— Дождя не будет, но скоро стемнеет. Поспешим же! Вчера вечером был жуткий мрак.
В таверну «Улей» они пришли в пять часов. Это милое заведение располагало верандой, сидеть на которой любили молодые и легкомысленные, в то время как люди более зрелые предпочитали уютную комнату под крышей, с полом, посыпанным песком. Мистер Биб решил: если мисс Бартлетт сядет снаружи, то она замерзнет; а если Минни сядет внутри, ей будет скучно. Поэтому он предложил разделиться. Они станут передавать ребенку еду через окно. Таким образом совершенно случайно священник получил возможность поговорить о бедах Люси.
— Я все думал, — проговорил священник, — что мы могли бы вернуться к нашему разговору о Люси, если вы не возражаете.
Мисс Бартлетт кивнула.
— Ни слова о прошлом, — продолжал священник. — Я мало знаю о прошлом и еще меньше им интересуюсь. Совершенно уверен, что все это только к чести вашей кузины. Она действовала исходя из самых высоких побуждений, действовала абсолютно правильно, и только ее достойная восхищения скромность позволила ей высказать предположение, что мы ее переоцениваем. И все-таки, что с будущим? Если серьезно, то что вы думаете по поводу ее плана поехать в Грецию?
Он снова достал письмо.
— Я не знаю, слышали ли вы это, но она собирается присоединиться к сестрам Элан в их безумном предприятии. Все это… я даже не могу толком объяснить, все это — неправильно.
Мисс Бартлетт молча прочитала письмо, отложила его, задумалась и прочитала вновь.
— Самому мне не разобраться, — поощрил ее священник.
К его удивлению, Шарлотта ответила:
— Здесь я с вами не соглашусь. В этой поездке — спасение для Люси.
— Вот как? Почему?
— Она хотела уехать из Уинди-Корнер.
— Я знаю, но это желание кажется таким странным; это так на нее не похоже, и, мне кажется, за этим желанием прячется некий… эгоизм.
— Это естественное желание. После таких болезненных сцен ей хочется полной смены обстановки.
Здесь, вероятно, мистер Биб столкнулся с обстоятельством, перед которым мужской интеллект пасует. Священник воскликнул:
— Так и она сама говорит. А поскольку ее поддерживает еще одна леди, то должен признаться, что я частично убежден. Наверное, ей нужны перемены. У меня нет ни сестер, ни… и я не так хорошо понимаю эти вещи. Но зачем ей ехать так далеко? Это все-таки Греция!
— Вы можете смело спрашивать меня об этом, — ответила мисс Бартлетт, которая, явно заинтересовавшись предметом, отказалась от былой уклончивости. — Почему Греция?.. Что такое, Минни? Джем?.. Почему не Танбридж-Уэллз? О, мистер Биб! У меня сегодня утром был долгий и весьма тяжелый разговор с Люси. Я не могу ей помочь. Больше я ничего не скажу. Возможно, я и так сказала слишком много. Я не должна говорить — это вещь, которая для нее горше всего. Нет, я не должна говорить. Я предложила ей пожить у меня полгода в Танбридж-Уэллз, но она отказалась.
Священник сгребал ножом хлебные крошки в кучку.
— Конечно, мои чувства ничего не значат, — продолжила мисс Бартлетт. — Я слишком хорошо знаю, что действую Люси на нервы. Наша поездка в Италию закончилась катастрофой. Она захотела покинуть Флоренцию, а когда мы приехали в Рим, ей не понравилось и там, и все время я чувствовала, что трачу деньги ее матери…
— Давайте все-таки о будущем, — прервал Шарлотту мистер Биб. — Мне нужен ваш совет.
— Хорошо, — резко сказала мисс Бартлетт сдавленным от волнения голосом — новым для священника, но так хорошо знакомым Люси. — Во-первых, я помогу ей отправиться в Грецию. А вы?
Мистер Биб размышлял.
— Это совершенно необходимо, — опустив вуаль, продолжила она шепотом, в котором было столько страсти и напряжения, что священник удивился. — Я знаю. Я знаю!
Наступал вечер, и в сгущающихся сумерках священнику вдруг открылось: эта странная женщина действительно знает.
— Ей нельзя оставаться здесь и минуты, а мы должны молчать, пока она не уедет. Я уверена, что слуги пока ничего не знают. После… но я уже и так сказала слишком много. Дело в том, что мы с Люси беспомощны против миссис Ханичёрч. Если вы нам поможете, у нас все получится. В противном случае…
— В противном случае что? — переспросил священник.
— В противном случае, — повторила мисс Бартлетт, как будто эти слова были самодостаточны и не нуждались в продолжении.
