VII
Я прошел мимо пиццерии, не заглянув в нее. Кто-то бросился мне вдогонку и схватил меня за руку. Я обернулся. Врач был более возбужден, чем обычно. А быть может, мне это только показалось оттого, что он задыхался.
– Значит, Мари все же была права. А я готов был поклясться, что вас давно уже и след простыл. Я почти уговорил Мари, что разыскивать вас бесполезно. Вы исчезли так же внезапно, как и появились.
– Нет, я не уехал. Таким спокойным и уверенным людям, как вы, лучше всего удается внушать другим разные абсурдные мысли.
Он явно растерялся и сказал:
– Вы даже ни разу за все это время не были у Бинне. А ведь они ваши старые, настоящие друзья.
«Да, Бинне мои старые, настоящие друзья, – подумал я, – но теперь они мне стали безразличны. Я заболел. Я заразился транзитной горячкой».
– Мари сбилась с ног, разыскивая вас. По-моему, она ищет уже несколько недель. Дело в том, что мы, вероятно, сможем уехать следующим пароходом на Мартинику. Пароход этот называется «Монреаль».
– Она уже получила визу?
– На руки ей еще не выдали. Но это может произойти со дня на день.
– У вас есть деньги на дорогу?
Впервые я увидел веселые искорки в его глазах. Мне захотелось стукнуть его по физиономии.
– Деньги на дорогу? Они были у меня в кармане еще в тот день, когда мы переехали через Луару. Сумма вполне достаточная для того, чтобы мы оба могли доехать до места назначения.
– А транзитные визы?
– Ей выдадут их, как только она получит визу в Мексику. Но…
– А все же есть «но»!
Врач рассмеялся.
– Несерьезное. Нет, на этот раз это маленькое, скромное «но». Видите ли, Мари не хочет уехать, не повидавшись с вами. Она считает вас, как мне кажется, своим самым верным другом из всех, какие у нее когда-либо были. Ваше внезапное исчезновение лишь увеличило вашу значимость для нее. Я думаю, что лучше всего будет, если вы пойдете вместе со мной в пиццарню. Мы будем пить розе и ждать Мари.
– Вы ошибаетесь, – сказал я. – Нет. Я теперь больше не могу ходить с вами в пиццерию, я больше не могу пить с вами розе. Я больше не могу с вами ждать.
Он отступил на шаг и нахмурил лоб.
– Вы не можете? Почему? Мари заупрямилась, она во что бы то ни стало хочет вас видеть. Мы наверняка уедем в течение этого месяца. Все решено. Но Мари хочет перед отъездом еще раз увидеть вас. Вы не можете отказать ей в такой малости.
– К чему это? Я терпеть не могу торжественно отмечать расставания, ненавижу все эти последние и предпоследние встречи. Она уезжает с вами. Это решено. Ну что ж, пусть она уедет немного обеспокоенной. Не может же она иметь все.
Он пристально посмотрел на меня, словно надеялся благодаря этому лучше понять мой ответ. Но я не дал ему времени на размышление. Я пошел прочь и почувствовал, что он смотрит мне вслед.
Когда я поднимался по лестнице отеля, хозяйка окинула меня недобрым взглядом. На лице ее появилась злобная улыбка. Мне показалось, что за сегодняшний день ее зубы стали длиннее, острее и белее. Она привстала, и ее огромная грудь вылезла из окошечка.
– Ну?
– Что «ну»? – спросил я.
– Где справка, что вы записаны в очередь на пароходе? К тому же учтите, что ваша комната с пятнадцатого сдана. Да вы все равно должны до этого времени уехать.
Я подумал, что все эти месяцы она лишь прикидывалась хозяйкой, а в действительности была платным полицейским агентом, своего рода тайным вышибалой. Я даже стал сомневаться сильнее, чем когда бы то ни было, в том, что она обыкновенная женщина, – я ведь видел ее всегда только в окошечко. Бог знает, что у нее было ниже бюста, быть может, рыбий хвост. Я немедленно повернул назад.
Я отправился на улицу Республики. В конторе «Транспор маритим» толпились люди. Очередной пароход отправлялся восьмого. Все места на него были уже давно распределены. Я смог записаться даже не на следующий, а только на третий пароход. Причем мне заявили, что билет мне выдадут лишь в том случае, если я предъявлю разрешение на выезд.
Я вышел из конторы и остановился перед витриной «Транспор маритим», чтобы разглядеть выставленную там модель парохода. Разрешение на выезд давалось тем, кто имел деньги на дорогу наличными и кто внес налоговый сбор. Корсиканец должен мне помочь выручить мои деньги из португальского банка. Мне необходимо сейчас же с ним посоветоваться.
В этот момент кто-то коснулся моей руки.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Мари. – Быть может, ты тоже хочешь уехать? Мы привыкли к тому, что ты творишь чудеса. Я совершенно не удивлюсь, если вдруг в открытом море ты вылезешь из трубы нашего парохода…
Я опустил глаза и увидел ее каштановые волосы.
– Ты всегда давал бы мне советы и приходил бы на помощь. Я никогда не была бы одна.
Я уцепился за слово.
– Одна?
Мари отвернулась, словно сказала лишнее.
– Конечно, я хочу сказать, одна с ним… Где ты был все это время? Я искала тебя повсюду. В этом проклятом городе никогда не находишь того, кого ищешь. Встретишься лишь случайно. За эти дни многое произошло. Мне снова нужен твой совет. Пошли!..
– Мне некогда.
