Тюилье (прерывая его). Ну, тогда ответы можно продавать отдельно.
Пуаре. Это что, каламбур?
Тюилье. Да! Такие ответы пригодятся для засола капусты.
Фельон. Прошу прощения, что прервал вас. (Снова погружается в свои папки с делами. Про себя.) Но зато они совсем забыли о господине Рабурдене.
А в это время между де Люпо и министром происходил разговор, который решил судьбу Рабурдена. Перед завтраком де Люпо пришел в кабинет его превосходительства, предварительно убедившись в том, что ла Бриер их не может услышать.
— Ваше превосходительство не играет со мной в открытую...
«Ну вот, теперь мы поссоримся из-за того, что его любовница вчера пококетничала со мною», — подумал министр.
— Я не ожидал, что вы такое дитя, дорогой друг, — сказал он.
— Друг? — подхватил секретарь министра. — А вот мы это сейчас узнаем.
Министр свысока посмотрел на де Люпо
— Мы одни — и можем объясниться. Депутат того округа, где находится мое поместье Люпо...
— А это в самом деле поместье? — спросил министр, смеясь, чтобы скрыть свое удивление.
— Да, я прикупил к своей усадьбе еще участки на двести тысяч франков, — небрежно бросил в ответ де Люпо. — Вам известно об уходе этого депутата уже десятый день, и вы не сочли своим долгом меня предупредить, хотя отлично знаете, что я хочу попасть в палату как член партии центра. А подумали вы о том, что я могу перейти на сторону доктринеров, которые поглотят и вас и монархию, если эта партия и в дальнейшем будет вербовать людей талантливых, не получивших признания? Известно ли вам, что в каждой нации наберется не больше пятидесяти — шестидесяти опасных вольнодумцев, ум которых равен их честолюбию? Умение управлять и состоит в том, чтобы найти их и либо отрубить их умные головы, либо купить этих людей. Не знаю, талантлив ли я, но честолюбив — бесспорно, и вы совершаете ошибку, не столковавшись с человеком, который желает вам добра. Коронование на миг всех ослепило, ну а потом?.. А потом опять пойдет словесная война, и споры, и речи, полные отравы... Что касается вас, то, смотрите, не загоните меня в левый центр, это будет некстати, поверьте мне! Несмотря на все ухищрения вашего префекта, которому, вероятно, даны тайные инструкции провалить меня, я все-таки получу большинство. Настала минута, когда нам необходимо до конца понять друг друга. Легкий удар по способу Жарнака иногда содействует укреплению дружбы. Мне дадут графский титул, и за все мои заслуги, вероятно, не откажут в большом кресте Почетного легиона. Но эти возможности меня волнуют меньше, чем одно обстоятельство, имеющее прямое отношение к вам. Рабурден еще не назначен, а сегодня утром я получил сведения, что вы доставите удовольствие очень многим, если предпочтете ему Бодуайе.
— Бодуайе? — воскликнул министр. — Да вы ведь знаете ему цену!
— Знаю, — отвечал де Люпо, — но как только его неспособность станет очевидна, вы избавитесь от него, попросив тех, кто ему покровительствует, пристроить его в другом месте. Таким образом, вы сможете предоставить в распоряжение своих друзей хороший директорский пост, а те помогут вам отделаться от какого-нибудь обременительного честолюбца.
— Я обещал Рабурдену...
— Да, но я не предлагаю вам сегодня же изменить ваше решение. Я знаю, как опасно говорить «да» и «нет» в один и тот же день. Отложите все назначения до послезавтра. А послезавтра вы сами придете к выводу, что сохранить Рабурдена невозможно; впрочем, вы получите от него самого прошение об отставке.
— Прошение об отставке?!
— Да.
— Почему?
— Он — орудие каких-то тайных сил, для которых широко занимался шпионажем во всех министерствах, и все случайно открылось, об этом везде идут разговоры; чиновники в ярости. Ради бога, не работайте сегодня с ним, позвольте мне избавить вас от этого под каким-нибудь предлогом. Отправляйтесь к королю во дворец, я уверен, что там многие будут довольны вашей уступкой относительно Бодуайе, и вы, бесспорно, добьетесь кое-чего взамен. А впоследствии никто вам не помешает прогнать этого болвана, ибо вы действуете, так сказать, по приказу свыше.
— Кто заставил вас так резко изменить свое отношение к Рабурдену?
