Это былъ прекрасный мальчикъ съ голубыми глазами и курчавыми русыми волосами, немного неуклюжій по походкѣ и осанкѣ своей, но великодушный и мягкосердечный. Онъ любилъ всѣхъ безъ исключениія, кто былъ добръ и ласковъ къ нему, любилъ своего пони и лорда Саутдауна, подарившаго ему эту лошадку (онъ краснѣлъ всякій разъ, когда приходшіось ему видѣть этого великодушнаго нобльмэна), любилъ грума, который ухаживалъ за пони, кухарку Молли, набивавшую на ночь его мозгъ фантастическими сказаніями о духахъ, и начинявшую его желудокъ сладкими лакомствами послѣ обѣда, любилъ компаньйонку Бриггсъ, надъ которой иногда подтрунивалъ изподтишка; но больше всѣхъ любилъ отца, который въ свою очередь питалъ необыкновенную привязанность къ малюткѣ Родѣ. Теперь, когда было ему около восьми лѣтъ, сердечныя наклонности его выяснились и опредѣлились. Прекрасное видѣніе блестящей мама, съ нѣкотораго времени, исчезло. Впродолженіе послѣднихъ двухъ лѣтъ Ребекка почти не говорила съ сыномъ. Она не любила его. У него были корь и коклюшъ. Онъ надоѣлъ ей. Однажды онъ выбрался потихоньку изъ своихъ верхнихъ областей, и остановился на площадкѣ передъ лѣстницей, привлеченный сюда звуками голоса своей матери, распѣвавшей новѣйшіе романсы лорду Стейну. Вдругъ дверь гостиной отворилась, и маленькій лазутчикъ, забывшійся подъ музыкальную мелодію, былъ открытъ.
Двѣ громкія пощечины служили юному Родону достойнымъ наказаніемъ за нескромное любопытство. Лордъ Стейнъ, свидѣтель этого безъискуственнаго обнаруженія характера мистриссъ Бекки, захохоталъ. Горемычный Родя, подавляемый душевною тоской, побѣжалъ на кухню искать утѣшенія въ обществѣ своихъ друзей.
— Вѣдь я не оттого, что больно, всхлипывалъ маленькій Родонъ, — только… только…
Слезы и рыданія заглушили недоконченную мысль. Было ясно, что сердце малютки обливалось кровью.
— Почему жь я не могу слушать, какъ она поетъ? Почему бы ей не спѣтъ что-нибудь и для меня? Вѣдь поетъ же она этому плѣшивому джентльмену съ большими клыками.
Эти и другія подобныя восклицанія поминутно вырывались изъ устъ огорченнаго малютки. Кухарка носмотрѣла на горничную, горничная взглянула на лакея, и великій инквизиціонный приговоръ кухоннаго комитета былъ въ эту минуту окончательно произнесенъ надъ мистриссъ Бекки.
Послѣ этого событія, равнодушіе матери превратилось почти въ ненависть, и сознаніе того, что въ домѣ у нея былъ сынъ, послужило для мистриссъ Бекки какимъ-то страннымъ и болѣзненнымъ упрекомъ. Одинъ взглядъ на малютку безпокоилъ ее и тревожилъ. Страхъ, сомнѣнія и невольное чувство антипатіи заронились мало-по-малу въ душу юнаго Родона. Мать и сынъ были нравственно разъединены съ той минуты, какъ незаслуженный ударъ поразилъ дѣтскую щеку.