Я сунул руки в карманы так, что большие пальцы оставались наружу. Тогда она взяла меня за большой палец правой руки и потащила за собой на другую сторону улицы в огромное уродливое кафе, что на углу улицы Республики и площади перед Старой гаванью. У одного из окон сидела та толстая, прожорливая дама, которая все еще не могла проесть свои дорожные деньги. Чех, который со дня моего приезда в Марсель собирался пойти добровольцем в английскую армию, с мрачным и решительным видом пересек кафе и стал у стойки. Я увидел также, как мимо стеклянной двери прошел тот молодой человек, которому отказали в американской транзитной визе из-за судимости.
Все эти бессмысленные встречи с безразличными мне людьми подавляли меня своей упрямой неизбежностью. Мари подперла голову правой рукой, левой она все еще сжимала мой большой палец. Я мог ее повсюду встретить. Я должен был повсюду с ней сталкиваться. Я перестал упираться и спросил:
– Что случилось, Мари? Чем я могу тебе помочь?
Она прислонила голову к моему плечу. В ее взгляде было нечто такое, о чем я даже не смел мечтать и чего я еще никогда не видел, – безграничное доверие. Я взял ее руку в свои ладони. У меня возникло предчувствие, что сейчас я услышу нечто, что будет для меня новым и удивительным. Но предчувствие это обмануло меня. Она сказала:
– Ты ведь еще не знаешь, что я на самом деле получила визу. Мексиканцы выдали мне ее на руки. Мне не хватает теперь только транзитных виз.
– Для этого тебе не нужен мой совет. Ступай к американскому консулу, он все сделает.
– Я уже была у консула. Да, он намерен все сделать. Вот моя повестка. Мне выдадут транзитную визу двенадцатого числа. Но пароход уйдет, видимо, восьмого. Ты ведь не думаешь, что мой друг, который не хотел ждать, пока я получу визу, станет теперь задерживаться из-за того, что у меня нет транзитной визы?
– Неужели ты, когда была у консула, ничего не могла придумать, – спросил я, – чтобы тебя вызвали на несколько дней раньше? Ты не смогла привести какой-нибудь разумный довод или хоть соврать что-нибудь? Неужели ты не тронула его одним своим видом?
– Не нужно надо мной смеяться. Мой вид его нисколько не тронул. А я не нашлась, что сказать. Из моих документов консул узнал, что я получила визу, как лицо, сопровождающее писателя Вайделя. Он спросил меня, почему я не пришла к нему вместе с Вайделем, который совсем недавно был у него на приеме. Я сказала, что только что получила визу в Мексику. Я была рада, что могла выжать из себя хоть эти слова. Я насмерть перепугалась. Подумай, он недавно был в консульстве! Недавно!
– За это время он мог уже десять раз уехать! – воскликнул я.
– Каким пароходом? Ведь совсем недавно он был у американского консула. Ведь не мог же он в самом деле уехать на пароходе-призраке. А может быть, он уехал через Испанию? Так или иначе, он еще недавно был здесь. Он был здесь, и я была здесь. А мне ведь все эти последние недели уже казалось, что он умер.
– Мари! Что ты говоришь? – крикнул я, – Ведь я сам тебе как-то подал эту мысль, но ты только рассмеялась и в ответ сказала мне что-то злое…
– Да? Я рассмеялась?… Сколько лет прошло с тех пор, как я смеялась? Ведь я еще молода. Погляди-ка вон в то зеркало.
Я обернулся. Я был глубоко потрясен. Я был потрясен, когда увидел в зеркало нас обоих, сидящих рядом, рука в руке.
– Я сама вижу, что молода, – продолжала она. – Как это возможно, что я еще молода? Совсем молода? Почему мои волосы не поседели? Ведь уже сто лет прошло с тех пор, как немцы подошли к Парижу. Ты меня никогда не расспрашивал об этом времени. В этом городе людям задают только один вопрос: «куда?». И никогда не спрашивают: «откуда?».
Мой друг – я, конечно, имею в виду моего первого друга, того, другого, настоящего, – как только началась война, отвез меня в деревню, чтобы меня не забрали в лагерь. Почему он не захотел, чтобы я осталась в Париже вместе с ним? Я ведь тебе уже говорила, что он был тяжелый человек, да к тому же больной, и что чаще всего ему хотелось быть одному. И вот в тот деревенский дом, где я поселилась, стал ходить мой нынешний друг. Он пришел туда как врач. Его вызывали к больному ребенку. Он был добр ко всем. Он часто приходил, а я была одна, и мы друг другу понравились. А немцы подходили все ближе и ближе. Я испугалась и поехала в Париж, потому что вдруг выяснилось, что немцы стоят у самого города. Я бросилась разыскивать своего друга – я имею в виду первого, настоящего, – но не нашла его в нашей квартире, дом, в котором мы прежде жили, стоял заколоченный. Никто не знал, куда делся мой друг. Из окон собора Парижской богоматери были вынуты витражи. Все бежали из Парижа. Я увидела женщину, которая везла в тачке мертвого ребенка. Я была одна. Я бегала по улицам мимо груженных скарбом повозок, как вдруг тот, другой, второй, окликнул меня на Севастопольском бульваре. Мне это показалось чудом, перстом божьим. Но на самом деле это вовсе не было чудом, это вовсе не было перстом божьим. Это было простым совпадением, но оно казалось предначертанием судьбы. Так я себя и настроила тогда. Я села в его машину. «Не беспокойся, – сказал он, – я перевезу тебя через Луару».