— Хорошо, я помогу ей, — проговорил священник, приняв решение. — Идемте, нужно вернуться и все организовать.
Мисс Бартлетт принялась цветисто благодарить мистера Биба. Звук ее слов сопровождался скрипом вывески, которую терзал ветер на внешней стене таверны и которая изображала улей, равномерно облепленный пчелами. Мистер Биб не вполне понимал, что происходит, да не очень хотел и понимать. Не хотел он догадываться и о существовании «другого мужчины» — ход, к которому обязательно прибег бы более грубый ум. Он только чувствовал, что мисс Бартлетт знала о существовании некоего смутного влияния, от которого Люси хотела бы избавиться и которое, вполне вероятно, могло быть облечено в плоть и кровь. Сама смутность влияния, о наличии которого была осведомлена мисс Бартлетт, пробудила в священнике пыл рыцаря-крестоносца. Его вера в безбрачие, столь сдержанная, так тщательно скрываемая под налетом культуры и терпимости, сейчас вырвалась наружу и расцвела подобно нежному цветку. «Тот, кто вступает в брак, поступает хорошо; тот же, кто воздерживается от брака, поступает лучше» — так понимал священник слова апостола Павла, и на этом основывалась его вера. И когда священник слышал о чьей-нибудь разорванной помолвке, он всегда переживал легкое чувство удовольствия. В случае с Люси это чувство усиливалось его нелюбовью к Сесилю, и он хотел идти даже дальше, удалив ее от всех и всяческих опасностей до тех пор, пока она окончательно не утвердится в своем желании остаться девой. Чувство было очень тонким, оно ничего общего не имело с догмой, и священник никогда не связывал его с прочими участниками описываемых событий. Тем не менее это чувство жило в нем, и именно его наличием можно было объяснить поступки священника и его влияние на поступки других людей. Союз, который он заключил в таверне с мисс Бартлетт, должен был помочь не только Люси, но и религии.
Чрез тьму и ветер они поспешили домой. Говорили о разных вещах: о том, что Эмерсонам нужна экономка, о слугах, о слугах-итальянцах, о романах про Италию, о романах с тенденцией, о том, могут ли романы влиять на жизнь. Вдали светились огоньки Уинди-Корнер. Миссис Ханичёрч, которой на этот раз помогал Фредди, все еще билась в саду за жизнь своих цветов.
— Слишком темно, — пожаловалась она. — Придется бросить это дело. Нужно было предвидеть, что погода так скоро разыграется, а теперь и Люси хочет уехать в Грецию. Не знаю, к чему придет этот мир!
— Миссис Ханичёрч, — проговорил священник. — Ехать в Грецию она должна. Пойдемте в дом и обговорим ее планы. Кстати, вы против ее разрыва с мистером Визом?
— Мистер Биб! Я благодарна, просто благодарна.
— Я тоже, — вставил Фредди.
— Отлично. Теперь идемте.
Совещание в гостиной длилось с полчаса.
Люси в одиночку с поездкой в Грецию не справится. Это опасно и дорого — качества, которых миссис Ханичёрч терпеть не могла в равной степени. Шарлотта тоже не помощница. Честь победителя сегодня принадлежала мистеру Бибу. С помощью присущих ему такта и здравого смысла, а также используя свое влияние на миссис Ханичёрч (а любой священник, если он не дурак, будет иметь влияние на эту даму), он смог склонить хозяйку дома на свою сторону и сторону мисс Бартлетт.
— Я не вижу особого смысла ехать именно в Грецию, — сказала наконец миссис Ханичёрч, — но, если вы считаете, что это лучший вариант, спорить не буду. Наверное, это то, что мне не дано понять. А где Люси? Нужно ей сказать. Люси!
— Она играет на фортепиано, — сказал священник. Он открыл дверь и все услышали слова песни:
Знай — от любви одни лишь беды…
— Я и не знал, что она поет, — покачал он головой.
И в битвах не ищи победы;
Беги веселого гулянья.
— Это песня Люси Эштон из Вальтера Скотта. Ей эту песню дал Сесиль. Какие они странные, эти девушки!
— Что такое? — спросила Люси, оборвав песню на полуслове и обернувшись.
— Все хорошо, — мягко проговорила миссис Ханичёрч. Она вошла в гостиную, и мистер Биб услышал, как она, поцеловав дочь, сказала:
— Мне очень жаль, что я так рассердилась по поводу Греции, но это все из-за георгинов.
Люси отозвалась глухо:
— Спасибо, мама. Ничего страшного.
— И ты права. Тебе нужно съездить в Грецию. Можешь поехать, если сестры Элан тебя возьмут с собой.
— О, как здорово! Спасибо, мама!