Лордъ Стейнъ не любилъ также юнаго Родона. При каждой случайной встрѣчѣ, маркизъ саркастически раскланивался съ малюткой, дѣлалъ ему колкія замѣчанія, или смотрѣлъ на него какими-то дикими глазами. Родонъ смѣло выдерживалъ этотъ взглядъ, и еще смѣлѣе сжималъ свои миньятюрные кулаки въ догонку лорду Стейну. Онъ зналъ своего врага, и этотъ джентльменъ, одинъ изъ всѣхъ посѣтителей дома, возбуждалъ рѣшительный гнѣвъ въ его дѣтскомъ сердцѣ. Однажды. каммердинеръ подмѣтилъ, какъ онъ сжималъ свои кулаки въ корридорѣ надъ шляпой лорда Стейна. Каммердинеръ нашелъ это обстоятельство чрезвычайно забавнымъ, и разсказалъ о немъ кучеру лорда Стейна; кучеръ передалъ это вполнѣ лакею лорда Стейна и всей вообще джентлъменской челяди. И вскорѣ послѣ этого событія, когда мистриссъ Родонъ Кроли появилась въ домѣ на Гигантскомъ Скверѣ, швейцаръ, отворявшій двери у подъѣзда, ливренные лакеи въ корридорѣ, каммердинеры въ бѣлыхъ жилетахъ, докладывавшіе громогласно отъ порога до порога о прибытіи полковника и мистриссъ Родонъ Кроли, всѣ до одного уже знали, какое понятіе они должны составить объ этой великолѣпной леди. Человѣкъ, стоявшій за ея стуломъ впродолженіе обѣда; охарактеризовалъ ее въ рѣдкихъ чертахъ долговязому лакею въ пестрой ливреѣ. Bon Dieu! какъ неумолимъ и страшенъ этотъ инквизиціонный судъ лакейскаго и кухоннаго комитета! Вотъ передъ вами женщина на балу, въ блестящемъ салонѣ, окруженная десятками вѣрныхъ обожателей, на которыхъ поперемѣнно падаютъ ея искрометные взгляды, она разодѣта по всѣмъ правиламъ послѣдней моды, нарумянена, завита, и на улыбающихся щекахъ ея вы читаете отраженіе совершеннѣйшаго счастья; но вотъ тихими шагами подкрадывается къ ней Обличительное Открытіе подъ фигурой напудреннаго лакея въ широкихъ шальварахъ, который обходитъ почтеннѣйшую публику съ порціями мороженнаго на серебряномъ подносѣ, и вслѣдъ за нимъ выступаетъ Роковая Клевета въ формѣ неуклюжаго парня, который на другомъ подносѣ, разноситъ по залѣ вафельные бисквиты. Смѣю васъ предупредить, сударыня, что эти люди, не дальше какъ сегодня ночью, разболтаютъ вашу тайну въ трактирахъ и харчевняхъ. Джемсъ и Чарльзъ заведутъ на вашъ счетъ дружескую бесѣду за своими трубками и оловянными кружками пива. Я совѣтовалъ бы нѣкоторымъ особамъ, выступающимъ на Базаръ Житейской Суеты, окружить себя глухонѣмою прислугой, которая притомъ не умѣетъ ни читать, ни писать. Если вы виноваты — трепещите. Этотъ малый за вашимъ стуломъ разыгрываетъ роль янычара, и въ карманѣ его плисовыхъ панталонъ припрятанъ роковой снурокъ. Если вы не виноваты, старайтесь по крайней мѣрѣ, соблюдая наружныя приличія, избѣгнуть всякихъ поводовъ къ гнусной клеветѣ, которая, такъ или иначе, можетъ погубить васъ.
Виновата, или нѣтъ, была мистриссъ Бекки? Кухонный и лакейскій комитетъ уже составилъ противъ нея обвинительный актъ.
Вы и я очень хорошо понимаемъ основной принципъ лакейскаго суда. Старикъ Реггльсъ видѣлъ собственными глазами, какъ, среди безмолвія полночныхъ часовъ, карета лорда Стейна подъѣзжала къ домику на Курцонской улицѣ, и на этомъ основаніи довѣренность его, Реггльса, къ мистриссъ Родонъ возрасла до безграничной степени.
Мы думаемъ однакожь, что она была не виновата, хотя лакеи съ нѣкотораго времени указывали на нее какъ на погибшую жертву. Это разумѣется нисколько не компрометировало положенія ея въ обществѣ, и она смѣло поднималась на верхнія ступени подмостковъ житейскаго базара.
