Винанд застал ее в постели в объятиях Рорка, потрясение было бы не так сильно. Этот рисунок являл Рорка больше, чем его тело; рисунок был ответной реакцией и был равен силе, исходившей от Гейла Винанда; он одинаково потрясал и ее, и Винанда, и самого Рорка, он взрывал их жизнь, и внезапно ей стало ясно, что в их жизнь вторглось неотвратимое.
— Нет, — прошептала она, — это не может быть совпадением.
— Что?
Она подняла руку, мягко отстраняя вопрос, подошла к эскизу. Ее шаги на ковре были беззвучны. Она увидела резкий росчерк в углу — Говард Рорк. Подпись не так ужаснула ее, как сам рисунок. Она была точкой опоры, почти приветствием.
— Доминик?
Она повернулась к нему. Он увидел на ее лице ответ. И сказал:
— Я знал, что тебе понравится. Прости за банальность выражения. Сегодня что-то не идут слова.
Доминик прошла к дивану и села, прижавшись спиной к подушкам, так ей легче было сидеть прямо. Она не сводила глаз с Винанда. Он стоял, облокотись о каминную доску, вполоборота к ней. Он смотрел на эскиз. Ей было не укрыться от рисунка — он отражался на лице Винанда, как в зеркале.
— Ты его видел, Гейл?
— Кого?
— Архитектора
— Конечно, видел. Меньше часа назад.
— Когда вы познакомились?
— В прошлом месяце.
— Все это время ты был знаком с ним?.. Каждый вечер… когда приходил домой… за ужином…
— Ты хочешь сказать — почему я не сообщил тебе? Мне хотелось получить эскиз и показать тебе. Дом виделся мне таким, но объяснить этого я не мог. Наверное, никто не смог бы понять, что мне надо. Он смог и сделал проект.
— Кто?
— Говард Рорк.
Ей хотелось, чтобы Гейл Винанд произнес его имя.
— Как вышло, что твой выбор пал на него, Гейл?
— Я перерыл всю страну. Все здания, которые мне нравятся, построены им.
Она медленно кивнула.
— Доминик, я исхожу из того, что теперь тебе это безразлично, но знаю, что выбрал того самого архитектора, которого ты, не жалея сил и времени, старалась развенчать, когда работала в «Знамени».
— Ты все прочитал?
— Да, прочитал. Ты вела себя странно. Очевидно, что ты восхищалась его работами, а его самого ненавидела. Но ты защищала его на суде по делу Стоддарда.
— Да.
— Ты даже работала с ним. Та статуя, Доминик, она ведь была создана для его храма.
— Да.
— Странно. Защищая его, ты потеряла работу в газете. Я этого не знал, когда остановился на нем. Не знал и о суде. Я забыл его имя. Можно сказать, Доминик, что это он дал тебя мне. Ту статую, из его храма. А теперь он дает мне дом. Доминик, почему ты ненавидела его?
— Я не ненавидела его… Это было так давно…
— Пожалуй, теперь это не имеет никакого значения, правда? — Он показал на эскиз.
— Я не видела его несколько лет.
— Ты увидишь его через час. Он приглашен к нам на ужин.
Она очертила рукой спираль на спинке дивана, чтобы убедиться, что владеет собой.
— Он будет у нас?
— Да.
— Ты пригласил его на ужин?
Он улыбнулся, вспомнив, как не любил приглашать гостей. Он сказал:
— Это другое дело. Он мне нужен здесь. Наверное, ты плохо его запомнила, иначе ты бы не удивлялась.
Она поднялась:
— Хорошо, Гейл. Пойду распоряжусь. Потом оденусь к ужину.
Они стояли в гостиной напротив друг друга. Она подумала: как просто. Он был здесь всегда. Он был движущей силой всех ее действий в этом доме. Он привел ее сюда, а теперь пришел заявить свое право на место в доме. Она смотрела на него. Она видела его таким, как в то утро, когда в последний раз проснулась в его постели. Она поняла, что ничто не мешает живой сохранности его образа в ее памяти. Она поняла, что это было неизбежно с самого начала, с того мгновения, когда она увидела его в карьере каменоломни. Неизбежен был и этот момент в доме Гейла Винанда, и она ощутила покой, поняв, что кончилось время ее решений, — до сих пор действовала она, с этого момента решения будет принимать он.
Она смотрела прямо перед собой. Ее взгляд был чист и строг, как перед боем, ее тело — хрупко и женственно, руки спокойно опущены вдоль длинных прямых складок черного платья.
— Добрый вечер, мистер Рорк.
— Добрый вечер, миссис Винанд.
— Позвольте поблагодарить вас за проект нашего особняка. Это будет самое красивое из ваших сооружений.
— Иначе и не могло быть по характеру поставленной передо мной задачи, миссис Винанд.
Она медленно повернула голову:
— Какую задачу ты поставил перед мистером Рорком, Гейл?
— Именно ту, о которой я тебе рассказывал.
Доминик подумала о том, что же Рорк услышал от Винанда и что заставило его согласиться. Она направилась к креслам, мужчины последовали за ней. Рорк сказал:
— Если проект вам нравится, то заслуга принадлежит, в первую очередь, мистеру Винанду, его идее.
Она спросила:
— Вы делите успех с заказчиком?
— Некоторым образом да.
— А не противоречит ли это, насколько я помню, вашим профессиональным убеждениям?
— Зато согласуется с моими личными убеждениями.
— Боюсь, этого я никогда не могла понять.
— Я верю в преодоление, миссис Винанд.
— Вам пришлось что-то преодолевать, когда вы работали над этим проектом?
— Нежелание испытывать влияние заказчика.
— Каким образом?
— Мне нравится работать на одних и не нравится — на других. Хотя и то и другое несущественно для результата. На сей раз я был уверен, что дом получится таким, каким он и получился, только потому, что я создавал его для мистера Винанда. Это нужно было преодолеть. Или, точнее сказать, мне пришлось работать с этим ощущением и вопреки ему. А так работается лучше всего. Сооружение должно превзойти зодчего, заказчика и будущего владельца. Так и получилось.
— Но здание — это ведь ты, Говард, — сказал Винанд. — Все же ты архитектор.
