потому радоваться и плакать мне пришлось больше с моими больничными друзьями. Через этот прибор их добродетели и грехи являются в преувеличенном размере. Ты знаешь всё — как Бог, но ты и одинок, как Бог. Но с вашей помощью я теперь могу выносить и вердикты. Переходим ко второму акту».
Второй акт не имел с трагедией ничего общего. В ординаторской находился врач, который был всегда занят тем, что рассматривал что-то в микроскоп.
«Микроскоп — это ведь тоже орудие не человеческое, но божественное. В нём тоже заключена любовь к трансформациям», — сказал месье Поль, и щёки его заалели.
А на лице у этого врача, между тем, красовался шрам — от правого уха до щеки. Результат какого-то неудачного опыта. Одна из сестёр была в него влюблена. Однако он считал себя уродом и потому не обращал на неё никакого внимания.
План учителя заключался в том, чтобы С. вызвала по телефону этого доктора влюблённым голосом медсестры.
«Дело в том, что я здесь на работе недавно, а потому…», — только и смогла выжать из себя С.
«Ну что ж, продолжение второго акта назначается на завтра».
Выпив в кафе гостиницы чаю, мы снова поднялись к учителю. Он жёстко приказал С: «Убедительная просьба. Скажи по телефону, что ты намереваешься выйти замуж за студента». С. покраснела, но выражение лица у учителя было самое решительное.
— У меня важное сообщение. Дело в том, что я решила выйти замуж за одного студента.
Потом С. вдруг сделала шаг назад и сказала во весь голос — так что её собеседника на том конце провода перестало быть слышно: «Это мама!»
На том конце провода была мать С. Учитель соединил её не с больницей, а с домом. Месье Поль сузил глаза и рассмеялся: «Завтра тебе предстоит играть роль влюблённой женщины. Поэтому я решил, что тебе нужно влюбиться уже сегодня».
Мы тут же ушли. Камфарные деревья горели под закатным солнцем. Откуда-то сверху доносилась песенка месье Поля:
Платье новое, поясочек новый…
Отчего невеста опечалилась?
— Что мне делать? Как я домой вернусь?
— Пошли к морю.
По широкой мостовой мимо нас пронёсся автомобиль. В автомобиле была та самая женщина со скамеечки на больничной крыше. Она сидела, тесно прижавшись к своему любовнику. Выходило, что учитель просчитался. Видно, они поверили, что мужу стало всё известно. И им стало всё равно. Интересно, видит ли сейчас их и нас наш безногий француз? Я чуть прижался к С. Страсть, исходившая от пронёсшегося автомобиля, передалась и мне. И здесь подзорная труба с телефоном осечки не дали. Теперь и у меня появилась любовь. Я обернулся. Над гостиницей кружила тройка голубей.
[1930]
Будущей танцовщице, разумеется, не нравилось таскать петушков под мышкой. Даже когда было уже темно. Девушка отнюдь не была птичницей. Зато её мать выращивала курочек. Если девушка станет великой артисткой, возможно, и её мать бросит это занятие.
«Выделываете физкультуру прямо на крыше! Совершенно голые!» Мать была возмущена. «Не одна или две, вас там пятьдесят человек было! Словно школьницы какие! Ну не совершенно голые, но ноги-то всё равно голые!»
Плоская бетонная крыша была залита весенним солнцем. Юная танцовщица ощущала, как вытягиваются руки и ноги — словно ростки бамбука. «Как школьницы, говоришь… Да сейчас на открытом воздухе никто никакой физкультурой уже не занимается». Мать пришла встретить дочь к дверям раздевалки. «Петух ночью закукарекал. Я подумала может что с тобой стряслось». Мать ждала, пока не кончится репетиция. «Завтра мне предстоит выступать голой», — хотела признаться дочь. Но вместо этого сказала: «Сюда приходил какой-то странный человек. Там, где ты меня ждала — душевая рядом. Мне сказали, что он там стоял целый час, всё что-то высматривал. Окно там матовое и расположено высоко — даже никаких теней не видно. Так, только капли по стеклу текут. На них, говорят, и смотрел». «Вот потому петух и волновался», — сказала мать. Есть такой обычай — относить петуха, который закукарекал ночью, в буддийский храм в районе Асакуса. Храм посвящён богине милосердия Каннон. Считается, что таким образом можно отвадить несчастье. Вот и получается, что все те петухи, которые бродят возле храма в компании с голубями, оказались там по этой причине.
Юной танцовщице пришлось вечером следующего дня зайти домой, забрать петуха и отправиться в храм. Она шла через район Хондзё, потом перешла по мосту Кототои через реку Сумидагава и попала в Асакуса. Петуха, завёрнутого в платок, она держала под мышкой.
Когда девушка, стоя перед храмом, развернула платок, петух вывалился на землю, растопырил крылья и поспешно умчался неведомо куда. «Идиот!» Ей стало жалко петуха — наверняка забился под какой-нибудь куст. Она стала искать его, но не нашла. Тут танцовщица вспомнила, что ей было велено помолиться. «Дорогая Каннон! Может, ты была танцовщицей в прошлом рождении?» Девушка склонила голову. Когда же подняла глаза, ей пришлось удивиться: несколько петухов мирно спали на ветках высокого дерева.
«Что там с моим петушком?» — танцовщица остановилась перед храмом Каннон. Она шла в театр. Вдруг она увидела, как её петух приближается к ней. Она покраснела и бросилась наутёк. Петух побежал ей вдогонку. Люди, гулявшие по парку, остолбенели при виде этой странной сцены.
Шли дни, петушок, гуляя среди людей, одичал. Он даже выучился немного летать. Его крылья посветлели от налипшей на них пыли. Вместе с голубями он выискивал в земле зёрнышки с видом вполне независимым — словно юные бродяги, шатавшиеся по Асакуса. Бывало, что бодро запрыгивал и на ящик для пожертвований, стоявший перед статуей Каннон.
Танцовщица же к Каннон больше не захаживала. Что толку — всё равно петух уже забыл её.
У матери в доме вылупилось два десятка цыплят. Они-то могли пищать даже ночью — в этом не было ничего предосудительного. «Вот и человеческие детки ночью плачут. Ну и что такого? А вот если взрослый ночью заплачет, тогда дело плохо».
Девушка произносила эти смешные слова, которые теперь стали что-то значить и для неё самой.
Танцовщица часто гуляла с мальчиками. Если ты не выдающаяся балерина, то тебе приходится гулять со школьниками.
Когда она однажды вернулась домой, мать сказала: «Что-то не так. Снова петух ночью закукарекал. Отправляйся-ка в храм». Девушка похолодела. Улыбнувшись, ответила: «У нас вылупилось ровно двадцать цыплят. Так что, наверное, мне такое разрешение вышло — с двадцатью мальчиками гулять. Мне этого до самой смерти хватит».
Однако она