Не знаю, почему, пришла мнѣ въ голову горничная Молли, наблюдавшая однажды по-утру, какъ паукъ работалъ на потолкѣ вокругъ своего хитросилетеннаго гнѣзда. Трудолюбивое насѣкомое сначала очень забавляло простодушную Молли; но потомъ, наскучивъ наблюденіемъ, она подняла свою щетку и однимъ взмахомъ уничтожила и работу, и художника. Странная идея!..
* * *
Дня за два до святокъ, мистриссъ Бекки, Родонъ и маленькій ихъ сынъ собрались въ дорогу, чтобъ провести это праздничное время въ резиденціи своихъ предковъ, на Королевиной усадьбѣ. Бекки была бы очень рада оставить своего шалуна, еслибъ леди Дження заранѣе не пригласила ихъ всѣхъ, и особенно своего маленькаго племянника, котораго она еще ни разу не видала. Ктому же Родонъ Кроли, скрѣпя сердце, сдѣлалъ выговоръ женѣ за ея совершенное невниманіе къ сыну.
— Вѣдь это прекраснѣйшій мальчикъ во всей Англіи, сказалъ оскорбленный отецъ тономъ упрека, — а ты, Бекки, совершенно равнодушна къ нему. Какъ тебѣ не стыдно? Не мнѣ бы говорить, и не тебѣ бы слушать, а право, Бекки, ты больше кажется заботишься о своей болонкѣ, Нѣтъ ужь, извини, онъ поѣдетъ съ нами. Онъ не будетъ надоѣдать тебѣ; дома онъ станетъ проводить время въ дѣтской, а дорогой мы поѣдемъ вмѣстѣ, на имперіалѣ. Ты можешь сидѣть себѣ спокойно въ каретѣ.
— А ты между-тѣмъ станешъ надъ моей головой покуривать свои гадкія сигары, замѣтила мистриссъ Родонъ.
— Запахъ этихъ сигаръ когда-то нравился тебѣ, Бекки, отвѣчалъ супругъ.
Бекки засмѣялась, ей всегда было весело.
— Въ ту пору, мой другъ, я стояла покамѣстъ на перепутьи своей жизни: какъ ты этого не понимаешь? сказала мистриссъ Родонъ, — пусть Родонъ ѣдетъ съ тобою, и ты можешь, если хочешь, дать ему сигару.
Но мистеръ Кроли не считалъ нужнымъ вооружать сигарой своего маленькаго сына, хотя сигара могла бы служить для него согрѣвательнымъ средствомъ въ зимнюю дорогу. Отецъ и компаньйонка Бриггсъ окутали мальчика шалями, и въ темное утро при свѣтѣ фонарей гостинницы «Бѣлаго Коня», юный Родонъ бережно и почтительно вознесенъ былъ на кровлю дилижанса.
Это было первое путешествіе юнаго Родона въ то мѣсто, которое отецъ его продолжалъ до сихъ поръ называть своимъ домомъ. Съ восторгомъ увидѣлъ онъ первый разъ восходъ зимняго солнца, и вся дорога представляла для него перспективу безпрерывныхъ наслажденій. Отецъ обстоятельно и подробно отвѣчалъ на каждый вопрось сына, разсказывая, кому принадлежалъ такой-то паркъ, и кто жилъ въ большомъ бѣломъ домѣ, что виднѣлся на правой сторонѣ. Мистриссъ Бекки между-тѣмъ сидѣла впутри кареты съ своей горничной, окутанняя соболями съ головы до ногъ, и окруженная флакончиками съ духами. Можно было подумать, что мистриссъ Родонъ еще ни разу не переносила всѣхъ этихъ трудностей поѣздки въ дилижансѣ, и ужь конечно никому не приходило въ голову, что лѣтъ за десять передъ этимъ, она, бѣдная гувернантка, принуждена была, въ дождливую погоду, взобраться на кровлю дилижанса, уступивъ свое мѣсто болѣе счастливому пассажиру.