— Разве вы стали бы помогать Шатобриану писать статью против министерства? Ну вот, прочтите, например, как Рабурден в своем исследовании аттестует меня, — сказал де Люпо, протягивая министру листки рукописи. — Он создал план целой системы управления, вероятно, в интересах какого-то сообщества, которое нам неизвестно. Я сохраню с ним дружеские отношения, чтобы следить за ним; мне кажется, я окажу этим большую услугу, за которую получу звание пэра (ибо стать пэром — единственный предмет моих желаний). Будьте уверены, что я не жажду ни министерского поста, ни чего бы то ни было, что могло бы затронуть ваши интересы; я мéчу только в пэры, это даст мне возможность жениться на дочери какого-нибудь банкира, которая принесет мне двести тысяч ежегодного дохода. Поэтому дайте мне повод оказать правительству незабываемую услугу, чтобы королю было доложено обо мне как о спасителе престола. Я уже давно утверждаю, что либерализм больше не будет давать нам регулярных сражений; он отказался от заговоров, от карбонаризма, от вооруженных восстаний, он уже ведет подкоп и готовится к решительному перевороту, чтобы заявить: «Убирайся, я сяду на твое место!» Неужели вы думаете, что я сделался поклонником жены какого-то Рабурдена ради собственного удовольствия? Ничуть! У меня уже были кое-какие сведения! Итак, я обращаюсь к вам сегодня с двумя просьбами: отложите назначение и искренне содействуйте моему избранию. Вы увидите, к концу сессии я вам с лихвой заплачу мой долг!
Вместо ответа министр протянул ему список готовых назначений.
— Итак, я пошлю сказать Рабурдену, что вы откладываете встречу с ним до субботы, — сказал де Люпо.
Министр кивнул в знак согласия. Вскоре во дворе показался министерский курьер. Он явился к Рабурдену и предупредил его, что занятия с министром переносятся на субботу, когда палата рассматривает только ходатайства и министр свободен целый день.
Именно в эту минуту Сайяр и ввернул в разговоре с женою министра заранее приготовленную фразу, на которую та с достоинством отвечала, что не вмешивается в государственные дела, но, впрочем, слышала, будто бы г-н Рабурден уже назначен. Сайяр в ужасе поднялся к Бодуайе, где оказались Дюток, Годар и Бисиу; все четверо были в неописуемом исступлении, ибо заняты были чтением беспощадных строк, в которых Рабурден давал оценку чиновникам канцелярии.
Бисиу (тыча пальцем в какую-то строку). А вот и про вас тут есть, папаша Сайяр:
«Сайяр. Кассы следует упразднить во всех министерствах, каковые должны иметь текущие счета в казначействе. Сайяр богат и в пенсии совершенно не нуждается».
Хотите посмотреть, что говорится о вашем зяте? (Листает рукопись.) Вот:
«Бодуайе. Совершенно неспособен. Уволить без пенсии. Богат».
А наш друг Годар? (Листает рукопись.)
«Годар. Уволить. Дать пенсию, равную одной трети его оклада».
Словом, все мы тут. Я, видите ли, «артистическая натура», мне рекомендуется работать для Оперы, для Меню-Плезир, для Музеума, оплата из средств цивильного листа. «Очень одарен, нет выдержки, к усидчивому труду неспособен, характер беспокойный». Ну подожди, я припомню тебе эту «артистическую натуру»!
Сайяр. Упразднить всех кассиров? Чудовищно!
Бисиу. А что он пишет относительно нашего загадочного Деруа?
«Деруа. Человек опасный тем, что непоколебимо верен принципам, враждебным всякой монархической власти. Будучи сыном члена Конвента, восхищается Конвентом и может стать опасным публицистом».
Бодуайе. Даже полицию перещеголял!
Годар. Я подам через секретаря министра жалобу по всей форме; если подобный человек будет назначен, мы все должны уйти в отставку.
Дюток. Послушайте меня, господа! Если мы сейчас взбунтуемся, — скажут, что мы сводим личные счеты! Нет, вы лучше потихоньку распустите слухи. А когда все министерство возмутится, тогда ваши действия будут всеми одобрены.
Бисиу. Дюток хочет действовать по принципам знаменитой арии дона Базилио, созданной великим Россини и свидетельствующей о том, что прославленный композитор был также незаурядным политиком! Предложение Дютока кажется мне разумным и уместным. Я намерен завезти Рабурдену завтра утром мою визитную карточку; на ней будет напечатано: «Бисиу», а внизу: «Нет выдержки, к усидчивому труду неспособен, характер беспокойный».
Годар. Это хорошая мысль, господа! Давайте все закажем такие же карточки, и пусть Рабурден получит их завтра утром.
